Переходя к исследованию субъекта данного преступления, отметим, что все перечисленные выше признаки субъективной стороны в равной степени относятся и к общему субъекту, которым может быть любое вменяемое лицо, достигшее возраста 16 лет (ч. 1 ст. 144 УК РФ), и к специальному субъекту, предусмотренному ч. 2 исследуемой нами нормы.
По поводу общего субъекта вопросов, как правило, не возникает. Трудности в правоприменительной практике и разногласия в толкованиях связаны в основном со специальным субъектом, который мы рассмотрим более подробно.
Часть 2 ст. 144 УК РФ указывает на один квалифицирующий признак – воспрепятствование в форме принуждения, совершенное лицом с использованием своего служебного положения, и предусматривает за это деяние повышенную ответственность.
Таким лицом, использующим служебное положение для принуждения журналиста, может быть любое должностное лицо, в том числе, представители органов власти и самоуправления.
Мы не случайно выделяем в понятии должностного лица представителей власти, поскольку наибольшее число преступлений в отношении журналистов приходится в нашей стране именно на эту категорию специальных субъектов. В следующей главе нашей работы мы подробно остановимся на этом вопросе, в цифрах, графиках и диаграммах представим его наглядно, а пока лишь обозначим, как существующий факт.
Между тем, авторы всех приводимых выше комментариев и учебной литературы деликатно обходят этот вопрос стороной. Дают понять, что субъектом преступления может быть только «должностное лицо средства массовой информации, где работает журналист, либо другое, использующее для этого свою работу в учреждении, предприятии, организации». Для убедительности своих суждений приводят примеры принуждения с использованием служебного положения: «например, руководитель учреждения или предприятия издает приказ о недопущении журналистов на территорию соответствующего учреждения или предприятия». В комментарии под редакцией В.М.Лебедева и Ю.И.Скуратова по этому поводу говорится: «В этом случае виновный использует свои возможности, которые вытекают из его служебного положения». Учитывая, что авторы исключают из возможностей виновного совершение преступления с применением насилия или угрозы насилием, а также повреждение или уничтожение имущества, в числе способов воздействия на журналистов, в том числе и в квалифицированном составе, остаются лишь «обещание продвинуть по службе, либо наоборот, понизить и т. п.».
На наш взгляд, если бы законодатель придерживался тех же позиций, что и названные авторы, данное преступление находилось бы не в 19 главе особенной части УК, предусматривающей по видовому объекту наступление уголовной ответственности за посягательства на конституционные и политические права и свободы личности, а в 22-й или 23-й главах Уголовного кодекса, в ряду преступлений, ответственность за которые наступает, в связи с преступлениями в сфере экономической деятельности либо против интересов службы в коммерческих и иных организациях, за воспрепятствование законной деятельности предпринимателей или коммерческий подкуп. Возможно, руководствуясь этими принципами, законодатель вообще отказался бы от криминализации данного деяния и урегулировал бы отношения, связанные с деятельностью журналистов и редакций, с помощью трудового права. Но пока этого не произошло, несмотря на предпринятые попытки со стороны депутатов Государственной думы при принятии нового Уголовного кодекса в 1996 году исключить ст. 140(1), которая с 1991 года существовала в УК РСФСР, из числа норм, включенных в особенную часть проекта нового Закона. Только по настоянию общественности, с участием российского Фонда защиты гласности, и по требованию президента РФ она была восстановлена в качестве ст. 144 Уголовного кодекса, но в таком виде, который по ряду отмеченных выше причин делает ее практически неприменимой. Вместе с тем, в УК РФ вдвое увеличилось число составов преступлений, непосредственно угрожающих журналисту уголовной ответственностью за те или иные деяния. Сейчас в нем предусмотрено свыше 20 составов типично «журналистских» преступлений. Такой дисбаланс уголовного законодательства, на наш взгляд, лучше любой диаграммы и цифр дает представление о том, какой специальный субъект противостоит журналистам.
Как видим, против них выступают сильные и влиятельные противники, представляющие не только исполнительную, но и законодательную власть. В противном случае, не появилось бы в новом Законе столько составов преступлений, субъектами которых выступают журналисты, и не было бы столько проблем с принятием единственной статьи УК РФ, гарантирующей охрану их политических и конституционных прав.
