изображал вполне достоверно.
Почувствовав возможность избавиться от странных сокамерников, бравые сидельцы также преисполнились энтузиазмом и своими криками подняли на ноги всю охрану. Через считаные минуты в камеру вбежало с десяток тюремщиков. Расставили способных стоять арестантов вдоль стен, ноги в стороны, руки за голову. После чего вошел кто-то главный с нашивками сержанта.
– И что здесь за шум? Кому захотелось плетей отведать?
– Господин сержант, господин сержант! – Почувствовав себя в безопасности, бандиты наперебой сдавали опасных соседей. – Вот эти двое, они Башню, то есть арестованного Гийома, убили. Прямо напали и убили, задушили, горло перерезали, глаза выдавили.
Сержант подошел к телу, осмотрел раздувшееся колено, привычно проверил пульс.
– Жив, собака.
Потом неодобрительно посмотрел на виновников. Наметанным глазом отметил и чистые руки, и спокойные взгляды, и по-дворянски прямые спины.
– Этих двоих – на допрос.
Тюремщики набросились на двоих друзей, сноровисто связали руки за спиной и вывели из камеры.
Оставшиеся злорадно переглянулись. Допрос – это хорошо, это обязательные пытки, на которые весьма изобретателен местный палач. Не убьет, но в камеру эти двое на своих двоих не вернутся. По себе знают. Тут-то им счет и предъявят.
А сержант с чистой совестью оставил покалеченного бедолагу в камере. Чего, действительно, суетиться? Завтра всю оставшуюся компанию ждет суд. Приговор инвалид выслушать сможет, а там сразу и конец. Петлю на шею добрые палачи накинуть помогут, а последующему танцу с пеньковой тетушкой разорванное колено никак не помешает.
Пока де Камбре и де Савьера волокли по коридору, оба вели себя спокойно. Но когда выяснилось, что допрашивать их собираются в разных камерах, дружно решили, что игру в поддавки надо заканчивать. Если магу волноваться было нечего, то у виконта, да еще и когда-то добровольно лишившегося магических сил, допрос энтузиазма не вызывал. Страшно было, если честно. Можно, конечно, было назваться полным титулом, только какой же идиот поверит, что помятый оборванец и бродяга – один из первых вельмож королевства?
– Серж, завязываем с игрой, выручай!
И ничего не случилось. Не пронесся по полутемным тюремным коридорам смерч, не грянул жуткий, наземь бросающий смертных магический гром, даже огненный шар не завис перед растерянными конвоирами. Да они и не были растерянными – все так же серьезны и деловиты.
Только де Савьер спокойно сказал:
– Сержант, нас обоих на допрос к офицеру.
И тот так же спокойно приказал:
– Этих двоих на допрос к господину капитану.
Тюремщики лишь пожали плечами – мол, начальству виднее, у него свои причуды, и, развернувшись, повели арестантов назад. Из подвалов по узкой и крутой лестнице подняли на первый этаж, потом, уже по широкой и пологой, на второй.
Встречные с удивлением смотрели на странную процессию, которая не должна была даже появляться в этой части здания. Но арестованные вели себя тихо, конвоиры были целеустремленны, все инструкции – соблюдены. Так что вопросов никто не задавал – пусть у начальства голова болит.
Кабинет заместителя коменданта тюрьмы не поражал воображение ни размерами, ни обстановкой. Все строго и аккуратно, без роскоши и излишеств. Капитан как раз изучал отчет кладовщика о соблюдении норм расходования цепей, веревок, кнутов, жаровен и прочего необходимого в тюремном деле инвентаря. Удивленно подняв глаза, он с интересом уставился на вошедшего сержанта, четко, по уставу доложившего, что неизвестные арестанты доставлены во исполнение его, господина капитана, приказа.
Две немытых и нечесаных личности в драных обносках и с заведенными за спину руками жались у двери, конвоиры в офицерский кабинет войти не решились.
Поскольку капитан твердо знал, что такого приказа не отдавал, он набрал полную грудь воздуха для краткой и эмоциональной лекции на предмет идиотизма подчиненных, но, подумав, лишь кивнул и добавил:
– Оставьте нас.
Сержант четко повернулся и ушел с чувством выполненного долга. На то, что начальство смотрело на него уже с изумлением, внимания не обратил. По морде не съездили, даже не отругали, и слава Спасителю.
– Ну и что это значит? – Тюремщик остался сидеть, даже не попытался поднять тревогу. Он вообще не выглядел взволнованным. – Вы что, обормоты, всерьез в побег собрались?
– Даже и не думали, капитан, – ответил оборванец с изуродованной шрамом щекой. Тот, что пошире в плечах.
Однако. Обратиться к офицеру без обязательного, с детства розгами вбитого «господин»? Это кто же такой пожаловал? Конвою головы задурил не напрягаясь. Не опасно, разумеется, тюрьма с расчетом на всяких гостей строилась. Но интересно. Во всяком случае, именно в этом кабинете большинство заклятий просто не действовали.
– Серж, передай, будь любезен. – Говоривший протянул руку.
Его приятель прямо из-за пазухи достал внушительный кругляш из серого металла. Шлюхи в борделе! Это еще что?! Их не обыскали?! Ну, идиоты из охраны, доберусь я до вас!
Но все же, что, твою сестру, здесь происходит?
Он взял кругляш, рассмотрел… Дерьмо! Эту штуку он видел лишь нарисованной. Когда год назад немолодого уже лейтенанта только назначили заместителем коменданта взамен погибшего при обороне города предшественника, к нему пришел командир гарнизона и показал рисунок этого самого медальона. С выгравированным на одной стороне личным гербом его величества, а на другой – плахой с топором. Очень запоминающийся, надо признать, медальон. На всю жизнь запоминающийся.
Командир гарнизона заставил лично, своей рукой подписать предписание об обязанности выполнять указания всякого, кто его предъявит. И молчать о нем под страхом смерти лютой, личным врагам короны предписанной.
Потом уже комендант тюрьмы, седой майор, всю жизнь прослуживший в этом узилище, за бутылкой вина успокоил. Сказал, что на подобные страсти можно спокойно плевать, поскольку он, майор, ни разу за тридцать лет ни с чем подобным не сталкивался и в будущем рассчитывает не столкнуться. У них, тюремщиков, жизнь простая. К играм сильных мира сего отношения не имеющая. Приказали – держим в тюрьме. Приказали – отпустим.
Есть, конечно, еще кое-какие дела, но по большому счету – так.
И вот на тебе. Лежит перед ним, капитаном, этот клятый медальон. А вдруг подделка? Прикажет сейчас отпустить, выполнишь, а тебе потом твой же палач волосы обреет. По самую шею.
– Кто вы и что вам надо? – От волнения голос господина заместителя коменданта охрип.
– Дезертиры мы, господин капитан. – Голос того, что пошире, зазвучал угодливо.
Ага, прямо-таки настоящие дезертиры, сумевшие немалого размера медальон от обыска утаить. Интересно, где они его прятали? На всякий случай трогать эту штуку не следует. Действительно, мало ли где.
– Нас надо в гарнизон отвести, для придания военно-полевому суду, – продолжил оборванец.
Что-то ты, родной, больно весело о суде говоришь, у которого приговоров для дезертиров только три: розги до полусмерти, плаха да виселица. Впрочем, это твое дело. А нам – облегчение. Сейчас направить донесение в комендатуру, потом сдать их военным с рук на руки и забыть. Основательно так забыть, чтобы потом, не дай Спаситель, где не надо
