В эту ночь Кальпурций столкнулся с испытанием, дотоле незнакомым. Попади он в рабство лет на десять раньше, до прихода злых времен — давно бы уже приобрел нужный опыт. Но Тьма даже рабов на ночь загоняла под крыши — какой хозяин захочет лишиться своего товара? Рабы в предназначенных для ночлега застенках страдали от духоты, тесноты, грязи и вони. Их Кальпурций уже научился терпеть. Но спать под проливным дождем еще не умел — стоит ли его за это винить? И неважно, что удивительная ткань плащей влаги не пропускала совершенно, вода все равно как-то пробиралась внутрь: затекала с мокрых рук, набиралась в сапоги, а неловко повернешься, задерутся полы, так и прямо в лужу задом сядешь… Мокро, бесприютно, тоскливо. Кажется, будто остался ты один на этом свете и нет в мире больше ничего, кроме моря и мокрого песка, ночи и дождя, которым уже никогда не будет конца…
Разве может нормальный человек заснуть в таких условиях? Поворочался Кальпурций с боку на бок, поворочался и сдался. То сидел, раскачиваясь, уткнувшись мокрым лицом в колени, то принимался рыскать по пентаграмме из угла в угол, как зверь в невидимой клетке.
— Ну раз тебе все равно не лежится, тогда карауль до утра! — обрадовался ланцтрегер и свернулся калачиком. Последние дни ему, выбившемуся из привычного ритма жизни, постоянно хотелось спать.
Однако пентаграмма — не лучшее место для сна. И если вам без веских на то причин, но интереса ради пришло бы в голову заночевать внутри магического пятиугольника — откажитесь от этой идеи, она не принесет вам удовольствия. Такие кошмары снились Йоргену, что Кальпурций дважды будил его и заставлял выпить воды, а потом еще неловко гладил по дрожащему плечу и уговаривал как маленького: «Успокойся, это был сон, просто сон. Ничего страшного!» Но ровным счетом ничего из ночного видения, ни малейшей детали, Йорген не мог вспомнить наутро. Осталось лишь ощущение беспросветного отчаяния и привкус крови во рту.
— Вот видишь! — тоном мудрого старшего товарища внушал ему Кальпурций. — Что я тебе говорил? Ночью добрым людям на улице не место! Добрые люди должны ночевать под крышей.
И Йорген готов был бы с ним согласиться. Да вот беда — не всегда это зависит от желания добрых людей.
Глава 11,
в которой ланцтрегер фон Раух торгует домашней птицей
На седьмой день пути они достигли границы. Там, за устьем широкой реки, именуемой в верхнем течении Ягравой, в среднем — Ягдрой и в нижнем — Ягердом, начиналась земля Гизельгеры.
Очень часто в жизни случается, что одно и то же событие или явление для одних оборачивается бедой, но другим приносит пользу. Именно так вышло с Гизельгерой. Если бы не атака Тьмы, вряд ли путники увидели бы на современных картах государство с таким названием. В лучшем случае это был бы махтлаг, вассальный королевству Эренмаркскому.
Гизельгера была королевством небольшим и слабым (площадь ее лишь немногим превосходила земельные владения отца Йоргена), однако очень выгодно расположенным между двумя крупнейшими, а главное, ведущими друг с другом активную торговлю державами Континента: Силонийская империя с юга, Эренмаркское королевство с севера.
И настал однажды такой день, когда северный сосед задался вопросом: какой смысл платить грабительскую транзитную пошлину, если можно ее не платить вовсе, приложив к тому самый минимум усилий? И приглашенный на тайные переговоры сосед южный дал понять торговому партнеру: он не возражает против расширения его границ, поскольку сам не имеет территориальных интересов по ту сторону Ифийского хребта. В общем, дни независимости Гизельгеры были сочтены, большое эренмаркское войско уже подтягивалось к ее северным границам. Но тут нагрянула Тьма, и не до захвата новых земель стало королю Хагену — старые бы, исконные удержать! Короля Эдуарда Шестого, правителя Гизельгеры, чуть удар не хватил от злорадства, но подданные его восторгов не испытывали, справедливо полагая, что лучше под чужой короной жить, чем под своей умереть в пасти ночной твари.
… — Они, окаянные, так и шастают в округе нашей, так и шмыгают! Мелкие, а злые! Кровищщу любят! И тени не отбрасывают вовсе, будто они прозрачные! — внушал молодым путникам седовласый разговорчивый паромщик. — Совсем житья не стало нам, грешным. Едва не кажный день во храме молимси, а толку? Позабыли нас Девы Небесные, не хотят беду отвратить…
Кальпурций слушал и бросал на Йоргена красноречивые взгляды: «На улице больше не ночуем!» Тот в ответ невинно моргал и делал вид, будто не понимает намеков. Ему нравилось поддразнивать не по летам серьезного и рассудительного товарища, пожалуй, это обещало войти в привычку.
Переправа прошла спокойно, только в самом конце пути кобылка Кальпурция вдруг вознамерилась спрыгнуть с парома и добраться до берега своим ходом, тот едва успел ее остановить.
— Наверное, она купаться хочет, — предположил Йорген. — Фельзендалы любят воду, это у них в крови.
— Глупая скотина! — сердился Кальпурций. — Мало ли что она хочет! Совесть-то надо иметь!
— Надо! — не стал спорить Йорген. — Особенно лошадям!
На самом деле привередливый силониец ругался на фельзендалок зря. Лошадки были совсем не плохи — смирные и покладистые, выносливые как мулы и для своего скромного роста весьма быстроногие. Трех часов не прошло после паромной переправы, а путники наши уже въезжали в ворота первого гизельгерского города. Назывался он Хайдель, был довольно велик и богат, о чем свидетельствовали чистые мощеные улицы, красивые фасады двух— и трехэтажных каменных домов и шумная ярмарка, расположившаяся в квартале от ворот.
Ярмарочная площадь гизельгерского Хайделя ничем не отличалась от себе подобных в Эренмаркском королевстве. Набитые всяким товаром лари, длинные ряды прилавков под полосатыми навесами из парусины, развевающиеся на ветру вывески, крикливые разносчики сладостей, коробейницы с мотками лент и волосяных цепей, лошади, повозки, воры, толчея и суета — много, много раз видел Йорген подобные картины и ничего интересного в них для себя не находил. В отличие от друга Кальпурция, очарованного экзотикой северного быта.
Но и для Йоргена в конце концов на ярмарке нашлось развлечение. Толстый, гладко отесанный, чем-то скользким обмазанный столб стоял посреди площади, и на вершине его сидел привязанный за ноги петух. Вокруг кольцом теснился народ, то один, то другой желающий — все больше молодые парни — отделялся от толпы и, протянув мелкую монету посмеивающемуся зазывале, шел на штурм высоты… и с позором, под хохот и улюлюканье зевак, скатывался вниз, не одолев и половины пути!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
