Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Деньги, - сказал связной. - В чем тут дело?
- Ассоциация, - сказал солдат.
- Ладно, ладно, - почти с раздражением сказал связной. - Как вы организовали ее? Каждый может...
- Ясное дело, - сказал солдат. - Берешь десять шиллингов. Потом со следующей получки начинаешь выплачивать по шесть пенсов в день весь месяц.
- Если останешься в живых, - сказал связной.
- Ясное дело, - сказал солдат. - Когда выплатить все, можешь начать заново.
- Ну а если не выплатишь?
На этот раз солдат лишь посмотрел на него, поэтому он снова почти раздраженно сказал:
- Ладно, ладно. Я не так уж глуп: быть в живых еще целый год стоит шестисот процентов чего угодно.
Но солдат по-прежнему смотрел на него с каким-то странным выражением лица, глаз, и связной торопливо сказал:
- Да. Что?
- Ты здесь недавно, - сказал солдат.
- Да, - ответив связной. - На прошлой неделе я был в Лондоне. А что?
- Процент будет поменьше, если ты... - Голос оборвался, стих, но глаза глядели так странно, так пристально, что связному показалось, будт(r) его собственный взгляд был притянут, словно какой-то физической силой, к свисающей вниз руке солдата, в этот миг рука шевельнулась, сделав какой-то жест, знак очень лаконичный, очень быстрый, и снова замерла у штанины цвета хаки, связному даже не верилось, что он видел его.
- Что? - спросил связной. - Что?
Но лицо солдата было сдержанным, непроницаемым, он уже отворачивался.
- Спроси его сам, - сказал солдат. - Он тебя не укусит. Даже не заставит брать десять шиллингов, если не хочешь.
Связной смотрел, как длинный лимузин разворачивался, заполняя собой неширокую улицу, чтобы вернуться туда, откуда прибыл; он пока еще даже видел батальонного адъютанта, который по званию мог быть от силы капитаном, а по возрасту, очень возможно, даже моложе его; прелиминарии были бы поэтому не; долгими, может быть, и было бы сказано всего лишь:
Адъютант: _А, это вы. Почему не носите свой Военный Крест? Или его сняли вместе со звездочкой_?
Потом он: _Не знаю. А можно носить Военный Крест на солдатской форме_?
Потом адъютант: _Тоже не знаю. Что еще? В понедельник явитесь в канцелярию, а пока что можете быть свободны_.
Тогда бы он спросил (он уже догадался, кем могла быть эта богатая американка, потому что вот уже два года Европа, по крайней мере Франция, кишела ими - представительницами богатых семейств из Филадельфии, с Уолл-стрита и Лонг-Айленда, субсидирующих санитарные подразделения и авиационные эскадрильи на французском фронте, - комитетами, организациями официально не воюющих дилетантов, с помощью которых Америка отражала не немцев, а войну), тогда он мог бы спросить: _Но почему сюда? Если у них есть организация, во главе которой стоит старый, похожий на священника-сектанта негр, зачем французское правительство отправило его сюда в государственном лимузине на двухминутную встречу с рядовым английского пехотного батальона_? О да, мог бы спросить и, очевидно, не услышал бы в ответ ничего, кроме фамилии старого негра, которую уже знал, поэтому не она была нужна, необходима ему, чтобы успокоиться; и на третий день после того, как он явился в канцелярию, официально стал членом батальонной семьи и свел дружбу с капралом, ведающим батальонной корреспонденцией, ему в руки наконец-то попал официальный, подписанный начальником штаба в Поперинге документ, где была не только фамилия старого негра, но и звучное, громогласное название организации, комитета, который он возглавлял: Les Amis Myriades et Anonymes a la France de Tout le Monde {Безвестные и бесчисленные друзья Франции во всем мире (фр.).} - название, наименование до того захватывающее, до того проникнутое благородством и верой, что, казалось, не имело никакого отношения к человеку и его страданиям, величавое в своей выси, невесомое, не осязаемое измученной землей, словно тень облачка. И если он надеялся узнать хоть что-то, хотя бы это название, не говоря уж о чем-то большем, у владельца денежного пояса, то глубоко ошибался; это (неудача) стоило ему пять шиллингов во франках; он выследил его, остановил, встав на пути, и спросил, открыто и прямо:
- Кто такой преподобный Тоуб Саттерфилд? - а потом больше минуты выслушивал грубую, занудную брань, пока не смог наконец сказать: "У тебя все? Тогда я извиняюсь. Собственно говоря, мне нужны десять шиллингов"; посмотрел, как его фамилия вписывается в маленький потрепанный блокнот, потом взял деньги, он их даже не истратит, и тридцать шестипенсовиков вернутся к своему источнику в тех же кредитках. Но, во всяком случае, он завязал с тем человеком деловые, позволяющие общаться отношения; теперь он мог сказать ему то, что узнал в канцелярии, уже не становясь на пути:
- Говорить об этом запрещено, но я думаю, тебе следует знать. Сегодня ночью мы выступаем.
Тот поглядел на него.
- Что-то должно произойти. Сюда нагнали много войск. Готовится сражение. Понимаешь, те, что устроили Лоо, не могут вечно почивать на своих лаврах.
Тот смотрел на него и молчал.
- У тебя есть деньги. И тебе стоит подумать о своих интересах. Кто знает? Может быть, ты останешься в живых. Вместо того чтобы брать с нас по шесть пенсов, потребуй все деньги сразу и зарой их где-нибудь.
