И сердце ее ухнуло куда-то вниз, словно упав с Эвереста — шагреневый колчан был практически пуст, если не считать одной-единственной стрелы. Она вспомнила, что расстреляла их все по мишени, еще до того, как погналась за подбитой пташкой. При ее-то точности стрельбы из лука одна стрела никак не могла ее спасти.
Все новые и новые пары красноватых глаз пронизывали Мрак — на выходе из чащи, на подбитой ежевичными кустами полянке они попадали под лунный прожектор, что вырисовывал их серебристо-серые морды на черном холсте ночного леса.
Правду ли говорят, что человеческое мясо сладкое? Усилием воли Като отогнала подобные мысли, решительно стискивая лук и единственную стрелу побелевшими от напряжения пальцами.
— Опусти лук и отдай стрелу, — донесся до нее приглушенный, рычащий голос.
Сомнений быть не могло — волколак, тот, чья шерсть блестела в лунном свете, как платиновая жила, а глаза горели красными углями — он говорил с ней.
— Она несъедобная, — дрожащим голосом попробовала отшутиться Като, силясь побороть страх и удивление. Она, конечно, подозревала, что хищная стая жаждет полакомиться ее мясцом, но она никак не ожидала, что перед смертью с ними придется еще и дискутировать.
Ответом ей было злобное рычание, раздавшееся со всех сторон, в том числе и сзади. Ее окружали, и спасаться бегством было слишком поздно.
— Отдай стрелу, чертовка, — волчий крик сошел на яростное рычание, конец фразы вышел невнятным.
— В лесу полно дичи, почему бы вам не пойти половить ее?
Злобный волчий хохот разрезал лесную тишину.
— Лоли все еще считает, что среди нас есть волки? — Истерично взвизгивая, хищники снова зашлись диким смехом.
— Отдай ты уже стрелу, что ты тянешь время, — в который раз повторил свою просьбу один из волколаков.
Като внезапно вспомнился агонизирующий, на глазах чернеющий получеловек-полузверь, убитый Матеем, герцогом Эритринским, на одной из полянок этого самого леса. Ложбинкой у основания шеи она чувствовала, как пульсация сердца передается висящему на черной ленточке герцоговскому подарку — серебряному кресту. И она догадывалась, что мешало волколакам растерзать ее в клочья. По крайней мере, благодаря чему теперь у нее есть шанс спастись.
* * *
Ювелир в кошачьем обличье, расставшись с Като, побродил еще немного и бесцельно по лесу и залег в зарослях ежевики близ большой открытой поляны. Он и не думал о поимке дичи, просто лежал, положив голову на передние лапы. Странные мысли заполонили его кошачью голову, и он чувствовал, что зацикливается на них.
Всего в нескольких шагах от него мелькнула мышь-полевка, но он был здесь не единственным хищником — с неба камнем упал серый лунь. Миг трепещущих крыльев, борьбы, мышиный визг, и удачливый охотник поднялся в воздух с добычей. А Гард снова остался один на один с какой-то необъяснимой тоской.
Солнце завершило свой дневной путь, скрылось за линией горизонта, отдав лес в лапы Тьмы. Далеко-далеко завыли волки. Где сейчас эта несносная девчонка? Небось, сидит в деревне, в тепле, и уминает свою свежепойманную и свежеприготовленную дичь. Тупая привычка вечно доказывать всем свое превосходство и крайнюю степень самодостаточности.
Повеяло прохладой, Гард поднялся и затрусил по направлению какого-то долетавшего до него запаха. Вернее, сразу нескольких запахов, какие может оставить лишь человек. Запах срубленной древесины. Легкие нотки выделанной шкуры. И последний ингредиент парфюмерной композиции под названием «Здесь был Человек» — запах пота — человеческого и лошадиного. Каков же флакон?
Прямо посреди леса — небольшая, покосившаяся от времени хижина, крытая досками и слоем скошенной травы. За ней — небольшой навес и когда-то стриженый куст калины. Где-то неподалеку шуршит река по каменистому дну. Чье это жилище? Безопасно ли будет остаться здесь на ночлег? Или здесь тоже можно ожидать незваных охотников за оружием? Оружие… А ведь оно у девчонки. И где теперь она сама?
Дверь в хижину была не заперта, и отворилась, когда Гард толкнул ее лапой. Хижина была пуста.
Кот покинул ветхое жилище и понесся к тому месту, где днем они расстались с Като. Он поискал ее следы, но их уже не осталось на траве и прошлогодних листьях. Кот пробовал различить ее запах среди сотен тысяч запахов леса, но либо ему не хватило для этого опыта, либо для такого кошачье тело не было приспособлено.
Снова волчий вой. Это недалеко. И их много! А что, если?..
Гард не бежал, а летел, расстилаясь над землей и еле успевая огибать деревья. Ему не хватало воздуха, сердце бешено колотилось, но он заставлял кошачьи лапы бежать все быстрее и быстрее. Страшно было подумать, что он может не успеть…
— Брысь! — Като замахнулась на волколаков луком. Надо быть осторожнее, решила она, ведь так они могут стянуть ее с дерева.
Волколаки полукругом расселись под тем самым дубом, который она подпирала спиной несколько минут назад. А теперь дерево приютило ее в своей кроне, и демонические твари, глядя, как она сжимает в руке свое оружие и серебряный крест и уверенно карабкается вверх, — подвывали от досады. Серый вожак этих демонов, если так можно было его назвать, наблюдая эту сцену, чуть прикрыл глаза, наверное, представляя, как она все-таки сорвется, уронит крест в траву, и сама полетит к нему прямо в пасть.
— Не дождетесь, сволочи, — крикнула девушка, крепче прижимаясь к шершавому стволу.
— «Что время мне? Я человечьих горестей не зная,Крадусь, я дикий зверь, легко ступаюПо лесу вязов, что мне домом стал.О жалкие людишки, о невежды, расплаты час настал!Стальному зверю в страхе поклонитесь,И руки смрадные с оружьем опустите —Когда моя пред вами наземь ляжет тень —Кровавой ночью станет день»!
— Тень на плетень, — передразнила патетичный слог серого вожака Като. Почувствовав себя в недосягаемости от демонов в кроне старого дуба, она мало-помалу обуздала свой безудержный страх. — Выдумали какую-то бестолковую пустую ересь, и рады…Я слышала, вы орудуете только в сумерках, ибо от дневной жары сами преете в ваших шкурах так, что куда там смраду рук, вспотевших от клинка!
— Ты будешь дерзить мне ровно до того часа, когда первые облачка начнут золотиться на горизонте и особенно багроветь, прямо аки твое тельце под кнутом, а я непременно выпорю тебя, едва на рассвете мне будет даровано человечье тело. И буду пороть, невзирая на все твои мольбы, за твой грязный язык, пока наземь не опустится Мрак, и тогда я отведаю твоей измученной плоти в облике зверя. Когда же Большое Светило снова одарит нас своими лучами — я прикажу своей кухарке зажарить и подать мне те косточки, на которых к утру еще останется хоть немного твоего мяса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
