мне ступить за порог, как на меня налетел тощий юнец.
— Господин доктор. Там это… Жар у сестренки. Кашлем исходит. Помогите, — взмолился парень и просительно заглянул в глаза.
Я почти что развернулся и был готов бежать следом за ним. Но в последнее мгновение остановил себя.
Если сейчас последую за парнем, то опоздаю на встречу к доктору Айзеку. И вряд ли он согласиться встретиться со мной ещё раз. Да и кредиторы. Сроки поджимают… И если выложусь сейчас, то ещё пару дней не смогу работать.
Я, и правда, загнал себя. И ведь всем не поможешь. Так ведь? Так…
Я отступил на полшага и отвёл взгляд.
— Прости, парень. Не могу. Сейчас никак.
— Но, господин доктор, — захныкал оборванец. — Она ведь совсем… из последних сил уже…
— Мне жаль, — только и смог ответить я и, пока не успел передумать, решительно развернулся и пошёл прочь.
На душе было гадко. Мерзко. Я злился на самого себя и в то же время понимал, что рано или поздно мне пришлось бы это сделать. Нам всем в этой жизни приходится чем-то жертвовать, приходится делать выбор, пусть он и кажется невозможным. В конце концов, я не всесилен. И, пусть это и звучит банально, на всё воля создателя.
На встречу я успел вовремя. Доктор Айзек был столь любезен, что… расщедрился советом! В который раз пытался втолковать мне, что не стоит растрачивать свой Дар на бродяг и нищих. И что хороший пациент не тот, который мало болеет, а тот, который хорошо платит. Так и хотелось выплюнуть ему в лицо, что он шарлатан и обманщик. Что везде ищет свою выгоду. И с годами это не только не меняется, но, кажется, лишь усугубляется.
Встреча с кредиторами тоже не принесла ничего хорошего. Мне отказали в очередной отсрочке и дали недельный срок на выселение.
Казалось, это не взаправду. Просто дурной сон, кошмар, который обязательно прекратится, стоит открыть глаза.
Голова была как в тумане, и я никак не мог упорядочить разбегающиеся мысли. Не мог сообразить, что делать дальше. И всё никак не мог поверить, что это происходит. Со мной. Наяву.
До дома шёл, кажется, целую вечность — тратить деньги на извозчика в такой ситуации было бы сущим расточительством. А на пороге меня ждал всё тот же парнишка. Так и не ушёл.
И в этот момент всё прояснилось, встало на свои места, и я принял неизбежное.
Понял, что не хочу подстраиваться, не хочу быть кем-то иным. Не хочу быть таким, как доктор Айзек, пусть и придётся пожертвовать тем, что дорого. Я окинул взглядом дом. Массивный, добротный и в то же время не лишенный изящества, притягательности какой-то, что исходила от потемневших от времени досок. Помнится, я намеревался побелить его весной. Теперь это сделает кто-нибудь другой. В конце концов, это просто дом. Будет ещё шанс его вернуть. А вот упущенная жизнь уже никогда не возвратится.
— Куда идти? — кинул юнцу, решив не терять даром времени. Следовало бы предупредить Айрель, но я чувствовал, что нужно спешить. А чутьё меня ещё никогда не подводило.
Вновь узкие грязные улицы. Дома, прилипшие друг к другу. Сбившееся от быстрой гонки дыхание. Покалывание в боку. И ноги ватные.
Но я успел.
В последний момент, можно сказать: у девчонки была лихорадка, жар, агония. А возрастом она была почти, как Айрель сейчас. И от этого неизбежно мне её напоминала.
Я выложился на полную. Все силы растратил без остатка. Внутри звенела гудящая пустота. И даже в голове не осталось ни единой мысли. Всё, на что меня хватило — дать рекомендации по дальнейшему уходу и рухнуть на набитый соломой тюфяк, в мгновение отключившись.
Очнулся я уже дома. В своей постели. Рядом сидела Айрель и настойчиво пыталась влить в меня какой-то лекарство.
— Сколько я спал? — Попытался сесть, но тело слушалось плохо, в висках отдавалась глухая боль.
Айрель, разумеется, помогла. Подсунула стопку подушек под спину. И поднесла лекарство к губам.
Чувствую себя немощным стариком, право слово!
— Почти сутки. Пей. Тебе нужны силы.
За лекарством последовал горячий куриный бульон. И вновь она кормила меня с ложки, не забывая заботливо подуть, чтобы я не обжегся. И я ел, пусть и совершенно не хотелось. Но силы мне, и вправду, были нужны. Сутки… Это уже ни в какие рамки не лезет!
Впрочем, то, что произошло дальше, тоже никак не вписывалось в мои планы. Меня вновь накрыло сонной дремой. И я проспал ещё несколько часов. Видимо, сказалась усталость последних дней.
Следующее пробуждение было отнюдь не радужно.
— К тебе приходили, — сообщила Айрель, что всё так же караулила у кровати. Будто и вовсе никуда не отлучалась.
— Кто?
— Не знаю, человек какой-то из Нижнего города. Поблагодарить, наверное, хотел. — Я понятливо кивнул. Ещё успеется. — И вот ещё… — Она протянула конверт. — Принесли вчера. Почему ты не сказал, Кай?
В конверте было письмо. Постановление об изъятии имущества в счёт долга.
— Я не знала, что всё настолько серьёзно.
— Я… не хотел тебя волновать. — Я отшвырнул письмо и устало потёр глаза. — Есть ещё время, я что-нибудь придумаю.
— У нас всего неделя. Точнее, уже и того меньше.
— Уйдешь от меня, если останусь бездомным? — Я позволил себе усмехнуться. Сколько уже можно переживать, в конце концов? Всё равно ничего не изменить, пусть горько и обидно. И много всего ещё. Я уже это принял. Осталось привыкнуть.
— Дурак! — Айрель тоже усмехнулась и стукнула меня кулачком в грудь. — Ну куда я денусь? — А потом фыркнула и добавила: — Подумаешь, всего лишь бездомный. У меня вот даже тела собственного нет. И ничего.
— Ничего. — Я притянул её к себе и поцеловал в светлую макушку. — Мы это исправим. Мы всё исправим.
* * *
Дом чувствовал расставание. Скрипели половицы под ногами. Из оконных щелей тянуло сквозняком. Налетали редкие порывы холодного ветра, будто дом вздыхал, жаловался. Он не хотел разлуки, так же, как и я. Отполированные сотней прикосновений перила манили, так и подталкивая провести ладонью по тёплому красному дереву. И обои, выцветшие кое-где, но всё равно любимые. Их еще мама подбирала. И меня неотрывно преследовала мысль, что все не увезти. Не сохранить. А значит, нужно выбрать самое дорогое.
Я ходил по дому и не знал, с чего начать. Не знал, что выбрать. Почему-то вдруг всё вокруг, даже то, чего не замечал прежде, стало немыслимо дорогим.
И как я смогу существовать без всего этого?
А потом раздался настойчивый стук в
