Да уж. Это вполне могло быть так. С чего я решил, что они на самом деле из Китая? Запад не разработан, китайская колония может базироваться там.
Вот на Варшавской сидит Япет со своими бездельниками, а где-нибудь на Западе сидят китайцы. Обосновались себе в бункере поглубже, обложились непохожей техникой и оружием, строят летательные аппараты…
Акира по-другому объяснял. Круги, круги и стрелка вовне, за МКАДом. Но Акира мог вполне и обманывать, обманщикам китайским верить нечего. Если они здесь, у нас, водятся, почему они тогда на контакт не выходят? Потому, что не хотят. Потому, что есть у них какие-то свои, непонятные планы.
С другой стороны, я видел самолет. Это был наверняка самолет, крестик, распарывающий небо, только самолет так… А могло и показаться. Зыбко у нас все.
– Потом вернемся, – сказал я. – К дирижаблю. Если он не взорвется, мы его изучим хорошенько. Там должны карты остаться бумажные, другие какие указания…
Я вспомнил китайца, разъеденного кислотой, и подумал, что вряд ли. Китайцы, если они и были, наверняка уничтожили все следы. Чтобы их найти было совершенно невозможно. А оставшиеся в живых разбежались, и скоро сдохнут, и замерзнут, а потом, по весне, и сгниют, и следа от них не останется, прах да пепел.
Мы остановились под ракетой.
Совсем вблизи ракета разочаровывала еще больше. Она, как и Вышка, походила на старуху. И не полетит уже никогда. Да… Когда минут темные времена, придется все снести и выстроить заново. Мы не станем жить в этом старье, в ржавых трубах и грязных фермах, снесем, это точно. Хотя, конечно, придется снести почти все, слишком много разрушено.
С другой стороны, ракета все равно впечатляла. Не верилось, что такая дура умеет летать. Я сбросил рюкзак, нарубил дровишек из окрестных зарослей, развел бездымный костер, налил воды в котелок.
– Алиса где? – спросил Егор. – Она точно выбралась?
– А что ты так беспокоишься?
– Ничего… А вдруг…
– Вдругов не бывает. Алиса выбралась. Наверное, она за ними отправилась. За китайцами вдогонку.
– Зачем?
– Ну, так. Перекусить.
Нос у Егора дернулся.
– Это шутка, – успокоил я. – Алиса вообще ничего не ест. Во всяком случае, я не видел.
– Она ест, – негромко сказал Егор. – Я делал тянучки из муки, сушил их на ветру, а они пропадали потом.
– Может, это птицы.
– У нас нет птиц. А продукты частенько пропадают, особенно сладкие.
Не знал. Ладно. То, что ест хорошо, значит, человеческое просыпается. Глядишь, еще, как разговаривать, вспомнит.
– А вообще папка никогда про такое не рассказывал, – Егор кивнул в сторону невидимого отсюда дирижабля.
– Ты же сам видел огни в небе. Это они и были. Они тут все разведывают… Да плевать на них.
Я был зол на этих китайцев. Шли в телецентр. Все тихо, продвигались по плану, почти без приключений, и вот на тебе, влетели. Пришлось лезть на Вышку, скакать, как макака, я чуть шею не свернул. И толку от этого дирижабля совсем никакого, ничего не узнал, ничего не понял. Китайцы удивительно неразговорчивы. В результате… В результате я потерял время и ничего не узнал. Загадок только прибавилось. Я бы уже был в этом телецентре, в архиве, уже что-то нашел…
Хорошо, что живы все остались.
С другой стороны, место здесь интересное. Явно историческое, картинка из прошлого. Ракета. Красивые здания. Неплохое оружие. Еда…
Я взял несколько пачек китайской, нашел на складе. То, что это еда, я не сомневался, у нас любой может определить еду даже в жестяной банке. А эта была в бумажных пакетах.
Вода в котелке забулькала, я разорвал пакет, высыпал в воду содержимое. Розовых червей, жидких, волокнистых, извивчатых, как волосы мертвеца.
– Странная еда… – с сомнением сказал Егор. – На червей похожа слишком…
– Ты что, червей никогда не ел?
Егор помотал головой. Местный. Московский. Червей не ел.
– Они вкусные, – сказал я. – Главное, правильно приготовить, нормальная еда.
Егор пожал с сомнением плечами.
– Нормальная… Не знаю. Тебе там ничего ненормальным не показалось?
– А что там нормальное вообще? Оружие видел? Все кривое. И стены кривые, и вообще. Китай, ничего не поделаешь. Так что жуй червей, радуйся.
Я высыпал еще два пакета. Запахло сладким. Сладкие черви. Китай, однако. В котле забулькало.
– Зачем они прилетали, а?
– Собирали здесь образцы местных тварей. С какими-то целями… Да какая разница? Радуйся, что жив, могли бы и распилить.
– Радуюсь… Там была такая… такое… Не знаю, на что похожее.
