– Какие–такие звонки, защитники? На что им защитники, это нам они нужны…
– Не знаю, просто этот вызов передается из поколения в поколение…
– С ними не так надо. – Жихарь распрямил плечи, приложил руки ко рту воронкой и заорал: – Вы что здесь, ребята? В баню поехали?
Ни звука не проронили всадники, только ропот прокатился от скрежета тысяч зубов: нет для степняка страшней оскорбления, чем признать его едущим в баню.
Рядом с белым шатром появилась тоненькая фигурка в золотой шапке и прокричала несколько слов. Копья уперлись в спины побратимов.
– Дубинки славные, но короткие, – сказал Жихарь. – Вот оно в чем дело. Они на кого–то напасть хотят и побаиваются, а нас погонят вперед, вроде передового полка. Степняки вообще бесстрашные, только сильно всего боятся и поэтому толкают впереди себя пленников…
– Так мы пленники? Вот новость!
– Они, знать, торопятся: не допросили нас, не обшарили, чуют впереди хорошую добычу. Значит, так – когда покажется их враг, нам нужно что есть сил рвануть ему навстречу, чтобы раньше их стрел пробежать, а от ордынских уйти. Сумеешь?
– В таких башмаках, сэр Джихар, я обгоню любую стрелу. Но прилично ли показывать неприятелю спину?
– Так на другого–то неприятеля мы грудью пойдем! Они ведь ничуть не лучше.
– А вдруг то благородные воители?
– Лишь бы не ходячая крепость…
Кочевники позади перестраивались в боевой порядок: раздавались короткие команды, ржали кони, звякало оружие. Когда Жихарь попробовал оглянуться, получил древком копья по шее.
– Ну, золотой гребешок, – сказал богатырь Будимиру, – проспал врага, так держись крепче или улетай подальше…
Будимир сердито заквохтал, как бы напоминая, что не покидал товарищей и в худшие времена.
Конница за спиной, кажется, урядилась, и высокий визгливый голос предводителя выбросил в небо грозный боевой клич орды, знакомый всему свету:
– Мала–мала батурай!
– Мала–мала батурай! – подхватили воины, и острия копий больно ткнули в спины друзей, повреждая новенькие кожаные одежки.
Бежали долго, до одышки. Дорога начала подниматься в гору. Никакого противника впереди не было, и Жихарь уже решил, что степняки просто–напросто хотят загнать их до смерти и растоптать копытами, но тут из леса на дорогу выбежало такое, что копья погонял враз опустились, а волосы у всех без исключения поднялись дыбом. Будимир яростно заголосил, но видение не исчезло.
В боях и походах Жихарю приходилось уже встречать и щетинистых Позорных Волков, и пятнистого Кайфоломщика, и безжалостное Чудо В Перьях, и Треклятого Алгимея высотой с терем, да и нынешний поход был богатым на опасные столкновения. Но в те прошлые времена с ним всегда оказывался кто–нибудь из старших товарищей, навыкших обращаться со страшилищами. Уж на что явился ужасен Всадник Белая Епанча, у которого под этой самой епанчей ничего не было, даже тела, а и того Дрозд ухитрился проколоть ржаной соломиной.
Но нынешняя тварь не походила ни на что. Вроде и не такая большая, а глядеть на нее не хотелось.
Сначала Жихарь подумал, что перед ним паук: шесть ног, по три с каждой стороны. Но только не ноги это были, а человеческие тела, по пояс торчащие из мохнатого туловища. Ловко перебирая по земле руками, они двигали тварь вперед. А то, что богатырь принял за глаза, оказалось двумя людскими головами. Головы открывали рты и показывали длинные синие языки. Из пасти, расположенной под глазами–головами, торчали тонкие прозрачные клыки. По краям пасти торчали хватательные пучки рук. На спине страхоила лежали, образуя косой крест, два голых тела. Они шевелились, но не падали, будто вросли в черную шерсть. И хвост этой гадины тоже был человек, и человек тот держал в руках здоровенный железный крюк и мотался туда–сюда.
– Разбегаемся в разные стороны, – прошептал Жихарь.
– Ни за что! – воскликнул Яр–Тур и сразу пояснил: – Сэр брат, у меня отнялись ноги.
Лица у тел, составлявших чудовище, были тупые, ни мужские, ни женские, словно вылепленные кое–как из глины.
«Оно их всех съело, но не совсем, и вырастило себе руки–ноги, – думал Жихарь. – И нас проглотит и тоже использует. Куда же меня определят, в какие части?»
