нескольких с боевого факультета, оказавшихся покрепче. Среди них, к слову, были и Иванов с Горшковым. Ну, Такаюки наша средняя школа закалила, а где закалялся Гаврила, я не знал, но был он вполне бодрячком, даже Угрюмый отметил. Ещё одним наблюдением стало то, что теперь их было уже трое. Третьей оказалась какая-то некрасивая девочка с взглядом нерожавшей яжматери.
Глядя на эту троицу я не мог отделаться от впечатления, что это не парни нашли себе подружку, а девочка нашла себе пару рабов, которыми можно управлять. Пару раз до меня долетали обрывки их разговоров, суть которых сводилась к тому, что или Иванов делает что-то неправильно, или Горшков ведёт себя как-то не так.
Как по мне, мазохизм чистой воды, но если их подобное устраивало, кто я такой, чтобы мешать?
Я, сказать честно, тоже особо доволен не был, но и падать не собирался. Нет никакого желания ставить рекорды по физподготовке, но минимально необходимым уровнем нагрузки для поддержания идеального здоровья я никогда не пренебрегал. Здоровье, самое важное что у нас есть. Пожив тысячу лет, начинаешь это понимать как никогда остро.
- Я сейчас умру, - Анюра, кое-как доковыляв до меня, повисла у меня на шее.
- Не умрёшь, - успокоил я её, - подобные физнагрузки вполне нормальные для твоего возраста и состояния здоровья. Если, конечно, у тебя нет скрытых пороков и хронических заболеваний.
- Да? - подняла она на меня красное, залитое потом лицо, - а по нашим не скажешь.
Тут она была права, жёлтый факультет представлял собой жалкое зрелище. Упражнения моим очкастым одногруппникам дались куда хуже остальных.
- Это с непривычки, - ответил я, - за пару недель втянутся, а затем прогресс пойдёт.
- Ты что, - ужаснулась Светлова, - думаешь, этот Угрюмый тут больше двух недель будет?
- Думаю да, - ответил я, посмотрел вниз, где девушка грудью в белой майке прижималась ко мне, добавил, - у тебя тут видно.
Место контакта пропиталось потом и теперь сквозь ткань просвечивали Анюрины соски.
- Ой, - она посмотрела вслед за мной, покраснела ещё сильней и накрыла их ладонями. Отступила на шаг, а затем, чуть заикаясь произнесла, - Д-дрейк, увидимся потом, а п-пока мне п-пора.
Она тут же, со скоростью пули, забыв про усталость и, что только что умирала, унеслась в сторону раздевалок. Забавно, конечно, все эти нормы морали, каноны, устои. Как по мне, как хочешь, так и ходи.
Я снова посмотрел вниз, только теперь уже на свои белые шорты. Анюра прижималась ко мне не только грудью, поэтому шорты тоже пропитались потом. А так как трусы я под них не одевал, то теперь они, весьма рельефно облепив член, практически ничего не скрывали.
Пожав плечами, я, под косыми взглядами: заинтересованными - девушек и завистливыми - парней, с независимым видом пошел в раздевалку. Стесняться своего тела, какая ерунда, тем более там всё было уж точно не хуже чем у других.
Вот только совсем спокойно мне уйти не дали.
- Немедленно прикройся! - подлетела ко мне, горя возмущением, подружка Иванова, - совсем стыд потерял?!
Прожигала она своим взглядом мой выпирающий член с таким усердием, будто от этого он должен был немедленно и пристыженно куда-нибудь спрятаться.
Я оглядел с ног до головы девицу, чьи волосы словно наэлектризованные, привстали и распушились, её курносый нос, конопушки и тонкие губы, после чего обошел её по дуге и пошел дальше.
- Эй! - она почти оглушила меня своим воплем в спину, - как ты смеешь уходить?! У тебя же видно… видно…
- Не насмотрелась на него? - участливо поинтересовался я, ткнул пальцем в Иванова и Горшкова, - вон у тебя два молодца, попроси и они покажут тебе свои.
- Ах ты! - казалось ещё чуть-чуть и та закипит, а из ноздрей повалит пар, а Такаюки не вытерпел и вякнул:
- Ты обидел нашу подругу, ты за это ответишь!
Я нашел взглядом устало смотревшего на друзей Гаврилу и спросил:
- Эй, Горшков, тебе ещё не надоело встревать в неприятности из-за этих двоих?
Тот насупился, но ничего не ответил и отвернулся. Что ж, такой ответ был красноречивей любых слов. Надоело, да дружба не даёт послать подальше. Но это ненадолго, максимум на первые лет пятьдесят, потом научится отправлять таких друзей в пешее эротическое при первых же загонах.
Перестав обращать на них внимание, я скрылся в дверях раздевалки.
Интерлюдия 1
- А я говорю, идите нахрен! - распалившись орал старший шериф на набившихся к нему в кабинет журналистов, - никаких комментариев не будет. Валите из моего кабинета!
Практически вытолкав недовольную прессу в коридор, он посмотрел на вошедшую в этот самый момент в кабинет Небоходову, зло рявкнул:
- Чего тебе?!
- Там по делу о новом наркотике…
Восточнолесов тут же сделал страшное лицо, схватил Лику за кофточку и втащил глубже в кабинет, резко хлопнув дверью перед самым носом опять попытавшихся пролезть журналюг.
- Сильно на людях не распространяйся, - угрюмо буркнул он, поправляя сбившийся галстук и приглаживая ладонью волосы, - сама видишь, что творится. Так и ищут чтобы жареного в свою желтушную газетёнку утащить.
- А чего они здесь? - младший шериф, прижав папку к груди, невольно обернулась, посмотреть на дверь, за которой всё ещё бурлил хор недовольных голосов.
- Сенсацию пронюхали, - скривившись, словно сожрав лимон без кожуры, ответил Восточнолесов, - комментариев хотят.
- А что за сенсация?
- В клетке у нас сидит эта сенсация.
Климент Гаврилович уселся в кресло, откинулся на скрипнувшую спинку, тяжело вздохнул:
- Ох чую, боком нам это всё выйдет.
- Так вы скажите толком, что произошло-то?
Мужчина покосился неодобрительно на подчинённую, но затем устало махнул рукой и сказал:
- Ладно, всё-равно скоро во всех газетах будет, взяли мы тут одного, с наркотой.
- И? - непонимающе переспросила Лика, - постоянно же кого-то берём, в чём сенсация?
- В том, что там не героин, а выжимка из кактуса Пейот, или иначе мескалин, в приличном объёме, а нашли его у двадцатидвухлетнего старшего следователя при прокуратуре, у которого мама судья, а папа в администрации области. У меня тут до этих писак уже знаешь сколько народу было, пытались этого “мальчика из хорошей семьи” из камеры вытащить.
- А вы? - произнесла Небоходова, весьма впечатлённая услышанным.
- А я? Я послал
