бывший Владикавказский епископ Антонин (Грановский). Он первым ввел новшества в литургическую практику в подведомственном ему Заиконоспасском монастыре: вынесение престола из алтаря на середину храма, и совершение проскомидии там же; причащение с помощью специального пинцета. Сохранилась Антониновская литургия – перевод на русский язык чина древних литургий[460]. Вскоре епископ Антонин был запрещен в служении. Уже 17 ноября 1921 г. патриарх Тихон воспретил нововведения в литургическую практику и изменение обрядности[461]. В то же время Антонин был сторонником сохранения монашества и сильной власти предстоятеля Церкви.
На практике с инициированием раскола для органов государственной власти отпала необходимость реформирования церковной жизни. Важно было провести лишь те новшества, которые делали бы невозможным возвращение отпавшего в обновленчество духовенства из раскола: второбрачие духовенства и белый епископат. Основной задачей обновленцев стал захват максимально большего числа епархий в свои руки. Если на Тереке церковная жизнь практически сразу оказалась подчинена обновленцам в связи с переходом в обновленчество епископа Макария (Павлова), то на Ставрополье в 1922 г. возникла необходимость вытеснения из сферы церковного управления епископа Димитрия (Добросердова), настроенного строго в русле церковной политики патриарха Тихона. Он был назначен на Ставропольскую кафедру в 1921 г. после эмиграции временно управляющего Ставропольской епархией епископа Александровского Михаила (Космодемьянского). Несмотря на сдержанное отношение к изъятиям церковных ценностей в апреле-мае 1922 г., против него начались организованные действия обновленцев. Их не устраивала популярность владыки в глазах верующих, а также строго антиоб-новленческий настрой при гражданской лояльности советской власти. В результате епископ Димитрий покинул Северный Кавказ и переехал в Москву[462].
29 апреля 1923 г. открылся обновленческий Поместный собор[463], на котором присутствовало 476 участников, разделенных на несколько течений: «Живая церковь» (200 чел.), СОДАЦ (116 чел.), СЦВ (10 чел.), «умеренные тихоновцы» (66 чел.), религиозные анархисты[464]. Наличие всех течений обновленчества и канонического Патриаршего духовенства должно было стать символом «объединения церкви» и «каноничности» принятых на соборе решений. Это было необходимо для преодоления ментальных установок большинства верующих.
Собор отправил приветствия Правительству РСФСР и ВЦИКу, были приняты неканоничные решения о полной лояльности советской власти, лишении сана и монашества патриарха Тихона, введены женатый епископат, право на второбрачие и переход из черного духовенства в белое, трудовые монашеские коммуны, григорианский календарь, а также анафематствовованы лидеры зарубежного «карловацкого» раскола[465]. Интересно, что на соборе были приняты только те решения, которые были выгодны советскому партийному руководству. Постановления собора были донесены до патриарха.
По мнению Н.П. Красникова, обновленцы через решения собора пытались укрепиться в рядах передовых рабочих и интеллигенции[466], а Н.С. Гордиенко считал, что обновленцы укрепили свой авторитет даже в «тихоновской» среде, но отказ собора от общеобязательных богослужебных реформ стал приговором обновленчеству как реформаторскому течению[467].
Признание патриархом Тихоном лояльности к советской власти в обращениях от 28 июня и 1 июля 1923 г.[468] лишило обновленцев последнего идеологического преимущества, что было использовано органами советской власти для организации политики лавирования между юрисдикциями, не допуская усиления ни одной из них. Американский религиовед-советолог Н. Дэвис полагал, что признание церковным руководством лояльности терроризирующему его правительству и отказ от оппозиционной деятельности – естественный процесс в противостоянии государства и гонимой им религии[469].