Он засмеялся и пришел в себя. И понял, что нужно делать. Не напрасными были ночные уроки деда Беломора. Старый неклюд, конечно, своих мозгов ему не передал, а вот собственную Жихареву память укрепил и взбодрил неведомым способом. Жихарь начал раз за разом повторять то же самое слово, которое повторял дед на водопаде. Медленное Слово, останавливающее все вокруг:
– Рапид, рапид, рапид, рапид…
Жихарь плюнул и, когда слюна повисла в воздухе, сообразил: получилось.
Можно было уже не торопиться, но Принц, взмахнув ментовской дубинкой, бросился вперед, на какой–то миг закрыл от богатыря пасть чудовища и вдруг осел на дорогу. Жихарь приказал себе сдержаться и повторил заклинание еще несколько раз. Потом достал из кармана выкидной нож и подошел к твари.
Он не знал, где у чудовища сердце, где что. Поэтому пришлось резать все подряд. Для начала он обошел замершую тушу, погружая лезвие поочередно в спину каждого из человеко–ног. Затем прикончил того, который был за хвостом с крюком. Вернулся назад, к бесчувственно лежащему Яр–Туру, и перерезал глотки у глаз–голов. Секущими ударами по сухожилиям обезвредил руки–хваталки – осторожно, чтобы в отличие от Принца не коснуться клыков.
Оставались те двое на спине. Шерсть была жесткая, колючая и, возможно, тоже ядовитая. Лежащие на спине и вправду были не мужики и не бабы. Богатыря стало мутить. Вместо доброго боя он сам себе доспел мясницкую работку.
Хорошо еще, что кровь не брызгала, а неторопливо выползала на белый свет из ран и порезов. Жихарь повторил заклинание и поклялся, что не вспомнит его больше ни при какой битве. Если уж перед такой нечистью совестно, то как же с обычными людьми? О побратиме он старался до поры не думать. Клыки на всякий случай обломал дубинкой – била она как надо.
«Вроде все», – решил богатырь, подхватил Яр–Тура под руки и уволок подальше в сторону. Действие Медленного Слова закончилось, люди–лапы подогнулись, мохнатое брюхо подняло кучу дорожной пыли, кровь хлынула во все стороны.
«Теперь пусть что хотят со мной, то и делают, – подумал Жихарь. – Не стану же я до ночи безнаказанно резать степняков. Я же тогда еще хуже этого страхоила выйду…»
Чих–орда ожила, убедилась, что опасность лежит зарезана, и, позабыв навсегда про Жихаря с Принцем, заорала свой «батурай», завизжала и помчалась вперед по дороге, прямо через ужасную тушу. Было степняков много, а пролетели они быстро. Видать, цель была недалекой, если бросили даже ханский шатер.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
И они подобрали его и похоронили, ибо ничего больше с ним нельзя было поделать.
Роман о Тристане и Изальде
Воину не стыдно плакать над погибшим товарищем – стыдно не плакать.
Впереди затихли, враз оборвавшись, воинственные вопли Чих–орды. Постепенно улеглась обратно на дорогу пыль, а елочки и сосенки по обочине стали серыми.
– Поторопился ты без меня в Костяные–то Леса, братец, – приговаривал Жихарь – не упрекал, а просто так полагалось. – Нам бы прилично было головы вместе сложить…
Белый шатер, брошенный кочевииками, был пуст. Ни ханского оружия, ни награбленных драгоценностей. На простом глиняном блюде каталось несколько жалких кругляшков твердокаменного овечьего сыра.
«Вот тебе и тризна», – заметил Жихарь, раздавил один шарик в руке, высылал крошки Будимиру. Сперва богатырь подумал, не сжечь ли тело побратима заодно с шатром, как делают иные народы, но потом все же решил не поддаваться легкому искушению и совершить похороны как полагается, со всеми возможными почестями.
Никаких заступов кочевники с собой не возили, и Жихарь, поковырявшись в бесполезных мелочах, нашел коротенькую костяную лопатку – ею, должно быть, чесали спину.
Богатырь вышел из шатра с лопаткой и небольшой подушкой – ее он подложил Принцу под голову, чтобы удобнее было ждать, когда выйдет могила. Место для нее он выбрал на склоне.
– Прости, брат, что не могу снарядить должным порядком, – говорил он, делая зарубки в земле. – Отправляю тебя в дальний путь без доброго коня, без воинского доспеха. Но ты ходить пешком уже, должно быть, привык, а для умрунов и ножа с дубинкой довольно. Вот и нашел ты свое королевство – три аршина в длину.
Яр–Тур не перечил – должно быть, такой размер его вполне устраивал.
Полетели первые комья земли. Будимир не принимал в работе никакого участия и вообще был как–то подозрительно равнодушен. «Мозги–то у него с горошину», – оправдывал петуха Жихарь.
