Я была готова возненавидеть его с первого взгляда. Я точно знала, каким он будет, я повидала много лошадей, с которыми дурно обращались. Глаза у коня вечно будут с белым ободком, шкура вечно мокрая от испуганного пота. Если подойдешь к его голове, он дернется и отпрянет, а от поднятой руки может встать на дыбы и завизжать. Подойди к его хвосту – он станет лягаться, сядь ему на спину – попробует упасть и перекатиться, чтобы сломать каждую кость в твоем теле. А если упадешь и быстро не поднимешься, ударит смертоносными копытами.
Единственный способ, каким нам с па удавалось справиться с действительно скверными лошадьми, это разрезать им ногу на внутренней стороне, накапать столько «черных капель», сколько осмелимся, и продать лошадь, прежде чем действие снадобья кончится. А потом смыться из города как можно быстрее. Я скривилась от отвращения при мысли, что мне снова придется работать с норовистой лошадью, и поймала Роберта за фалды, когда он обогнул угол и вошел на конюшенный двор.
В дальнем углу, выставив голову из денника, стоял самый красивый конь из всех, что я видела в жизни.
Он был глубокого сияющего серого цвета, с гривой белой, как лен, и глазами черными, как ягоды плюща. Он увидел меня через двор и едва не заржал от радости.
– Море, – тихо произнесла я, словно знала, что его именно так зовут.
Или словно это была часть его имени, а полностью его звали то ли Морской Конек, то ли Моряк, то ли Морской Ветер.
Я подобралась поближе к Роберту и легонько потянула его за фалды. Мистер Смитис все еще сетовал, стоя возле него, но едва заметный поворот головы Роберта в мою сторону дал мне понять, что он слышит мой шепот.
– Я смогу на нем проехать, – произнесла я, едва слышно за громыхавшими все громче жалобами мистера Смитиса.
Роберт бросил на меня быстрый взгляд.
– Уверена? – спросил он.
Я кивнула.
– Я проедусь на нем, если ты мне его отдашь, чтобы он был мой, – сказала я.
Я почувствовала, как Роберт оцепенел при мысли о возможных денежных потерях.
К мистеру Смитису тем временем присоединились двое друзей. Один из них, раскрасневшийся от эля, видел, как конь сбросил покупателя, и рассказывал другому, что за опасное создание этот конь.
– Пристрелить его надо, – сказал он. – Как собаку. Беды от него не оберешься.
Я ощутила, что Роберту все труднее сдерживать неловкость и гнев, и ущипнула его за руку сквозь рукав сюртука.
– Побейся об заклад, – тихо сказала я. – Вернешь деньги, даже больше получишь.
Роберт покачала головой.
– Этот конь – сущий дьявол, – тихо произнес он. – Я его продал как непростую штучку. Ты не усидишь.
Мистер Смитис между тем добрался до самого веского довода в споре.
– Я в этом городе не последний человек, – пробасил он. – Да и в твоей деревне, думаю, обо мне слышали. Многие огорчатся, когда узнают, что ты обманом сбагрил мне коня, на котором никто не может усидеть. Опасного коня, который только нынче сломал человеку руку. А мог и хребет сломать!
– Опасный, – ухнул его приятель, как филин. – Пристрелить его надо.
Роберт полез в карман сюртука за крепко привязанным кошельком. Я схватила его за руку.
– Я смогу, – прошипела я. – Если свалюсь, год буду на тебя даром работать.
Роберт замешкался.
– И Дэнди тоже, – беспечно предложила я. – Я правда смогу.
Роберт на мгновение заколебался, и, честно говоря, я тоже. Если я проиграю пари, он не изобьет меня, как сделал бы па. Гнев Роберта будет куда хуже. Я вспомнила его плачущую жену, брошенную на дороге за неторопливо удалявшимся фургоном, и ощутила удар внезапного сомнения. Но потом снова посмотрела через двор и увидела коня, который никогда бы не причинил мне вреда. Я это знала. Это был мой конь. И только так я могла его заработать.
– Конь не так плох, – сказал Роберт таким же громким голосом, как мистер Смитис.
Люди, проходившие по переулку, остановились посмотреть, что происходит во дворе.
– Я продал его, оговорив, что он плохо объезжен и обращались с ним скверно, пока он ко мне не попал. Но он не был убийцей, когда я его отдавал, и сейчас им не стал.
Мистер Смитис, похоже, был готов взорваться – он побагровел еще сильнее, шляпа его съехала еще дальше на макушку, оставив земляничного цвета борозду над вытаращенными глазами.
– Да моя служанка и то сможет на нем усидеть, – забросил удочку Роберт, выводя меня вперед. – Она немножко ездит у меня в балагане – зазывает, все такое. Но она всего лишь девчушка. И то усидит на нем, готов побиться об заклад.
– Пари! – крикнул кто-то из толпы, и этот крик сразу подхватили.
Мистер Смитис разрывался, не зная, то ли гордиться тем, что вокруг него столько шума, то ли смутиться от того, что Роберт напустил туману.
Роберт задумчиво на него поглядел.
– Я не хотел сказать, что она прямо сейчас сможет на нем проехаться, – сказал он с колебанием в голосе. – Я просто сказал, что конь вовсе не так плох, как его выставляют.
– Нет, именно это ты и сказал, – отозвался мистер Смитис, возвращаясь к привычному напору. – Ты сказал, и мои друзья это подтвердят, что поставишь деньги на то, что твоя служаночка усидит на коне. Так вот, пятьдесят фунтов на то, что она не сможет и подойти к нему, мистер Гауер. Если не можешь столько поставить, лучше верни мне деньги да как следует извинись.
Роберт осмотрелся, все прошло великолепно.
– Ладно, – нехотя сказал он. – Пятьдесят фунтов, идет. Но она на него только сядет.
– И усидит три минуты по моим часам, – сказал пьяный, внезапно протрезвев от возможного развлечения.
– И не здесь, – внезапно сказал Роберт, глядя на мощеный двор. – На приходском лугу через десять минут.
– Ладно! – взревел Смитис. – Кто еще хочет поставить на служанку, что берется усидеть на коне, который меня сбросил? Кому еще деньги карман жгут? Принимаю ставки два к одному! Пять к одному!
Он внезапно протянул руку за спиной Роберта, схватил меня за руку и вытащил вперед. Я сделала книксен и опустила глаза. Мы с па как-то продали в этом городе несколько щенков, и мне не хотелось, чтобы меня кто-нибудь узнал.
– Да черт с вами, десять к одному! – заорал мистер Смитис.
– Поставлю гинею на девчонку! – крикнул кто-то сзади. – Вид у нее такой, словно она умеет ноги вместе держать! Рискну гинеей!
Я смущенно отступила назад и снова подергала Роберта за рукав. Он наклонился ко мне с выражением ласкового участия на лице.
– Записывай ставки, бога ради, – шепнула я. – И найди кого-нибудь, кто поставит на меня за тебя.
– Пока никаких ставок, – властно сказал Роберт. – Начнем принимать ставки на лугу. Идем! Кто поведет коня?
Я смотрела, как парнишка-конюх побежал снаряжать коня. Седло на него надели мужское, на то, чтобы не дать бедняге закидывать голову или слишком тянуть, ушло столько кожи, словно всю лавку дубильщика выгребли; понести ему не дал бы шпрунт. Все, кроме ремня, чтобы пристегнуть всадника в седле.
