У Алевтины сложилось твердое мнение: Арина сама не в курсе, каким ветром ей принесло младенца. Девочка любила ездить в Москву, могла остаться там ночевать, возвращалась с покупками. Местные парни перестали интересовать Арину, пару раз ее привозили незнакомые мужчины на новых автомобилях. А уж когда родился Вася, тогда местное бюро сплетен категорично решило: дочь Ивана Васильевича проститутка.
Олимпиада Михайловна страшно переживала и пыталась спасти пошатнувшееся реноме девочки.
– Ее изнасиловали, – твердила бывшая медсестра соседкам. – Сколько раз просила Арину: «Не езди поздно в электричке!» Вот и допрыгалась.
Бабы кивали головами, цокали языками, но, когда Липа уходила, цокать прекращали и начинался разговор:
– Вот врет, не покраснеет!
– Снасильничали над ней, ха! Сто раз без остановки!
– Липа не понимает, что девка – шалава.
– Да набрехала ей Арина, а мать поверила.
– Олимпиада не дура, ей неохота дочь позорить.
Сплетницы самозабвенно обсасывали ситуацию, а когда она потеряла остроту, Арина снова подбросила дров в костер – убежала из дома, кинув младенца.
Исчезновение юной матери прошло незамеченным. Лишь к Новому году местные кумушки начали перешептываться, в конце концов одна из них, Светлана Коростылева, не выдержала и спросила:
– Олимпиада Михайловна, чегой-то Ариши не видно?
– В институт поступила, – не моргнув глазом ответила медсестра, – общежитие ей дали, там и живет.
– А Васенька? – фальшиво заботливо осведомилась Света.
– Внук при мне, – холодно ответила Липа и ушла.
Языки заработали с утроенной скоростью.
– Ха! Студентка! – горячилась Коростылева. – Сейчас зима, а поступают летом.
– Брешет она! Арина к любовнику удрала!
– Скоро каникулы, вот и посмотрим, приедет ли она к матери…
Дом гудел до весны, потом утих. Арина так и не появилась, Липа одна поднимала Васю. Она по-прежнему работала медсестрой, вот только из просторной квартиры ее турнули – жилплощадь была служебной, в комнатах поселился новый заведующий. Олимпиада с Василием переехали на первый этаж, лишились личного санузла и отдельной кухни.
Жизнь Липы текла размеренно. Василий подрос, пошел в школу и… начал вести себя хуже Арины, даже тройки были редкими гостями в дневнике мальчика, там теснились колы и гневные записи педагогов.
– Яблоко от яблони недалеко падает, – судачили бабы во дворе, – от осинки не родятся апельсинки.
Но, кроме плохих отметок, обсуждать сплетницам было нечего. Липа обеднела – на зарплату медсестры особо не зажируешь, Василий ходил в вещах, которые отдавали ему более обеспеченные люди. Видно, парня это сильно задевало, потому что он, окончательно забросив учебу, подрядился на работу, ездил в Москву мыть вагоны. Первый заработок Вася истратил на новый свитер. Вошел в дом, наткнулся на вездесущую Коростылеву и гордо сообщил:
– Во, глядите, тетя Света, никем не ношенное, лично мое!
Коростылева только вздохнула. Конечно, Василий крепкий, выглядит почти взрослым юношей, но ведь ему мало лет! Просто парень вымахал и раздался в плечах, наверное, отец у него был крупным. Ну что за люди сидят в депо, взяли мойщиком подростка, не спросили документов.
– Красивый, да? – хвастался Василий.
– Очень, – похвалила Света.
– Я еще заработаю, – пообещал мальчик.
– А школа? – не утерпела Коростылева.
– Да ну ее! – рубанул Вася. – Какой толк от учебников?
– Сколько же вагонов надо отдраить, чтобы пуловер купить? – полюбопытствовала Света.
В глазах мальчика мелькнула насмешка.
– Много, – ответил он. – Но ничего, я поднимусь еще, богаче всех стану.
Весело насвистывая, Вася пошел в свою комнату, а Коростылева понеслась на кухню, пересказала соседкам беседу и заявила:
– Ясное дело, не вагоны он драит! Малолетку на службу не запишут.
– К ворам подался, – зашептались бабы, – уголовником станет. Повезло Липе… От дурной девки ядовитый побег!
Наверное, новый свитер Василия обсуждался бы не один вечер, но на следующий день случилось невероятное событие, начисто затмившее остальные.
Не успела Алевтина войти во двор после работы, как к ней кинулась Коростылева и затараторила:
– Ой, ой, ой! С ума сойти! У нас такое!
– Какое? – резко оборвала ее болтовню Алевтина, она недолюбливала словоохотливую Свету.
– Она вернулась!
– Кто? – спросила врач.
– Конь в пальто, – подпрыгнула от возбуждения Коростылева, – дочь Липы.
