— Ну, какая разница? — возразила Ирина. Логинов протестующе взмахнул рукой, и она сразу уступила. — Хорошо, хорошо, допустим, идея моя. Но согласись — идеями не лечат. Сама по себе идея не работает, ты понимаешь меня? Я могла что — то придумать, но осуществить… нет, без тебя у меня ничего бы не получилось!
Логинов пожал плечами. Ирина редко видела его таким — неуверенным, сомневающимся. Он как — то сразу погас.
— Да, — сказал он. — Без меня ты вряд ли построила бы эту штуку. Чтобы превратить слова в дело, надо кому-то что-то доказывать, кого-то в чем-то убеждать. Словом, согласовывать и увязывать. «Нет труда тяжелее, чем прокладывать дорогу». Так, кажется, сказано у Джека Лондона? И все-таки… вот, вспомнишь, потом скажут, он пристроился, а идея принадлежит ей. Люди запоминают только того, кто первым сказал «а»…
Ирина молчала, машинально перебирая лежащие на столе цветы. Она знала, что Николай прав: многие считали, что он «пристроился».
— Чепуха! — сказала она, наконец, с нарочитой беспечностью. — Нам дадут справку, что мы одновременно сказали «а». А справка — это справка, как сказал бы шеф.
Николай улыбнулся.
— Да, конечно… Что ж, вернемся к статье. Где это… «Болевой сигнал поступает по нервным волокнам в кору головного мозга. Возникающие при этом биотоки улавливаются болеанализатором, усиливаются и передаются на электроды, приложенные к голове врача. Происходит нечто вроде резонанса. Мозг врача как бы настраивается на те же импульсы, что и мозг больного. Теперь можно ставить объективный диагноз…»
Он бросил журнал на стол.
— Главные новости, Ри, я еще не выложил. Ты даже не представляешь, как идут дела. Через месяц (пока это официально не объявлено) будет дискуссия по электронным методам в диагностике. Так вот: ты приглашена, готовь доклад.
— Я?! — испуганно спросила Ирина. — Нет, нет! Делай доклад сам. Я боюсь, честное слово!
— Ну, вот. Всегда так…
— Ты же можешь, — тихо сказала Ирина.
Логинов мог. Он мог все, у него все получалось. Он присоединился к Ирине, когда она испытывала первую модель болеанализатора. Это была полоса сплошных неудач. Байдалин отмалчивался, остальные не верили в успех и не скрывали этого. А Логинов сразу поверил. Он уговорил Байдалина объединить их темы и начал работать вместе с Ириной. В лаборатории Логинов показывался редко. Он был постоянно занят: доставал новейшую аппаратуру, приводил специалистов по электронике, улаживал конфликты с начальством. Без Логинова Ирина не сделала бы и четверти всей работы.
Полгода назад Николай защитил диссертацию. «Так легче отстаивать наш аппарат, — сказал он тогда Ирине. — Теперь очередь за тобой. Защищай». Но Ирина никак не могла закончить даже первую главу диссертации. Каждый день был до отказа заполнен работой над болеанализатором. Она не хотела думать ни о чем другом.
— Почему бы тебе не выступить? — спросил Логинов. — Надо привыкать.
— Нет, в другой раз…
— Ладно, еще есть время подумать, — Логинов соскочил с подоконника. — А теперь последняя новость, Шиманский едва не угробил наш болеанализатор. Ты же знаешь Шиманского: «Ах, врачу будет больно… ах, не гуманно…» Гуманисты!.. Сколько они напакостили! Хирургия — ах, больно! Прививки ах, больно! Переливание крови — ах, больно!..
Логинов быстро ходил по комнате.
— Успокойся… Маститому ученому полагается быть невозмутимым.
— Не до шуток, Ри! Этот Шиманский… Представляешь, после всех ахов он хотел сегодня же поставить диагноз больному из своей клиники. Я просмотрел историю болезни — и ужаснулся. Это был бы конец для болеанализатора. Такой каверзный случай, сам черт ногу сломит. Адские головные боли, человек почти невменяем… Иди разберись! Я битый час уговаривал старика. Насилу уговорил.
— А если попробовать? — спросила Ирина. — Может быть, удастся…
Логинов остановился, удивленно посмотрел на Ирину.
— Ты говоришь ерунду, Ри. За успех один шанс из десяти. Будет неудача. И тогда поднимется крик: «Болеанализатор никуда не годится!..» Все полетит в тартарары…
Ирина поставила хризантемы в наполненную водой колбу, собрала упавшие лепестки, бросила их в окно.
Ветер охотно подхватил смятые лепестки, расправил, понес в сторону, на асфальтированную дорожку, уже высушенную солнцем.
Логинов крепко взял Ирину за плечи. Повернул к себе. Она опустила глаза.
— Нужно слушать старших, Ри, — мягко сказал он. — Наша работа не раз висела на волоске. Неудачи, неудачи, неудачи… Начальство имело право потерять терпение. И вот теперь, когда все только-только налаживается… Это было бы авантюрой, понимаешь? Первое серьезное испытание на стороне и провал. Как раз перед дискуссией! А я хочу на ней затронуть вопрос о создании специальной лаборатории. Ведь мы кустарничаем, теряем время. В институте должны серьезно заняться болеанализатором. Нужны штаты, оборудование…
Ирина подняла глаза. Логинов улыбнулся, отошел к столу, пощелкал ногтем стекло барометра. Наклонился, рассматривая свое отражение. Пригладил волосы. На столе лежали энцефалограммы, он перелистал их.
— Ты не подумал о человеке, — сказала Ирина.
Логинов отложил энцефалограммы.
— Подумал, Ри, подумал, — грустно сказал он. — Болеанализатор нужен многим больным. Он нужен каждому врачу. Как стетоскоп. Неудача отбросит нас далеко назад, дискредитирует саму идею аппарата. Пойми…
Он ходил по комнате и говорил — негромко, терпеливо, обстоятельно. Его доводы были весомы и непоколебимы. Он излагал их один за другим — так каменщик укладывает кирпичи, воздвигая крепкую стену.
Доводов было много, но именно поэтому Ирина чувствовала какое-то внутреннее сопротивление.
— И знаешь что, Ри? — сказал Логинов наконец, — Хватит об этом. Не нужно искать легких дорог в науке. Наука — это наука, как говорит шеф. Будем работать и… все. Ну, я прав?
Она кивнула.
— Вот и отлично! — он улыбнулся широко, открыто. — Ведь сегодня такой день… Твой день. Что мы делаем вечером? Приказывай.
— Не знаю. Что хочешь.
— Хорошо. Я придумаю. Мы устроим что-нибудь грандиозное, — он озабоченно посмотрел на часы. — Ого! Надо мчаться. Масса дел. Хочу переговорить с Вороновым, от него многое зависит. К тому же старик хозяйничает в редколлегии бюллетеня, а у тебя маловато опубликованных работ. До вечера, Ри! Я зайду в шесть. Как пишут в романах: сегодня я должен сказать тебе нечто очень важное…
Он ушел, по коридору проскрипели четкие шаги — и все стихло. Наступила пустая тишина.
Ирина стояла у открытого окна. Дул тихий, прогретый солнцем ветерок, но она вдруг почувствовала, что зябнет, и плотно прикрыла раму.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
