– На!
– Ой! Как-то я не могу, – смутился Никитин.
– А ты вдохни воздуху, – проинструктировал Федя.
Никитин послушно вдохнул.
– Задержи!
Никитин задержал.
– Пей!
Никитин сделал несколько глотков.
– Выдыхай!
Никитин закашлялся.
– Нюхай!
Федя достал из кармана пыльный кусок огурца, сунул под нос Никитину, подержал и положил обратно в карман.
– Ну как? Разлилось? – заботливо спросил Федя. Никитин прислушался к себе.
– Разлилось, – неуверенно сказал он.
– Может, еще сбегать? – предложил Федя.
– Спасибо. Не стоит. Вообще-то я не пью… – сознался Никитин.
– Я тоже.
– Нет, правда. Это я только сегодня. Для храбрости.
– В суд, что ли, вызывают?
– Да нет… Представляете… ее окно прямо против моего окна. И вот ночь. Звезды. И она играет из «Щелкунчика» танец феи Драже.
Никитин стал перебирать в воздухе пальцами, показывая, как она играет.
– Вот и у меня драже, – сказал Федя. – Давай еще бутылку возьмем.
– Сейчас подумаю.
– Подумай, – согласился Федя.
– Нет! Не надо! Все! – Никитин решительно рассек рукой воздух. – Не боюсь! Вот сейчас встану и пойду!
– Куда? – не понял Федя.
– К ней.
– В гости? – уточнил Федя.
– В гости!
– А что ж с пустыми руками! Надо бутылочку купить!
– Идея…
– Бутылочку и банку шпрот. – Федя усовершенствовал идею.
– Духи! – растолковал Никитин. – Как же я сам не догадался…
Перед прилавком парфюмерного магазина стояла одна только женщина, но Федя, не умеющий ждать в очередях, отодвинул ее плечом.
– Простите, – извинился он. – На самолет опаздываем.
Женщина посмотрела на Федю в вигоневой старушечьей кофте, потом на Никитина в изысканном замшевом пиджаке, и на ее лице проступили следы усилий: видимо, она пыталась объединить этих двоих в одну компанию, но у нее не объединялось. Женщина пожала плечом и отошла от прилавка.
– Скажите, пожалуйста, какие у вас самые лучшие духи? – спросил Никитин у продавщицы.
– «Тройной» бери, «Тройной», – подсказал Федя.
– «Клема», пятьдесят рублей, – ответила продавщица.
– Сколько? – не поверил Федя.
– Пятьдесят, – невозмутимо повторила продавщица.
– Что? Да за такие деньги я сам в коробочку залезу!
– Вряд ли купят, – усомнилась продавщица, оглядывая Федю с ног до головы, со спортивных кед до потертой макушки.
– Вам платить или в кассу? – спросил Никитин.
– В кассу.
Никитин подошел к кассе. Федя устремился следом.
– Не балуй ее, Женя. Не балуй. Она тебе потом на голову сядет. Бери «Тройной». Все из одной бочки. Поверь…
– Она арфистка, – произнес Никитин и поднял палец.
– Артистка… – с пренебрежением повторил Федя. – Знаю я их. Им черную икру и брильянты подавай. А где ты ей брильянты возьмешь? Ты кем работаешь?
– Математик.
– И я математик. Вот и считай…
Никитин тем временем расплатился, отдал чек и получил «Клема» в изумрудной коробочке.
Федя понял, что дело сделано и уже ничего нельзя переменить.
– Красиво, – похвалил он. – Обмыть надо.
Ресторан «Гавана» был оформлен изнутри всевозможными циновками, деревяшками, с учетом латиноамериканского фольклора. Сплошные экзотические занавески полностью скрывали широкий Ленинский проспект за окном, и у Никитина было впечатление, что он не в Москве, а в Гаване.
Певица за окном пела «Бессаме муча», что значит «целуй меня, девушка».
– Сколько прекрасного заложено в людях, – философствовал Никитин. – Взять хотя бы нас. Ведь мы же совсем не знакомы. А как вы ко мне отнеслись… С каким участием…
Федя скромно подвинул Никитину тарелку с салатом.
– Или вот, – продолжал Никитин, поставив локоть в тарелку. – Валерий Феликсович – член-корреспондент. Член четырех королевских обществ! Я его спрашиваю: подходит галстук? А он мне пиджак дал. А почему? Потому что он по-настоящему интеллигентен. Ведь что такое интеллигентность? Это не количество знаний. Сейчас все всё знают. Настоящая интеллигентность – это доброжелательность! Каждый человек прекрасен до тех пор, пока он не докажет тебе обратное. Вот мы с вами, в сущности, не знакомы. А вы проявили ко мне доброжелательность: время теряете, слушаете меня. Потому что вы – по-настоящему интеллигентный человек.
– Я такой, – согласился Федя. – А этот жлоб… Собака… Собака, значит, – из стакана, а люди – прямо из бутылки. Не люблю я таких людей! Не уважаю!
