— Или фрау Бок ничего не рассказала своему мужу, — предположила Пия. — Между ними все не так ладно, похоже. Вы видели, как она его оттолкнула?
— Да, видел.
— Бок странно отреагировал, когда вы сообщили ему о Захариасе.
— За десять минут до этого он узнал, что умер его сын, — заметил Боденштайн. — В таких случаях люди реагируют несколько иррационально.
— Нет, — возразила Пия. — Я не думаю, что реакция была иррациональной. Когда вы заговорили о Захариасе, он по-настоящему испугался. Можно подумать, что он…
Зазвонил ее мобильник.
— Кирххоф, — ответила Пия.
— Разговоры по мобильному телефону за рулем. Штраф тридцать евро, — проворчал Боденштайн, но Пия состроила ему рожу. Звонил Остерман.
— Тебя тут ждет Матиас Шварц. Ты его вызвала.
Пия начисто забыла о сыне фермера Шварца. Он сказала Остерману, что будет через пару минут.
— Ой, я должна еще шефа домой подбросить, — добавила она.
— Оставьте, — возразил Боденштайн. — Я поеду с вами. Что там с нашим подозреваемым?
Пия сбросила скорость на горке перед Красной Мельницей до шестидесяти, проехала поворот на Хорнау и к трассе В-8, а затем вновь прибавила газа. Она сообщила Боденштайну результат допроса, который Бенке провел вместе с Катрин Фахингер, и рассказала о вчерашнем посещении «Грюнцойга». О своих проблемах с Бенке Пия не сказала ни слова.
Матиас Шварц был приземистым, коренастым и круглолицым. От волнения он покраснел как рак, и взгляд его рассеянно блуждал. Пия предложила ему сесть, сообщила, что разговор записывается на пленку, и заполнила анкетные данные. Матиас Шварц, 26 лет, по специальности — облицовщик кафельной плиткой, в настоящее время не работающий и проживающий с родителями на Рорвизенвег, чувствовал себя довольно неуютно. Пия внимательно осмотрела его.
— Какие у вас отношения с вашей соседкой фрау Шмит? — она задала вопрос в лоб, решив ковать железо, пока горячо.
Младший Шварц нервно сглотнул, так что кадык заходил на шее.
— Что… Что вы имеете в виду?
— Ваша мать утверждает, что фрау Шмит от вас что-то хотела. Это правда?
Шварц покраснел так, что краснота просвечивала даже сквозь жидкие светло-рыжие волосы.
— Нет, это не так. — Он затряс головой. — Я просто пару раз помог ей в саду. И ничего больше.
— Гм… — Пия полистала записи и сделала вид, будто что-то нашла. — У вас пара задержаний, судя по имеющимся данным. Нанесение телесных повреждений, вымогательство, еще раз нанесение телесных повреждений, на этот раз тяжких.
Шварц тупо ухмыльнулся, будто гордясь своими «подвигами».
— Когда в последний раз вы виделись с фрау Шмит или говорили с ней?
— В субботу. — Он поскреб затылок, пытаясь сообразить, к чему клонит Пия.
— В субботу. В какое время? Назовите точно.
Шварц усиленно вспоминал.
— Фрау Шмит вам сообщила, что именно вы должны сказать нам, не так ли? — спросила Пия, немного подождав.
Парень явно пытался вывернуться, по лицу было видно, что совесть его нечиста.
— Она сказала, что будет странно выглядеть, если узнают, что я был у нее сразу после смерти Паули, — выдал он наконец.
Тут ушлая фрау Шмит была, несомненно, права. Это выглядело странно. Но еще более странным выглядело то, что в горе своего траура она размышляла о том, что и как выглядит.
Пии в голову закралась новая мысль. Возможно, они пошли совсем не по тому пути в отношении убийства Паули! Его внезапная смерть могла оказаться частью плана, в котором Эстер использовала столь преданного ей соседа, чтобы избавиться от нелюбимого спутника жизни. Пия вдруг осознала, что они, собственно, ничего не знают о фрау Шмит. Она является хозяйкой бистро «Грюнцойг» и владелицей дома, но как возникло ее состояние? Не могла ли она рассчитывать на получение страховки в случае смерти Паули? И уж в любом случае, траур Эстер никак не выглядел естественным.
— Когда фрау Шмит вас о чем-нибудь просила, вы ведь всегда выполняли ее просьбу, правда? — спросила Пия.
Шварц кивнул и, вспомнив про запись разговора, произнес:
— Да, всегда.
— А что вы получали в качестве вознаграждения?
Матиас Шварц недоуменно взглянул на Пию.
— Какое вознаграждение? За что? — спросил он.
— Она давала вам деньги, когда вы что-нибудь выполняли?
— Н-нет.
— Тогда что же? — Пия добавила в голос ехидства. — Вы ведь не исключительно из любви к ближнему работали в ее саду? Или как?
По опыту общения с недалекими людьми вроде Матиаса Шварца она знала, что они особенно остро реагируют, сообразив, что их использовали или обманули. Требовалось немного времени, чтобы ее слова вызвали в мыслях Шварца желаемую реакцию, поэтому Пия продолжила:
— Господин Шварц, передо мной лежит сообщение об ожогах на вашем лице, ладонях и предплечьях. И речь явно не о волдырях, полученных от горячей воды. Вы были в ночь на субботу в доме фрау Шмит?