– Вот уж радость, – покачала головой Алевтина.
– Еще не все! Она беременна!
– Арина?
– Ну не Липа же! С огромным животом явилась, вот-вот родит, – закудахтала Светлана. – Страшная такая, тощая, глазищи горят, пузо арбузом!
Взбудораженная сообщением, Алевтина под благовидным предлогом постучалась в комнату к Липе и убедилась: Коростылева не солгала, на диване лежала Арина. Правда, узнать некогда красивую девушку было трудно, столкнись Алевтина с беременной на улице, и не поняла бы, кого видит перед собой. Но если внимательно присмотреться, становилось понятно, что это она.
Через неделю непутевая особа родила мальчика, назвала его Митей и попыталась вести нормальный образ жизни. Хватило Арины на полгода. Через шесть месяцев после появления отпрыска маменька взметнула хвост и опять ускакала в неизвестном направлении. На руках Липы теперь было двое мальчишек.
– Помяните мое слово, – вещала Коростылева, – сдаст Липа младенца в приют. И ходить далеко не надо, вот он, под окнами.
– Туда лишь больных берут, – робко напомнила Зоя из пятой комнаты.
Светлана поджала губы.
– Ты, Зойка, сколько тут живешь?
– Как за Толю замуж вышла, – ответила молодая женщина, – уже год.
– Вот и молчи! – гаркнула Света. – А мы тут не одно десятилетие паримся, знаем правду, видели кой-чего. Как ты думаешь, почему Олимпиаду Михайловну Господь шпыняет?
– Не знаю, – отозвалась Зоя.
– Да все в курсе, – усмехнулась Света, – только молчат. Ну скажите, девочки, за кого Олимпиаде воздается?
Вопрос повис в воздухе. Пока Коростылева нападала на Зою, посмевшую встать на защиту Липы, все соседки по-быстрому сбежали из кухни, у каждой нашлись неотложные дела. Замешкалась лишь Алевтина Петровна, которая спустилась со второго этажа на общую кухню, чтобы одолжить сахар.
– Вот и доктор наша в курсе, – ткнула пальцем в Алевтину Света, – сколько народу извели Липа да Иван Васильевич наш распрекрасный. Одно кладбище об этом знает, только молчит! Чужих детей гнобила и свой лишний рот пристроит. Не пройдет и трех месяцев, как он психом станет. Кто теперь в жути рулит? Жанна Клоповна! Ученица Ивана Васильевича. Не разлей вода были! Я правду говорю, Алевтина Петровна?
– Отчество Жанны не Клоповна, а Калиоповна, – растерявшись, поправила та Свету.
– Однофигственно! – отмахнулась Коростылева. – Вы лучше про волшебные укольчики скажите. Сколько и кому их Липа сделала? То-то и оно! Теперь расплачиваться пора!
– Совсем ты, Света, ополоумела, – вспыхнула Алевтина. – Откуда мне про дела Ивана Васильевича и Олимпиады знать? Я в поликлинике сидела, мы никогда не пересекались.
– Рассказывайте другим эти сказки, – буркнула Света. – Переедет в приют Митя как пить дать. Опсихеет и там окажется.
Но вопреки карканью Светы ничего плохого с младенцем не произошло. Митя спокойно рос, правда, без особого присмотра – его бабушка уже сильно пила. До вконец опустившейся алкоголички ей было еще далеко, но почти каждый вечер Липа оказывалась навеселе.
В отличие от красивого, статного, рано созревшего Василия Митя рос щуплым, тощим – дунь, и он развалится. Алевтине было жаль мальчика, он выглядел недокормленным. Когда Митя пошел в первый класс, Липа окончательно спилась, из клиники ее уволили, несмотря на то что научным центром теперь руководила любимая ученица Ивана Васильевича Жанна Калиоповна. Липа скатывалась все ниже и ниже, семью кормил Василий. Он каждое утро уезжал в город и вечером возвращался, парень явно где-то работал, но кем и сколько получал, он никому не сообщал. Маленький Митя тоже держал рот на замке, сколько ни пытала малыша Света, тот не по-детски серьезно отвечал:
– Не знаю ничего про Васю, сами у него спросите, я маленький.
Однажды Коростылева не выдержала и, тряхнув Митю за плечи, гневно спросила:
– Немедленно рассказывай, чем Васька занимается?
Митя попытался выскользнуть, но сплетница была намного сильнее тщедушного мальчика, она с силой сжала ему плечи и приказала:
– Говори!
Митя тоненько заплакал, Света оттолкнула его и ушла. Через полчаса в кухню барака ворвалась милиция, участковый нес на руках зареванного Митю. Поставив мальчика на пол, мент сказал:
– Ну, успокойся и скажи, которая тетя тебя побила?
– Она, – указал на Свету Митя. – Каждый день пристает, щиплет, бьет.