Вот почему случай с полковником милиции Никищенко и журналистом Черновой мы не считаем исключением из правила. Факты бездействия закона, приведенные в данном примере, и безнаказанности должностных лиц, представляющих властные полномочия, оседая и накапливаясь в общественном сознании, поощряют произвол во всех сферах общественной жизни и на всех этажах власти. То же самое происходит и в сфере деятельности СМИ. Произвол, вызванный нарушением главного принципа уголовного права о неотвратимости наказания, стал нормой, по которой развивается сегодня большинство конфликтов, связанных с профессиональной деятельностью журналистов, поощрительным элементом для совершения новых, еще более тяжких преступлений.
Выводы
Общий вывод, который мы можем сделать из анализа нашей работы, может быть только один: бланкетная диспозиция данной нормы – не лучший способ изложения основных и дополнительных признаков состава преступления, предусмотренного данной статьей, т. к. это затрудняет буквальное толкование закона, предполагающее совпадение содержания и смысла нормы закона с ее словесным выражением. Трудности, возникающие в уяснении содержания объекта преступления, объективной стороны и других элементов состава, не идут на пользу правоприменительной практике и вызывают разночтения при квалификации данного преступления и не позволяют судам и правоохранительным органам применить эту норму на практике. К сожалению, как мы уже успели заметить из приведенных выше примеров, подобное разночтение встречается не только в случаях применения данной правовой нормы, но и в учебной литературе, по которой готовятся студенты юридических вузов – будущие судьи, прокуроры и адвокаты.
Отсутствие единообразия в понимании смысла данной статьи Закона приводит к целому ряду негативных последствий.
Во-первых, сами потерпевшие, журналисты, на чьи права и профессиональные интересы посягает тот или иной субъект, не могут разобраться в том, какие именно их права нарушаются, чтобы правильно оценить ситуацию, и, в зависимости от этого, выбрать способ своей защиты: гражданский, административный или уголовно-правовой. Отсюда и высокая латентность данных преступлений. Потерпевшие оказываются не в состоянии точно сформулировать свои претензии для обращения в суд или в правоохранительные органы и потому не принимают никаких мер для установления справедливости.
Во-вторых, речь идет о преступлениях, субъектами которых нередко выступают политики, представители властных структур и другие VIP-персоны, наделенные специальными полномочиями. Равенство перед законом для многих из них до сих пор остается лишь декларативным понятием, а расплывчатость и неточность в изложении правовых норм является дополнительной возможностью избежать ответственности за целый ряд преступлений, совершаемых ими при исполнении должностных и управленческих функций. Все это неминуемо ведет к локализации возникающих конфликтов и еще больше усиливает степень латентности совершаемых в отношении журналистов преступлений – нарушения профессиональных прав работников СМИ большей частью оказываются внутренним делом редакций и самих журналистов.
Обращает на себя внимание еще один факт несовершенства данной нормы – отсутствие в ее конструкции указания на наказуемость деяний, связанных с воспрепятствованием законной профессиональной деятельности журналистов на стадии поиска и сбора информации, что существенно осложняет реализацию предоставленных им Законом «О средствах массовой информации» правомочий. Эти деяния, как правило, не влекут за собой наступления тяжких последствий для журналистов, поскольку они не связаны с принуждением в какой бы то ни было форме. Достаточно создать условия, препятствующие свободному доступу журналиста к общественно значимой информации, чтобы избежать ее дальнейшего распространения, не прибегая к криминальному насилию. Тем более что действующее российское законодательство это позволяет. Например, в Конституции РФ сказано, что у человека есть право на информацию о состоянии окружающей среды. Однако реализовать это право в полном объеме на практике оказывается невозможным даже для журналистов. Они вынуждены искать другие способы добывания сведений, в том числе и не вполне законными методами. В этом случае находится практическое применение всем 20 составам типично «журналистских» преступлений, о которых мы упоминали в связи с новациями УК РФ 1996 года, и единственная статья 144 УК РФ, которая предусматривает одну из важнейших гарантий (в виде охраны) свободы массовой информации не может этому противостоять.