Тот по-прежнему смотрел на него, даже без презрения; связной внезапно подумал смущенно, почти униженно: _У него, как у банкира, есть порядочность в отношении к своим клиентам не потому, что они люди, а потому, что они клиенты. Не жалость - он, далее не моргнув глазом, разорил бы всех и каждого раз они приняли его условия игры; это уважение к своему призванию, своей профессии. Чистота. Нет, более того: безупречность, как у жены Цезаря_.
В ту ночь они выступили на передовую, и связной оказался прав; когда они - шестьдесят с небольшим процентов уцелевших - вернулись назад, в их памяти навечно, словно выжженные раскаленным железом, запечатлелись названия речушки, которую местами можно переплюнуть, и городов - Аррас, Альбер, Бапом, Сен-Кантен и Бомон Амель, - им не забыться пока существует способность дышать, способность плакать, и на этот раз он (связной) сказал:
- По-твоему, то, что творилось там, - лишь обычная, вполне полезная паника, вроде биржевой, необходимая для благополучия общества, а те, кто гибнет и будет гибнуть на войне, - неизбежные жертвы, как лишенные ума, сообразительности или достаточной денежной поддержки маклеры и торговцы, чья высокая участь заключается в том, чтобы покончить с собой, дабы сохранить платежеспособность финансовой системы?
И тот опять глядел на связного даже без презрения, даже без жалости просто ждал, пока связной договорит, потом спросил:
- Ну что? Берешь десять шиллингов или нет? Связной взял деньги во франках. На сей раз он истратил их впервые заметив, подумав, что финансы похожи на поэзию, чтобы существовать, им нужен, необходим дающий и берущий, нужно, чтобы и тот и другой, певец и слушатель, банкир и заемщик, покупатель и продавец, были добропорядочны, безукоризненно, безупречно преданы и верны; он подумал: _Это я оказался не на высоте; я был вредителем, изменником_. Теперь он тратил деньги в один присест, устраивая скромные кутежи с каждым, кто был готов составить ему компанию, выполнял свой шестипенсовый контракт, потом опять с рвением искупающего грех или творящего молитву католика брал десять шиллингов, и так всю осень, всю зиму; наступила весна, приближался его отпуск; и он думал спокойно, без горечи, без сожаления: _Конечно, я мог бы поехать домой, в Лондон. Что еще можно сделать с разжалованным субалтерном в год 1917 от рождества Христова, кроме как дать ему винтовку со штыком, а я уже получил их_? И вдруг, внезапно и спокойно, понял, как распорядиться этой волей, этой свободой, которой не мог найти иного применения, потому что для нее уже не было места на земле; теперь он попросил уже не шиллинги, а фунты, оценил ее не в шиллингах, а в фунтах не только на паломничество туда, где некогда реял угасший ныне дух человеческой свободы, но и на то, что делало паломничество сносным; взял десять фунтов и сам назначил процент выплаты по десять шиллингов в течение тридцати дней.
- Едешь в Париж отмечать свои... "выдающиеся заслуги"? - спросил тот.
- Почему бы и нет? - ответил связной, получил десять фунтов во франках и с призраком своей юности, ушедшей пятнадцать лет назад, когда он не только верил, но и надеялся, пустился по стезям своей прежней жизни, окружавшим некогда лесистую долину, где теперь лежал простой серый камень Сен-Сюльпис; оставя напоследок узкий кривой переулок, где прожил три года, он проходил, лишь замедляя шаг, но не подходя близко, мимо Сорбонны и прочих знакомых мест Левого берега - набережной, моста, галереи, сада и кафе, - где он тратил свой обильный досуг и скудные деньги; и лишь на второе одинокое и грустное утро, после кофе (и "Фигаро": было восьмое апреля; английский пароход, на котором плыли почти одни американцы, накануне был торпедирован у берегов Ирландии; он подумал спокойно, без горечи: _Теперь им придется вступить в войну; теперь мы можем уничтожить оба полушария_) в кафе Deux Magots {Две уродины (фр.).}, проделав долгий путь через Люксембургский сад мимо медсестер с ранеными солдатами (будущей весной, возможно, даже нынешней осенью среди них должны были появиться и американцы) и потемневших изваяний богов и королев на улицу Вожирар, уже пытаясь разглядеть узкую щель, представляющую собой улицу Сервандони, и мансарду, которую он когда-то называл домом (возможно, месье и мадам Гарнье, patron и patronne {Хозяин и хозяйка (фр.).} еще живут там и встретят его), увидел вдруг над аркой, где когда-то проезжали кареты герцогов и принцев, афишу, полотнище с надписью, величественно и смиренно гласящей в старом пригороде аристократов: Les Amis Myriades et Anonymes a la France de Tout le Monde, - и, пристав к негустому, спокойному потоку людей - солдат и гражданских, мужчин и женщин, старых и молодых, - вошел, как ему казалось потом, будто во сне, в какой-то вестибюль, переднюю; там сидела с вязаньем крепкая бодрая женщина неопределенного возраста в белом, как у монахини, чепце; она сказала:
- Уильям Фолкнер - краткая справка - Уильям Фолкнер - Проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Красные листья - Уильям Фолкнер - Проза
- Сойди, Моисей - Уильям Фолкнер - Проза
- Осень в дельте - Уильям Фолкнер - Проза
- Авессалом, Авессалом ! - Уильям Фолкнер - Проза
- Ad astra (К звездам) - Уильям Фолкнер - Проза
- О Шервуде Андерсоне - Уильям Фолкнер - Проза
- Как Том искал Дом, и что было потом - Барбара Константин - Проза
- Сон в летнюю ночь (в переводе Лунина В.В.) - Уильям Шекспир - Проза