— Как придут и скажут: «Давай!» Я им отвечу! — Переломил ружье, вытащил из мешочка два патрона и нервно загнал их в стволы. — Имеем, што им сказать! Вот! Таких слов для них у меня хватит!
— Мы будем с вами, Федосий, — спокойно повторил Дорий. — Но вы будете с ними.
— Это как же так?.. — зло прищурился дед.
— Вы будете с ними…
…Лиана поднялась из-за стола:
— Что ж это мы сидим! Нужно немедленно позвонить Зенону. Увидишь нашего сына, Орлан. Познакомишься с ним. Он все знает про нас. Ему уже тридцать. Конструктор на авиазаводе. Женат. Внучку нам подарил. Слышишь, Орлан? Или, может, нельзя никому знать, откуда ты прибыл?
— Какие могут быть от сына тайны, — пожал тот плечами и вновь обратился к Дорию: — Ну, так о чем ты ему потом говорил?
— Говорил все, что знал. И словом не покривил, не уговаривал его, не переубеждал ни в чем. Рассказал, как будут развиваться события в дальнейшем, говорил о человеческой сущности и о государстве, о бедности и богатстве…
— Что же он…
— Ни слова в ответ. Выпил еще и ушел. А утром молча оделся — и в артель.
— С ружьем?
— Да нет. Все иначе. Подарил мельницу. Сказал им, что сам был бедняком, что понимает «момент будущей жизни». И подал заявление в артель. Вот так.
— И как он пережил все это? Мучился, должно быть?
— Ну что ты! Ведь мельница та, по сути, за ним так и осталась. Поскольку, кроме него да еще меня с Лианой, никто не смог бы управиться с паровой машиной. Теперь уже не было у него боязни лишиться мельницы, не нужно было скрывать страх и злобиться… Федосий стал удивительно покладистым и мудрым… Да, не будь в то время нас с Лианой — как бы еще все обернулось?..
— Если бы люди могли уходить в прошлое, они то и дело возвращались в свое детство и жили б вечно. А этого не бывает. Жить вечно невозможно, — сказала жена, прополаскивая мочалку под струей горячей воды. Она мыла посуду. Зенон взял полотенце и начал вытирать чистые тарелки. Долго молчал, потом заговорил:
— Почему ты думаешь, что, попав в прошлое, помолодеешь? Как это можно представить? Ты же врач, должна хорошо знать… Путешествие во времени не может влиять на физиологию. Отправляйся хоть в прошлое, хоть в будущее, а жизнь организма будет продолжаться в своем биоритме, клетки твои не перестанут изменяться…
— Тебе бы книги писать, Зенон. Ты умеешь выдумывать, и к тому же так складно. Написал бы хорошую книгу… О, звонит телефон. Подойди, а то у меня руки мокрые.
— Я слушаю. Это ты, мамочка?
— Добрый вечер, сынок. Что вы делаете?
— Да так… Хозяйством заняты…
— Приезжайте к нам… Ты помнишь, мы рассказывали… Твой дядька Орлан Стах…
— Орлан Стах?!
— Да. Он сейчас у нас…
— Мамочка, это правда?
— А ты приезжай… Оксанка спит?
— Уложили ее, но не спит… Я выезжаю.
Зенон положил трубку.
— Валюша, поедем к моим.
— Сейчас?
— Приехал брат отца. Удивительный человек. Вот кто расскажет о прошлом, о будущем… Так поехали?
— Оставь свои шутки. Развесь пеленки и можешь ехать. А у меня дел еще на всю ночь.
— Тебе, видимо, приходится много путешествовать…
— Да… — Орлан взглянул на часы. — Скоро отправлюсь в Хьюстон. Примерно на недельку.
— Хьюстон какого года? — спросил Дорий.
— Две тысячи двадцатого…
— О, это интересно… И рискованно. Последний остров старого мира.
— Представь себе, за эти пятьдесят восемь лет мы почти ничего нового не узнали о трагедии этого обломка цивилизации. Преодолеть хьюстонский барьер очень важно. Ты ведь знаешь, они искривили пространство и изолировались… Но у нас разработали одну новинку… Да, с «Радоксалем» теперь можно прорваться туда. Посылают меня…
— Так много нового появилось…
— Пятьдесят восемь лет — не шутка… — усмехнулся Орлан. — Но не волнуйтесь, быстро привыкнете. Не удивишь вас ни биокиберами, ни бытом, ни темпоральными выходами… Где-нибудь через несколько дней я вернусь и возьму вас… и сына… Надеюсь, мне разрешат. Хотя он и рожден в этом времени, но все-таки ваш сын…
— Мы уже стары. Орлан. Поздно возвращаться.
— Почему?
— Ну… просто так… Старые мы уже, Орлан. Да и сын, внучка… Хочется видеть их каждый день… А ты, Орлан, женат?
— Да. Валерия моя совсем молодая. Вот увидите… Она историк, часто бывает в вашем времени…
Все напряженно молчали.
— Пойдем, я покажу тебе наш дом, — вывел всех из задумчивости Дорий Стах, вставая из-за стола. — Все это своими руками…
— К сожалению, не могу, меня ждут, — снова посмотрел на часы темпорального выхода. — А ты, братик, так мало мне рассказал.
— Орлан, в нескольких словах всю жизнь не перескажешь. Был в колхозе, потом служил в ЧК, закончил университет, учительствовал, потом — война, всю ее прошагал в пехоте, дали Героя. После войны — директор школы. А теперь на пенсии. Вот когда будем гостить у тебя… в две тысячи триста пятьдесят восьмом, я все и расскажу тебе… Это, считай, готовый роман. Ты же писатель…
Понимали, наступила пора расставания…
Зенон восторженно смотрел на своего дядьку. Потом подошел к нему и стал рядом. За ним — Дорий и Лиана. Застыли недвижимо, как на древней фотографии, торжественные и вместе с тем печальные.
Потом вышли из дома. Солнце еще не взошло, но уже светало. Ночная мгла медленно таяла вместе с легким весенним туманом.
Остановились на веранде, долго стояли молча, будто прислушиваясь к чему-то. Со стороны авиационного завода доносился приглушенный рев мощного мотора. По направлению к Брест-Литовскому шоссе проехала машина с включенными фарами, осветила стройный ряд тополей вдоль дороги.
Орлан Стах встретился взглядом с Зеноном и вспомнил их недавний разговор:
«Мой отец никогда не забывал, что он человек из будущего. Мне это было заметно. Он жил как на сцене, где каждое движение люди видят и оценивают. И, знаете, отцовские рассказы повлияли на меня в определенной мере: я вырос молчуном, привык не раскрываться до конца перед окружающими… Да и сам верил и порою не верил отцу… Вы меня понимаете?»
«Мне понятны драматичность и даже трагедийность твоей жизни. Когда я возвращусь, вы все будете моими гостями. Тогда убедишься — отец говорил тебе правду…»
— Ну, — вздохнул Орлан Стах, — мне пора. Я еще буду у вас. Эх, братик, братик, домосед мой дорогой, — он обнял Дория за плечи. — Я уже и надеяться перестал, что мы когда-нибудь встретимся.
Орлан Стах нажал маленькую блестящую головку на часах темпорального выхода…
На миг вспыхнула в небе яркая звезда. И погасла…
В кабинете председателя Центра Всемирной истории шла беседа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