– Я тоже, – легко согласился Никитин и выпил половину фужера.
– И начальник твой жлоб! – разоблачил Федя. – Всучил пиджак, а теперь всю жизнь попрекать будет.
– Ну что вы, он не будет…
– Глазами. – Федя слегка вытаращил свои глаза. – Так и будет все время показывать: я тебе пиджак дал, я тебе пиджак дал… Вот я у Петровича трешку взял, говорю: «С получки отдам». А он говорит: «Можешь не отдавать». Ну я и не отдал. Так он мне теперь глазами все время показывает, что я ему должен «спасибо» говорить. Тьфу! Знал бы – отдал бы! Вот так и начальник твой.
– Он не такой, – заступился Никитин.
– Не та-акой… – передразнил Федя. – Что ж он тебе пиджак-то с пятном дал…
– Где пятно? – Никитин стал себя оглядывать.
– А вот…
На локте действительно было совсем свежее, влажное пятно.
– А раньше не было, – удивился Никитин. – Что же делать?
– Можно вывести, – успокоил Федя. – Спиртным надо.
Федя взял салфетку, окунул ее в фужер с портвейном и потер салфеткой рукав. Пятно из бледно-серого стало темно-коричневым.
– Вот! Высохнет, ни фига не будет заметно, – пообещал Федя.
– И здесь немножко. – Никитин показал пятнышко возле кармана.
Федя замыл и там.
– Я тебе друг? – спросил Федя.
– Друг! – Никитин убежденно кивнул головой.
– Так вот. Слушай меня. Отдай-ка ты ему этот пиджак. Пусть он им подавится.
– Правильно, – согласился Никитин. – Надо сейчас же вернуть, а то вдруг запачкаю.
– Официант! – Федя щелкнул пальцами в воздухе, как кубинец. – Бутылку крепленого и банку килек! С собой!
Друзья подошли к подъезду.
Никитин еще раз при электрическом свете осмотрел пиджак. На нем горели размытые, почти черные пятна, похожие очертаниями на контуры Каспийского моря.
– Все равно видно, – огорчился Никитин.
– Не высохло еще, – успокоил Федя. – Высохнет, ни фига не будет заметно.
– Знаете что, Федя, а может быть, вы отнесете? – попросил Никитин. – А то мне как-то… Вы скажите, что я заболел. А это обязательно высохнет. И поблагодарите. А? – Лицо Никитина приняло мучительное выражение.
– Давай, – легко согласился Федя. – А куда нести?
– Третий этаж, возле лифта. Справа.
Федя взял пиджак и пошел в подъезд.
Лифт не работал, и Федя отправился пешком. Он шел и считал лестничные пролеты за этажи. Третьим этажом у него оказался второй.
Федя позвонил в дверь возле лифта. Открыла бабушка в платочке, маленькая и уютная, похожая на лесного человечка.
– Академик дома? – спросил Федя.
– Какой академик? – не поняла бабушка.
– Ну, мужик твой.
– Нету.
– На. Держи. – Федя протянул пиджак. – Женька прислал.
– Чаво это?
– «Чаво», – передразнил Федя. – Слепая, что ли? Пинжак. Высохнет, ни фига не будет заметно. Премного благодарны. – Федя сунул ей в руки пиджак. – А Женька гриппом заболел. На больничном сидит. Так что спасибо…
Никитин стоял на том же самом месте, где он только что расстался с Федей, и смотрел на Наташино окно. Окно светилось золотисто-оранжевым светом, как спелая виноградина на солнце, и казалось, что там течет совсем другая жизнь – чистая, невинная, исполненная высокого смысла. Никитин смотрел на окно и испытывал острое чувство – торжественное и щемящее одновременно. Он никогда прежде не знал в себе такого чувства. Правда, и таким пьяным он тоже никогда не был.
Появился Федя.
– Все! – с удовлетворением сказал он. – Отдал!
– А он чего?
– А его нету. Я его бабе отдал. Ну и дуру же он себе нашел! А где бутылка? Выпил?
– Ну что вы! Вот она. – Бутылка стояла на асфальте возле ног Никитина. – А вон Наташа!
Никитин показал на окно. Федя из вежливости посмотрел по направлению пальца.
– Слушай, а может, Нюрку позовем? – обрадованно предложил Федя. – Посидим, попоем, твоя поиграет, а моя попоет.
– Давайте в следующий раз. А сейчас… вы понимаете… Я с Наташей не совсем знаком и приведу с собой еще двух совершенно посторонних людей. Это неудобно…
– Можно и без Нюрки, – не обиделся Федя.
– Нет, Федя. Все равно неудобно, – мягко и настойчиво возразил Никитин. – Большое вам спасибо за все. До свидания.
Никитин повернулся и пошел.
– Жень, постой! – Федя подбежал к нему и стал на его пути.
Никитин остановился.
– Жень, я тебе друг?
– Друг.
– Так вот, слушай меня. Не ходи. Она тебя обженит. Вот зуб даю – обженит.
– И очень хорошо.
