коротко кивнула. Далмат отпустил ее шею, убрал с ее лица медные блестящие волосы и оглядел ее красивое лицо.
— Мне очень жаль, — признался он. Далмат осторожно отпустил ее руки, и она всхлипнула от боли в плечах.
Когда он провел пальцами по ее плечам и талии, с которых сползло одеяло, пока они дрались, Эмилия толкнула его, снова повалив спиной на пол и сомкнула руки вокруг его шеи. Он закряхтел от боли и вцепился в ее пальцы.
— С какого перепуга ты такая сильная стала? — он с трудом отнял руки от шеи, Эмилия вырвалась, вскочила с пола, придерживая на груди одеяло, схватила с пола свою одежду и бросилась к двери. Она все еще была запечатана. — Боже, ты меня чуть не убила…
— Открой сраную дверь, или я доведу дело до конца.
Далмат поднялся с пола и подошел к Эмилии, намереваясь пригладить ее растрепавшиеся волосы, хотя бы еще хоть раз коснуться ее, но она ударила его по рукам.
— Не подходи ко мне. Ты мерзкий.
— Мне очень жаль, — снова сказал он. — Правда. Извини, что так получилось.
— Открой дверь, — зашипела Эмилия.
— Давай ты сначала оденешься? Я не хочу, чтобы кто-то увидел тебя, обмотанную в одеяло.
Эмилия замахнулась на него, и, наконец, добилась своего — он испугался.
— Я не твоя собственность. То, что ты мной воспользовался, не значит, что я теперь твоя вещь.
— Я не имел это ввиду.
Она стиснула зубы.
— Простишь ли ты меня когда-нибудь?
— Если откроешь сраную дверь.
— Если оденешься.
— Если отвернешься.
Далмат послушно отвернулся, что даже удивило Эмилию. А как же пререкания в духе “я и так уже все видел”. Она скинула с себя одеяло, натянула топ и кофту; когда поправляла штаны, Далмат обернулся. Их взгляды встретились. Эмилия вдруг поняла, что он и правда видел ее голой. Не только видел, но и трогал. По ее телу пробежал озноб. Стало мерзко от себя, и Эмилии захотелось помыться. Она чувствовала отпечатки его ладоней на всем теле, на ногах и талии, на плечах и спине, где он ее обнимал; все тело горело и саднило, и от этого в груди разгорался пожар ярости…
Осталось только понять, как сказать об этом Маркэлю. И стоит ли, потому что они точно поссорятся, и Эмилия потеряет последние крохи влияния в клане. А он потеряет популярную и престижную девушку, и если Эмилия сможет как-то оправиться от его потери, то вот он — вряд ли. Умолчит об этом? Не станет это выносить на всеобщее обозрение? Может, тогда и ей стоит не говорить об этом?
— Зачем ты варил это зелье? Что оно, по-твоему, должно делать?
Далмат поджал губы.
— Ты знаешь.
— Нет, не знаю, — рыкнула Эмилия, и Далмат отвел взгляд.
— Амортенция, — ответил он. — Разбавленная. Я хотел, чтобы это произошло… Само собой.
— Оно и произошло, разве нет? — съязвила Эмилия, и Далмата это укололо.
— Я извиняюсь. Я, наверное, никогда не смогу загладить свою вину.
Эмилия тихо хмыкнула и облизнула губы. Далмат тоже облизнул губы, и Эмилия это заметила. Она стиснула кулаки, но заставляла себя думать усерднее. В ее голове зрел безупречный план мести, но она хотела сделать все как можно безопаснее для себя.
— Что ты там сказал..?
— Что я извиняюсь.
— Нет, ты сказал… “Я этого хотел”?
— Не начинай, прошу тебя…
— Тихо, — властно сказала она, и Далмат замолк. — Хочешь и сейчас?
Его лицо на мгновение изменилось; на нем отразилось удивление и… надежда? Он снова принял извиняющееся выражение, и теперь как будто он корил себя еще и за то, что посмел надеяться на секс с чужой женщиной. Даже несмотря на то, что у них уже все было.
— Я был бы счастлив, — бросил он. Эмилия улыбнулась; не потому, что ей понравился ответ, а потому что он сказал правду.
— Я подумаю.
Его глаза округлились, он отступил на полшага и заглянул в ее лицо.
— Лия? Ты все еще здесь? У тебя все хорошо?
— У меня все отлично, — ее улыбка стала шире. — Выпьешь полстакана своего варева — тогда поговорим.
На его лице отразился теперь испуг, а Эмилия внутри ликовала. Он покачал головой.
— Нет, Лия. Это может быть опасно и…
— Тихо, — мягко и строго сказала она, и Далмат затих. Все-таки он был послушным мальчиком. — Или ты не хочешь, чтобы я тебя простила?
— Оно может сработать не так, как ты рассчитываешь.
— Ты думаешь, я рассчитываю, что ты накинешься на меня и изнасилуешь снова? — эти слова укололи его, и он опустил глаза.
— Лия, нехорошо манипулировать моими чувствами.
— Нехорошо, Далмат, — заставлять любимую девушку пить приворотное зелье и насиловать ее. А манипулировать твоими чувствами — это шелуха по сравнению с тем, что ты сделал.
Он помолчал. Она назвала себя его любимой девушкой, у него в груди разлилось приятное тепло, но ему казалось, он не должен этого чувствовать. Это была правда, и она впервые прозвучала между ними вслух, и для обоих их чувства внезапно обрели вес. Далмат повел плечами, стряхивая с себя нахлынувшую нежность к ней. Он едва смог побороть желание прикоснуться к ее лицу и прижать к себе ее маленькое хрупкое тело.
— Пойдем прямо сейчас? — спросил он. Даже если он отключится, она позволит ему прикоснуться к себе. Может быть, он даже ее поцелует. О большем он не мог и мечтать, даже несмотря на то, что было между ними ночью.
— Да, — Эмилия заулыбалась, и улыбка эта была недоброй. Она не знала, как зелье подействует на Далмата; если даже он накинется на нее и изнасилует, она изобьет его еще раз. Ей просто хотелось, чтобы он почувствовал то же, что и она. Омерзение от самого себя. Ощущение, что тебя обмакнули в грязь и вытерли ноги.
Они прошли по пустой общей комнате и спустились в подземелье. Когда она снова увидела маленькую каморку, заставленную склянками, у нее в животе что-то перевернулось не то страха, не то от предвкушения. Далмат помешал зелье в котле; Эмилия стояла за его спиной и внимательно следила. Он налил себе полстакана, как Эмилия и просила. Эта доза вполне могла бы убить его, но разбавленная амортенция должна была быть слабой. Должна была. Когда он предложил это Эмилии, жидкость в стакане была кристально прозрачной, как вода, а в его стакане чистое зелье было мутным, белесым. Интересно, сколько он добавил в ее стакан?
— Лия, если будет совсем плохо — можешь сломать мне руку.
— Обязательно.
— Если мне сплохеет, склянки для антидота в этом шкафу.
Эмилия не
