— Ах, ты не поняла. Я имел в виду только объяснить тебе, чего я буду ожидать от своей жены. — Он жестом указал на очаг. — Приготовь нам какой-нибудь горячий отвар, чтобы согреться.
Лиллиана осторожно скосила на него глаза. Лицо у него было добродушным, поза — расслабленной, и весь его вид не таил в себе никакой угрозы. И все же она понимала, что не стоит слишком полагаться на это впечатление.
Она вгляделась в него повнимательнее, пытаясь прочесть правду в его глазах. Но, каковы бы ни были его мысли, он хорошо их скрывал. Лиллиана колебалась, не зная, что предпринять.
Ее снова пробрал озноб, да и пустой желудок напомнил о себе.
— Мне и самой ужин не повредит, — пробормотала она, бочком отступая к очагу. — Вы можете получить то, чего я не доем.
Она круто отвернулась от него, негодуя на себя даже за столь мизерную уступку.
В простой хижине не приходилось рассчитывать на изобилие съестных припасов, но Лиллиана отыскала мешок сушеных бобов, корзину моркови и корзину лука. Она наложила в котелок всего понемногу и высыпала туда же половину всего запаса соли, который нашелся у пастуха. Она подумала, что надо будет не забыть послать бедняге мерку соли, когда она вернется в замок.
Но мысли об Оррик-Касле заставили ее нахмуриться, и она снова искоса взглянула на своего мучителя. Он откровенно наблюдал за ней и, поймав ее взгляд, усмехнулся. В этой кривой усмешке было что-то такое, что встревожило Лиллиану и заставило ее сердце забиться сильнее.
Вспыхнув от смущения, она с удвоенным усердием принялась за стряпню.
Нагрев воду в другом котелке, она бросила в него горсть сухих цветков липы… и все это время чувствовала, что его взгляд неотступно следует за ней. Когда она наконец сняла с огня этот цветочный чай, он не сделал ни единого движения, чтобы помочь ей. Она нашла две деревянных чаши; наполнив их горячим напитком, поставила его чашу на маленький квадратный стол, а сама отступила подальше.
Лиллиане не хотелось смотреть на того, чьей пленницей она оказалась. И уж конечно ей не хотелось наблюдать, как он смотрит на нее. Но в тесной хижине выбор у нее был невелик. Она решительно устремила взор в очаг, где мягко потрескивали горящие дрова, но, несмотря на все свои благие намерения, снова обернулась.
Корбетт молча прихлебывал чай, но ей было ясно, что его ум не пребывает в праздности. Подчеркнуто-мирная поза не сглаживала зловещего впечатления, которое производило его лицо с рассеченной бровью. Однако Лиллиана заподозрила, что это грозное выражение лица — попросту испытанный прием, а цель — запугать тех, кто противостоит сэру Корбетту. И она твердо пообещала себе, что ее он не запугает.
Выпив липового отвара, она вернулась к очагу, чтобы помешать кипящие овощи. Волосы у нее начали понемногу просыхать, и, прежде чем наклониться над котелком, она откинула за плечо вьющуюся прядь.
— У тебя красивые волосы.
От неожиданности Лиллиана замерла на месте, а потом резко обернулась к нему. Она не знала, чего ждать от него, но уж, во всяком случае, не этого комплимента и не этой задумчивой мины на лице.
Несколько долгих мгновений они просто смотрели друг на друга.
Сердце у нее снова забилось сильнее, но, поскольку требовалось изображать спокойствие и самообладание, она снова сосредоточилась на своем занятии.
— Можете поберечь свои любезности для какой-нибудь женщины поглупее меня, — дерзко отпарировала она. — Меня они не интересуют.
Она услышала нечто похожее на тихий смешок, но даже глазом не повела, чтобы удостовериться в этом.
Снова наступило молчание. Когда сварились овощи, она разделила их на две большие порции и миску для Корбетта снова поставила на стол. Но едва она двинулась прочь от стола, он схватил ее за запястье.
На нее снова накатил страх, и она попробовала вырваться, но он держал ее крепко. Его свободная рука легко пробежала по всей длине ее рассыпавшихся волос.
Странное это было движение, совсем не угрожающее. Но сердце у Лиллианы застучало еще громче. «Если он проявляет мягкость — это просто лишнее доказательство его коварства, — напомнила она себе. — Будь начеку и ни в чем не доверяй ему».
Потом он отпустил ее и дал ей возможность отойти. Дрожащими руками Лиллиана подняла свою миску и принялась за еду, не смея даже взглянуть в его сторону. Боялась она и прислушаться к себе самой и разобраться в странном воздействии, которое оказывал на нее этот человек: она чувствовала себя так, словно он коснулся не только ее руки и волос. Она нахмурилась и уставилась в свою миску, и тут он заговорил:
— Скажи мне, почему ты так упорно стремишься ослушаться своего отца.
Лиллиана взглянула на него с изумлением, которое быстро переросло в гнев:
— Неужели вы такой глупец, что до сих пор не знаете ответа? Вы — из Колчестера, я — из Оррика. Ваша семья вела против нас войну целых пять лет. И вы убили Джарвиса. По-моему, все настолько просто, что даже вы могли бы это понять.
— Такова твоя точка зрения. Лорд Бартон не считает ее достаточным основанием для отказа. И я тоже.
— Значит, оба вы глупцы! — резанула она.
— Ах, — протянул он, поднимаясь на ноги, — теперь я понимаю, почему ты так долго оставалась незамужней. При всей твоей красоте, при всем твоем наследстве — ты невозможно сварлива.
Лиллиана еще попятилась, стараясь держаться так, чтобы стол оставался между ними.
— Тогда, возможно, вам следовало бы взять пример с тех, кто получше вас, и поискать жену где-нибудь в другом месте.
— С тех, кто получше меня? — он засмеялся. — Скорее всего, это были просто мальчишки. Сейчас, Лилли, ты имеешь дело с мужчиной. И мне нужна ты.
Его голос звучал негромко и хрипло, а глаза потемнели так, что ей снова стало холодно, хотя в хижине было жарко натоплено.
— Вам нужен Оррик, а не я, — возразила она куда менее уверенно. — Наверняка существуют поместья побогаче, которые подошли бы вам больше.
— Таких поместий не существует, — возразил он угрюмо. — Ни тебе, ни… кому-либо другому не удастся помешать мне выполнить мою задачу.
— Вашу задачу? Вы устраиваете надругательство над священным таинством брака и называете это своей задачей? — возмутилась Лиллиана. — Если это для вас такая неприятная перспектива, вам надо сделать все возможное, чтобы найти другую, более заманчивую.
— Ты не поняла меня, прекрасная Лилли. Привести тебя на брачное ложе — это вовсе не задача, а наслаждение, которое я предвкушаю с искренним нетерпением.
Увидев ее ошеломленное лицо, он усмехнулся и наклонился к ней через стол:
— Хочешь, я сейчас покажу тебе, какие радости сулит тебе наш брачный союз?