– Это коростель, – объяснил я. – От него коростой покрываешься. А выпь воет. А голем голый. Узнаешь их по именам их, все просто. Ешь давай.
– Да я это… Аппетит что-то…
Я зевнул.
– Мне больше достанется.
Подцепил ножом длинного червя, изучил. Непонятно. Надо пробовать, вряд ли отрава, в конце концов у китайцев две ноги, две руки, хвост… Хвоста не видел. А червей я на самом деле много едал.
На вкус оказалось ничего, кисло-сладкое, хрустящее, на черемшу похожее. Скорее растительное, вряд ли червь.
– Ну как? – поинтересовался Егор.
– Питательно. Вкусно. Лапша, макароны настоящие. Не хочешь если, можешь не есть…
– Дай-ка попробую, папка любил макароньи…
Егор подцепил червя, задрал руку высоко, поймал зубами, втянул, подумал.
– Ничего вроде. Подходяще.
Стали есть. Ложками есть лапшу было неудобно, пришлось руками. А бульон кружками, он тоже ничего получился, бодрящий.
– В ракете, наверное, тоже жить можно, – сказал вдруг Егор. – Интересно…
– Не полезем.
Вкусно. Настоящая еда, хоть и китайская, хорошо бы перца еще. Для крепости. И чтобы в желудке завеселело, а так слишком пресно.
Звук. Знакомый. Страшно знакомый, сразу пятки зачесались.
– В ушах свербит… – Егор почесал голову. – Что за погань…
Жнец. Это называется жнец, давно их не видел.
Я достал из подсумка пузырек. Из него два шарика. Один забросил в рот, другой передал Егору.
– Что это? – спросил он.
– От нервов. И желудочное одновременно. Пей, сплошная польза.
Егор проглотил шарик.
– Теперь примерно минуту, – сказал я.
– Что минуту?
Доктор с Варшавки приготовил. Полезные штуки. Не приходилось еще испытать. Сорок шесть. Желудок сжался и вытолкнул содержимое. Лапшу и бульон, все.
– Ты чего это?.. – прошептал Егор.
Его тоже скрутило.
– Зачем?..
Я сунул ему оружие, сунул рюкзак.
– Что тут?..
– Беги, – прошептал я Егору.
– Что? – не понял он.
– Беги! – уже крикнул я.
– Зачем?..
Но я толкнул его в спину.
Егор побежал. Не очень быстро и не очень уверенно, оглядываясь.
– Беги! Через час здесь же!
Егор поспешил.
Я повернулся к зарослям. Я бежать совсем не мог. Если это на самом деле жнец, то удрать от него мне не удастся. Не получится, физически просто. Я еще прихрамываю, и в левом колене щелкают друг о друга мослы, теперь тягаться с ним совершенно бесполезно, какие пятьдесят семь минут, я не продержусь и десяти.
Но теперь я знал, что жнеца можно уничтожить.
В моем ружье лежали гранаты и разрывные пули, лучше бы бронебойные, но перезарядить уже не получится. Будем работать гранатами.
Я присел на круглый красивый камень, неизвестно каким путем тут оказавшийся, пристроился поплотнее, стал ждать. Ничего не происходило. Нет, звук не исчез, железное шелестение, сопровождаемое острым попискиванием, точно пела нестерпимо натянутая струна, продолжалось и даже усиливалось, но никаких других изменений не происходило, жнец меня почему-то упорно не слышал.
Подождав еще немного, я двинулся через кустарник. Стараясь особо не хрустеть, но и не таиться чрезмерно. Надо было удирать. Спасаться, но мне не хотелось спасаться, мне хотелось посмотреть. Оно, любопытство. И потом у меня был гранатомет.
Кусты разредились, я увидел. Четверо. Действительно, жнецы. Но необычные. Поломанные. Без секир. Они бродили по дну небольшой пологой воронки, шелестели, поскрипывали искривленными суставами. Впервые я смог рассмотреть их в спокойной обстановке, обычно я от них только убегал, когда убегаешь, трудно разбирать преследователя…
А эти целые, но совсем неисправные. Квадратные. В движении этого не видно, сейчас напротив. Угловатый корпус, снизу ноги. То есть лапы. То есть конечности. Четыре, в два сустава, как у птицы. Мне всегда казалось, что у жнеца их две, как у нас примерно, но на самом деле четыре. Больше всего жнец оказался похож на лосенка. Да, именно, такая же нескладность, изломанность даже, только головы нет и тело короче. Ну, и еще не живой.
Меня жнецы не заметили, что опять же было странно, обычно у них чувствительность поразительная. Но эти не слышали моего присутствия, были очень заняты своими делами. Ворочались в воронке, которая, скорее всего, являлась началом большого провала, копошились, бродили в бессмысленности, стукаясь друг о друга, скатываясь к центру ямы и выбираясь снова. Чтобы через минуту скатиться обратно.
