— Лиана, — прошептал он. — Ты жива?
Она не шевельнулась. Дорий долго смотрел на девушку. Как все глупо! И никто теперь не поможет.
— Лиана! — истерично закричал и не узнал своего голоса. Неуверенно, неловко ударил несколько раз ее по щеке, и девушка застонала, медленно открыла глаза:
— Больно… — выдохнула чуть слышно. — Где я? Что это за лошади проскакали? Может, банда какая? Страшно, Дорий. К так одиноко… Мы такие одинокие. Уйдем отсюда. Скорей… — Лиана приподнялась и села. Легкий ветерок шевелил ее золотистые волосы. — Мне страшно. Но это пройдет. Мы проживем здесь десять лет, как положено. Внесем свой вклад… Мне уже не так больно, могу вдохнуть полной грудью. Мы сейчас пойдем…
— Нам и вправду нужно поспешить к людям. Как-то они нас примут?
Внезапно за спиной прозвучал хриплый дребезжащий голос:
— Ну че расселись?
Дорий порывисто обернулся и увидел трех подростков: босые, в потрепанной полотняной одежде, запыленные, в руке старшего, по крайней мере самого высокого, — настоящий револьвер.
Как трудно начинать. Дорий всеми силами пытался скрыть свое волнение.
— Поди, с поезда выскакнули? — важно изрек меньший. — Вишь, какие чистые. Точно — буржуи!
— Говори, откуда?
Дорий напрягся, как струна, попробовал улыбнуться и медленно произнес, стараясь за короткое мгновение припомнить все необходимые сейчас знания истории:
— Мы… из… Питера…
— Ну да-а? — недоверчиво протянул средний.
— Да брешет, гад! Ты глянь, какие у них часики. Я уже видел такие же у одной контры. А ну пошли! — И старший взмахнул наганом.
Дорий, конечно, сразу понял ошибку. Часы темпорального выхода нужно было немедленно снять и запрятать подальше. Лиана испуганно вскрикнула и поднялась на ноги.
— Он может выстрелить, — прошептала чуть слышно. — Давай вернемся… Слышишь? Мы еще успеем вернуться… — Пальцы девушки торопливо легли на маленькую блестящую головку часов. Стоит нажать на нее — и тут же протянется невидимая тончайшая нить темпоральной связи с Центром. Еще можно возвратиться. Только стыдно будет… Но он ведь сейчас выстрелит!..
Одежда их, тоже полотняная, как и у подростков, отличалась сияющей чистотой, и обувь была непристойно новой, хотя в Центре им выдавали «тряпье того времени», и даже кровь на щеке Лианы казалась неестественно красной и яркой.
— Слышь, буржуи о чем-то договариваются! Ну-ка, Пашка, сними с них часики!
Младший паренек подошел к Дорию и, смешно надув губы, схватил его за руку. Тот не сопротивлялся, даже сам помог снять.
Дорий и Лиана прекрасно знали, что ВРЕМЯ, эта вечная нить, из которой соткана жизнь, может обойтись без их вмешательства в структуру глубинных циклов. Они понимали закономерности хода истории. Но, выполняя задание, они должны были внести и свои знания, умение, энергию, мысли. Великое полотно великого мироздания ждало их штриха, чтобы еще на шаг приблизиться к совершенству.
— Ну, вот и все. — Лиана заплакала. — Как же мы теперь?..
— Посмотрим…
Босоногий Пашка шел впереди и насвистывал что-то веселое. Старший, его звали Яшей, вместе с рыжим Гришкой замыкали шествие. Дорий почти физически ощущал направленное ему в спину дуло револьвера. Лиана, часто дыша, шла рядом, крепко держа Дория за руку.
— Чудные часики, — слышится голос рыжего Гришки за спиной.
— Чего в них чудного?
— Непонятные… Давай отведем контру в ревком!
— Ну-ка, покажь! Стой, контрики! Пашка, следи за буржуями, а то удерут!
Дорий с Лианой не оглядывались. Понимали и так, подростки рассматривают их часы. И вдруг… Дико заорал Пашка. Кричал, будто его внезапно привалила каменная глыба. Потом, пятясь все быстрее, упал, барахтался, в ужасе не мог подняться. Наконец вскочил и помчался по шпалам.
Дорий осторожно оглянулся… Ни Яшки, ни Гришки не было.
— Лиана! — крикнул он. — Они нажали на грейфер кохлеара! — И вдруг засмеялся: — Ничего с ними не случится. Они все равно очутятся в будущем!
— Да, но мы сами теперь уже никогда не вернемся домой и ничего сообщить не сможем… — тихо сказала Лиана.
Дорий и Лиана вышли на железнодорожное полотно. Через несколько часов они были такие грязные, уставшие и голодные, что уже не вызывали ни у кого никаких чувств, кроме жалости.
— Наше первое серьезное вмешательство в жизнь, так сказать — в историю, произошло лишь два года спустя, — говорил Дорий. — И тогда мы впервые поняли, что наше присутствие в этом времени полезно… Конечно, позже происходили и более важные события, но тех дней нам не забыть никогда. Вот послушай…
— Вы у меня, значит, больше года… — сказал нам старик Федосий, плеснул себе в стакан самогону, выпил, сморщился и продолжил: — Вы работящие. А я таким доверяю. Вы для меня таперича, почитай, как дети. Вот… — Федосий пригладил ладонью редкую седую бороду и достал из кармана большой зеленый кисет, набил трубку табаком, неторопливо закурил: — Времена таперича такие, што без детей, без помощи не проживешь. Сомнут. А то не так? Моих деток господь прибрал. Царство им небесное. Вот… Слыхал я, скоро придут мою мельницу отбирать. Мою мельницу! Я не господской крови, сам знаешь, Дорий! Все своим горбом добыл… Иль брешу? Вы мне, почитай, как дети, да разве одному управиться с паровой мельницей? А? В девятьсот пятом я тоже — с вилами на господ… красного петуха им подпускал. Из бедных я… Потом землицы клочок удалось урвать. Обхаживал ее от зари до зари. Так, помалу, не вдруг встал на ноги. А они придут мою мельницу отбирать! Какое такое они имеют право?! Иль я помещик?! Иль контра какая-то? Почитай, бедняк. Ну — мельница… А хто на ней надрывается? Уж не они ли?! Пускай и сами работают! Мне нихто ничего не давал. И ни забирал я ни у кого! А, Дорий?
Лиана встала и подложила Федосию вареной картошки:
— Вы кушайте, пока не остыла. Кушайте.
— А как там старуха моя? Поела чего?
— Да, самую малость.
— Тяжко смотреть мне на нее, бедолагу. Сердце кровью обливается. Спасибо, доченька, хоть ты приглядываешь… Это жизня такая, што здоровье у нее забрала, да и я вроде тому подмог… Пошто молчишь, Дорий? Нешто наймит… Аль я тебя чем обидел? А? Аль тех наслушался? Вот как придут ко мне, с кем ты будешь, Дорий? Ну?.. Да не боись. Говори правду.
— Мы будем с вами, Федосий.
Старик посмотрел на него с благодарностью и вдруг пьяно сорвался с места, грохнул кулаком по столу, да так, что закачалась, едва не упав, керосиновая лампа и судорожно заморгала хилым огоньком. Затем помчался в амбар и вернулся, тяжело дыша, со старинным ружьем в руке и полотняным мешочком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