Парень замялся. По его лицу Пия видела, что у него возникли первые подозрения в отношении возлюбленной.
— Эстер всегда была очень мила со мной, — ответил он на предпоследний вопрос Пии. — И я вовсе не вкалывал на нее, просто иногда помогал. Она не должна была мне за это платить.
— Ага, — улыбнулась Пия. — Вы, значит, добрый самаритянин.
Вот уж кем не хотел оказаться молодой парень, гордившийся своими правонарушениями…
— Ерунда! — возмутился он, взглянув бесцветными глазами на Пию и тут же потупив взгляд. — Я… Я хотел…
Он замолчал.
— Вы надеялись, что в один прекрасный день фрау Шмит поймет, как вы ее любите. Так?
Луноподобный лик и даже шею Шварца залила густая красная краска. Он судорожно сглотнул.
— Но этого не случилось, — продолжала Пия. — Вы просто оставались для нее удобной бесплатной рабочей силой.
По лицу парня Пия поняла, что добилась своей цели.
— Расскажите мне о ночи на субботу, — потребовала она. — Вы были у Эстер Шмит. Вы переспали с ней?
Казалось, что Матиас Шварц вот-вот взорвется. Он спрятал руки в карманы джинсов.
— Нет, — буркнул он. — Она сказала, что не может сразу после смерти Паули. Ей нужно время, мы должны подождать.
— Итак, она уговаривала и обнадеживала. — Пия вскинула брови. — Вас это убедило?
Шварц не ответил. Недоумение, сомнения и гнев разрывали его на части. Безоговорочное доверие к столь любимой соседке улетучилось.
— Она позвала меня вечером около одиннадцати, — произнес он сдавленным голосом. — Я должен был забрать ее из бистро. Она плакала. Я привез ее домой, и тут она обняла меня и сказала, что я должен остаться, что ей страшно одной. Она улеглась в постель, а мне велела лечь на кушетку.
Он замолчал в сомнении.
— Я не мог спать. Я все время думал, как бы так сделать, чтобы она… ну, в общем… Между тем она встала и посмотрела, сплю ли я. Я не шевельнулся. Потом она вышла, и вдруг внезапно все загорелось. Тут она поднялась, стала трясти меня за плечо и кричать, что все горит.
Пия терпеливо ждала, пока он продолжит.
— Когда мы стояли во дворе, Эстер вдруг совершенно вышла из себя.
Она вспомнила о банке из-под собачьего корма в холодильнике. И поэтому решила отправить в горящий дом соседского сына. Так Шварц и заполучил свои ожоги. А потом Эстер отослала его домой и велела помалкивать.
— Где были собаки и другие животные? — спросила Пия.
Шварц наконец осознал в полной мере всю глупость и безнадежность собственной влюбленности в Эстер. Без дополнительных вопросов он рассказал, что накануне перевез во двор бистро «Грюнцойг» множество коробок с книгами и одеждой. А затем отвез собак в собачий приют подруги Эстер в Таунусштайне. Было совершенно очевидно, что Шмит заранее запланировала поджог.
— И еще последний вопрос, — сказала Пия, когда молодой человек умолк. — Где вы были во вторник вечером во время убийства Паули?
Шварц молчал, тупо уставившись перед собой. Пии пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем он медленно поднял голову. И она поняла, как глубоко ранило его истинное отношение возлюбленной.
— Я смотрел футбол, — отстраненно произнес он.
Среда, 21 июня 2006 года
Перевалило уже за три часа, когда Пия остановилась перед большими воротами Биркенхофа. Вместе с Остерманом они полночи просматривали данные с жесткого диска ноутбука Паули, но не нашли ни малейших свидетельств того, что он имел компромат на кого бы то ни было. Неужели он угрожал впустую? Пия, не заглушая мотор, вышла открыть ворота, но ее сердце забилось чаще, когда она увидела, что ворота просто прикрыты.
— Этого не может быть, — пробормотала Пия.
Она никогда не забывала запирать ворота, поскольку рядом проходила асфальтированная дорога из Унтерлидербаха в Цайльсхайм, параллельная шоссе А-66, и летом там кого только не было. И глубоко за полночь, и ранним утром полно бегающих и прогуливающихся людей, пассажиров междугородних автобусов, велосипедистов и отдыхающих из соседнего имения Элизабетенхоф. Пия наклонилась и при свете фар осмотрела замок. Он не был поврежден. Неужели она второпях, наспех покормив и запустив внутрь лошадей, позабыла запереть ворота? Пия въехала на участок с нехорошим предчувствием, еще раз вышла из машины и заперла за собой тяжелые ворота. Включила в конюшне наружное освещение и осмотрела лошадей. Те моргали в стойлах заспанными глазами; жеребята спали, улегшись на солому. Все в порядке. Пия немного успокоилась. Стояла мягкая летняя ночь, приятный прохладный воздух благоухал сиренью и шиповником, росшими вокруг конюшни. Пия прошла к дому и вновь испугалась: дверь была отворена нараспашку. Если бы здесь побывал Хеннинг, он позвонил бы ей. Кроме того, он всегда ответственно относился к тому, чтобы все было заперто. На шоссе было так тихо, что Пия слышала собственный пульс. Она вернулась в машину, включила фары и позвонила по номеру «110». Через секунду ей ответил дежурный.