В результате идеологического поражения обновленцы были вынуждены взять курс на сворачивание реформ. В начале августа 1923 г. на пленуме обновленческого Высшего церковного совета (ВЦС), сформированного вместо ВЦУ, все обновленческие группы были объединены в одну религиозную организацию, получившую название «Российская Православная Церковь». ВЦС был реорганизован в Священный Синод, председателем которого стал архиепископ (в обновленчестве – митрополит) Евдоким (Мещерский). Решения пленума отказались признавать четыре обновленческо-анархистские группы: «Живая церковь» (протопресвитер В.Д. Красницкий), СЦВ (епископ Антонин), «Свободно-трудовая церковь» (СТЦ) (епископ Иоанникий), «Религия в сочетании с жизнью» (Е. Бунаков), вошедшая в СЦВ[470].
В феврале 1924 г. обновленческий Синод, рассматривая вопрос о систематизации церковного управления, пришел к выводу, с одной стороны, о необходимости разукрупнения епархий и увеличения их количества, а с другой, важности создания митрополичьих округов. На Северном Кавказе попытки осуществить эту реформу начались в марте 1924 г.[471] Был назначен епископ на Владикавказскую кафедру, объединившую в одну епархию приходы национальных округов Северного Кавказа. Еще в мае 1923 г. была открыта викарная кафедра в г. Святой Крест, подчиненная Пятигорской епархии. Свято-Крестовское викариатство прекратило существование с переводом своего единственного архиерея обновленческого епископа Александра Шубина на Пятигорскую кафедру 10 июля 1923 г. С 1922 г. существовало Армавирское обновленческое викариатство, которому были подчинены и приходы Карачая и Черкессии. В 1927–1935 гг. действовала Терская епархия, с центром, вероятно, в г. Грозном. Короткое время в 1932 г. существовало подчиненное ей Моздокское викариатство. В начале 1930-х гг. Терская епархия поглотила Владикавказскую кафедру, а затем слилась с Пятигорской. Все епархии Юга России были объединены в Северо-Кавказский синодальный митрополитанский округ[472], территориально совпадавший с Северо-Кавказским краем.
То есть, вполне определенно можно сказать, что на Ставрополье и Тереке идея разукрупнения епархий потерпела фиаско, т. к. их количество увеличилось только на одну за несколько лет. Выдвигаемые планы создания викариатств в каждом районе[473] также не были выполнены. Иначе обстояли дела на Кубани, где практически в каждом более-менее значимом городе появилась своя архиерейская кафедра. Идея разукрупнения епархий была одной из попыток поставить под контроль возможно большее количество епархий, т. к. при возвращении малой епархии в Патриаршую Церковь, потери для обновленцев были бы менее значительны.
Обновленческий Священный Синод в 1924–1925 гг. сконцентрировал свою деятельность в русле изменения канонов путем договора с восточными патриархами. Для этого была задействованы государственные дипломатические средства СССР[474]. Синод направил просьбу ко всем патриархам «восстановить каноническое общение с православной церковью СССР» и отослал приглашение Константинопольскому патриарху Григорию VII посетить СССР. Он согласился отправить миссию под давлением турецких государственных органов, надеясь, что это облегчит положение православного населения Турции[475]. Миссия должна была выяснить каноничность всех церковных течений в Русской Церкви, опираясь на группы, верные советской власти. Предлагалось временно упразднить патриаршество[476], что было только на руку обновленцам, которые надеялись на проведение совместно с восточными Православными и схизматическими Болгарской и Грузинской Церквами Вселенского собора в 1925–1927 гг. в г. Иерусалиме[477].
В 1924–1925 гг. произошло усиление обновленчества не только в центре, но и на местах. Этому способствовало благожелательное отношение Синода к автокефалистским движениям. Наибольшую силу данный процесс приобрел на Украине, где националистически настроенные верующие стремились к автокефалии и украинизации богослужения, выступая против полонизации, предлагаемой самосвятами-автокефалистами[478]. В РСФСР национальные движения в республиках Северного Кавказа также способствовали примыканию к обновленчеству местного духовенства и
