Я покачала головой. Благодушные рассуждения Роберта о том, что мне нужен мужчина, довели меня до предела.
– Давай-ка, – сказал он, – я возьму вожжи, а ты поешь. И, бога ради, поправь шляпку. У тебя все кудри ветром выдуло наружу.
Я передала ему вожжи и натянула шляпку на голову, завязав ленты понадежнее. Шляпка была старая, принадлежала она миссис Гривз, которая вчера одолжила мне ее вместе со скромной коричневой накидкой. Они были мне велики, и я была похожа на маленькую девочку, переодевшуюся для игры, чтобы изображать жену фермера. Но хуже всего были юбки. Каждый раз, как я пыталась шагнуть, казалось, ноги мои запутываются в ярдах ткани. Дэнди выла от смеха и предупреждала меня, чтобы я семенила, как леди на ярмарке, а то упаду плашмя.
Роберт правил повозкой, когда мы въехали в Солсбери и направились в «Черного быка» возле конской ярмарки. Улицы были запружены народом, везде стоял теплый запах лошадиной плоти, самых разных лошадей цепочками вели по улицам. Мостовые были полны пирожников и булочников, громко звонивших в колокольчики. Цветочницы продавали вереск и веточки остролиста с яркими ягодами, и повсюду, куда ни глянь, сновали девчонки, торговавшие спичками, и посыльные, и носильщики, и уличные мальчишки, и лошадиные барышники, и глазевшие на них зеваки, а на углу стояла цыганка-гадалка.
Я взглянула на нее. Меня всегда тянуло к моему народу, хотя я почти не помнила ни языка, ни обычаев. Но мне смутно помнилось лицо матери в обрамлении темных волос, ее улыбка и колыбельные на странном языке.
Та женщина-роми торговала крючками для одежды, резными деревянными цветами и разными мелочами, лежавшими в большой плетеной корзине у ее ног. Под шалью у нее была кружечка и тщательно завернутая бутылка, и я видела, как многие мужчины останавливались и давали цыганке пенни, чтобы глотнуть из кружечки. Наверное, подумала я, она продает ворованный ром или джин. Крепкие напитки, которых приличная публика не употребляет, но в такой сырой день они помогают согреться. Цыганка почувствовала, что я на нее смотрю, обернулась и прямо уставилась на меня.
В другое время я бы под таким вызывающим взглядом спряталась за Роберта Гауера. Но тут я не спряталась, а сделала пару шагов вперед. В кармане у меня было шесть пенни, предназначавшихся до сего момента на ленты для Дэнди и конфеты для меня, но я шагнула вперед и протянула цыганке одну монетку.
– Предскажешь мне будущее? – спросила я.
Она склонила голову в грязном красном платке над моей ладонью.
– Дай еще пенни, – начала она. – Ясно не вижу.
– Ну, тогда предскажи мне неясное будущее за пенни, – хитро сказала я.
Но она внезапно оттолкнула мою руку и сунула мне пенни обратно.
– Не могу я тебе будущее предсказать, – быстро произнесла она. – Я тебе ничего не скажу, чего бы ты уже не знала.
– Почему? – спросила я. – Потому что я тоже роми?
На это она подняла глаза и расхохоталась, по-старчески надтреснуто.
– Ты не роми, – сказала она. – Ты гаджо до мозга костей. Ты землевладелица, дочь многих поколений сквайров, и ты все время жаждешь вернуться в их земли, так ведь?
– Что? – воскликнула я.
Она словно заглянула мне в голову и увидела детские мечты, которыми я ни с кем не делилась, кроме Дэнди.
Лицо ее сморщилось от издевательского смеха.
– О тебе все будут такого высокого мнения! – сказала она. – Ты, с твоей сестрой-цыганкой, с запачканным лицом и простыми повадками! Тебе придется лоб разбить и сердце разбить, если хочешь стать настоящей леди и править на своей земле, как они.
– Но у меня получится? – спросила я горячим шепотом, глянув через плечо, чтобы убедиться, что Роберт меня не слышит.
Цыганка встала и взяла корзину, чтобы уйти прочь, в толпу. Я удержала ее за шаль.
– Я стану леди? Найду свой дом?
Она обернулась. Лицо ее больше не смеялось, оно было нежным.
– Тебя приведут в их землю, – сказала она. – В конце концов, думаю, приведут. Твоя настоящая мама, а особенно ее мама. Это их жажду ты чувствуешь, глупышка. Они тебя приведут домой. И ты станешь своей в их земле, как они никогда не могли.
– А Дэнди? – поспешно спросила я.
Но бахрома шали выскользнула у меня из пальцев, и цыганка пропала.
Я мгновение подождала, вглядываясь в толпу. Потом увидела ее, ссутулившуюся – она пробиралась на другой угол площади, расправляя шаль. Она поставила корзину и присела на холодный камень. Я оглянулась в поисках Роберта, боясь, что потеряла его в толпе, но он был всего в паре ярдов, говорил с краснолицым мужчиной в сдвинутой на макушку шляпе.
– Убийца, – твердо говорил этот мужчина, – этот конь – настоящий убийца. Я его у тебя купил по-честному, а он чуть не убил человека. Его ничему не выучишь.
– Нет такой лошади, которую нельзя было бы выучить, – медленно произнес Роберт.
Он говорил очень тихо, сдерживая чувства.
– И я тебе его продал по-честному. Я тебе сказал, что купил его, чтобы на нем выступал мой сын, но мы не могли содержать коня, да и времени на его обучение тратить не могли. Мы проезжали через город, как тебе прекрасно известно, полгода назад, и я тебя предупреждал, что меня не будет, чтобы забрать коня, если он тебя не устроит. Но ты был уверен, что справишься, ты за него сущие гроши заплатил, потому что я тебя по-честному предупреждал, что он плохо объезжен и обращались с ним скверно, пока он ко мне не попал.
– Я не могу его продать! – прервал Роберта краснолицый, едва не пританцовывавший от нетерпения. – Я привел его сюда сегодня, продать под седло, так он сбросил покупателя в грязь и едва не сломал ему руку к чертям собачьим. Теперь надо мной все смеются. Верните мне деньги, мистер Гауер, а не то я всем расскажу, что вам с лошадьми верить нельзя.
Тут он задел Роберта за живое, и я мрачно улыбнулась, подумав, что он так заботится о своей чести, но торгует лошадьми, и вспомнила, как па, обтяпывая свои темные делишки, переезжал с ярмарки на ярмарку.
– Я посмотрю коня, – ровным голосом произнес Роберт. – Но обещать ничего не могу. Я забочусь о своем добром имени и репутации своих лошадей и не позволю полоскать их на рынке, мистер Смитис.
Мистер Смитис бросил на Роберта злобный взгляд.
– Вы вернете мне деньги с процентами, а то больше в жизни не продадите ни одну лошадь и за двадцать миль от этого города, – сказал он.
Они повернулись и пошли через толпу. Я последовала за Робертом, не сводя глаз с его широкой спины и отмечая, как даже в толчее перед ними двоими расчищался путь. Люди отступали, чтобы пропустить мистера Смитиса, он явно был Кем-то. Могло получиться так, что Роберту пришлось бы выкупать лошадь, и я испытала привычное раздражение и страх, что это мне придется готовить скотину для следующей ярмарки и следующего дурака.
