Мадина активно крутила головой и кряхтела.
– Это она писает или какает, – ввела в курс дела Маня, – надо проверить. Ты помнишь, как менять памперс?
Квасов ощущал себя солдатом-срочником, которому командир объясняет тактику ведения ближнего боя за минуту до атаки.
– Нет, – прохрипел Антон, испытывая крайне острое и крайне позорное желание спастись бегством.
– Ничего, сейчас вспомнишь, – успокоила девочка, – только развернешь, и вспомнишь. Это у всех так бывает. Мама так говорит. Она тоже забыла, а когда я родилась, вспомнила. А потом снова забыла, а когда Динка родилась – снова вспомнила. Вот только я не успела тебя научить купать детей, придется сейчас учиться.
– Как купать? Зачем купать?
Квасов почувствовал подвох: его подло надули. Купание не входило в часовую программу присмотра за чужими детьми. Сима даже намеком не дала понять, что такое может случиться – девочке может понадобиться ванна.
Между тем кряхтенье перешло в вялое похныкивание.
– А это что значит? – опасливо поинтересовался Антон.
Маня подняла плечи, развела руки:
– Не знаю, может, есть хочет. Ты умеешь делать гренки с какао?
– Как – гренки с какао? Разве ей это можно?
– Ей нельзя, а мне можно.
– Об этом потом, – остановил девочку Квасов, – ты расскажи, что делать сейчас?
– Ну, как ты не понимаешь, она же мокрая!
Антон шагнул в комнату, как в клетку с тигром. Никакого азарта и куража, о которых рассказывают укротители, – паника, одна сплошная паника – вот что он испытывал.
Оставшееся время до прихода мамаши – Сима отсутствовала полтора часа – Антон провел как в кошмаре. Ужас заключался в том, что события не зависели от Квасова, его воли и желания. Антон ловил себя на мысли, что это не может происходить с ним наяву, это дурной сон, надо только заставить себя проснуться.
Маня занялась неотложными делами: принялась вырезать из маминой юбки цветы – давно хотела, да как-то руки не доходили.
Антон отнял у девочки ножницы, но было поздно: Маня успела вырезать цветок прямо… на том месте, на которое садятся.
В голове у Квасова все перепуталось, когда он увидел Симкину юбку. Смотрел на пеструю ткань, а видел соседку с затейливой дырой на причинном месте. Видение оказалось довольно навязчивым и не вполне приличным.
Не придумав ничего лучше, Антон сунул испорченную вещь в мусорное ведро и тут только вспомнил о больной старшей дочери Юн-Ворожко.
У Танечки температура поднялась до тридцати восьми, но старшая Симкина дочь держалась молодцом и даже успокоила, как могла, дядю Антона и попросила питье с лимоном.
Пока Антон выжимал лимон, ленивое вяканье Мадины переросло в уверенный рев.
Через полтора часа Антон валился с ног от бессмысленного топтанья по квартире: с орущей Мадиной на руках он искал и не находил Маню. Девочка будто провалилась сквозь пол.
Маню Антон нашел по жалостливому писку, который доносился из шкафа-купе. Одержимая жаждой творчества, Симкина средняя дочь сумела вскарабкаться на верхнюю полку, где лежали старые игрушки, а спуститься тем же путем побоялась.
В довершение всего в мойке на кухне осталась посуда, и кто-то (или Антон, или Маня) забыл закрыть кран. Вода перелилась через край, и Антон обнаружил потоп одновременно с соседями снизу.
В итоге вымотанный до предела нянь подписался найти рабочих и оплатить материалы и работу – побелку потолка.
В этом дурдоме Квасов даже не заметил, как вернулась мать семейства.
Увешанная пакетами, Симка сразу проскочила на кухню и с подозрением уставилась на мокрый угол вокруг мойки:
– Квасов, я же только попросила посидеть с детьми, а не устраивать потоп.
– Ты мне еще выволочку устрой, – прорычал Квасов. С ноющей Мадиной на руках он вошел следом за Симой на кухню. – Я тебя предупреждал, что не умею этого делать – сидеть с детьми.
Опережая события, Антон вспомнил про загубленную юбку и пожалел, что не догадался прикрыть хотя бы газетой яркую тряпицу в мусорном ведре.
Словно угадав мысли Антона, Серафима скомкала какую-то обертку, открыла шкафчик с ведром и тут же обнаружила в мусоре что-то до боли знакомое.
Подцепила, развернула и побледнела:
– А это что?! – Базовая вещь летнего гардероба, писк сезона – юбка щеголяла рукотворной дырой.
Антон не успел среагировать, как Манечка была награждена за креатив серией шлепков.
– Не тронь ребенка, – выхватил Маню Антон, – она не виновата, что с ней никто не занимался. Почему у тебя девочка в детский сад не ходит?
Надо сказать, Маня от экзекуции только насупила брови, зато ее сестричка на руках у Антона ударилась в рев, и Квасов почти оглох на одно ухо.
– Потому что у нее нет прививок, – не сбившись с дыхания от физической расправы, объяснила Сима, – у нее аллергия.
– Вот! И никто не занимается с ней! Как она в школу пойдет?
Сбыв с рук красную от крика, вспотевшую и подозрительно подванивающую Мадину, Антон экстренно эвакуировался с девятого этажа, даже заслуженное пиво забыл.
– Спасибо! – крикнула в спину удирающему соседу Симка.
…Сбежав от орущего младенца, затопленных соседей и температурной Танечки, от испорченной юбки и шлепков, Антон забаррикадировался в квартире.
Нервы были на взводе, ни о каком сне после ночной смены не могло быть речи.
Ну и мать у этих несчастных девочек! Таких, как Симка, надо стерилизовать!
Вопиющая безответственность! Дети – как сорняки, предоставлены сами себе, никакой обучающей программы, никаких развивающих занятий. Пещерная женщина родом из Тешик-Таш – их мать.
Хорошо, что у него нет семьи.
Во-первых, жена. Жена должна быть покладистой, терпеливой, разумной и спокойной, не производить шума, не лупить детей за испорченную юбку и не бросать их на чужого дядю. Никогда бы не позволил матери своих детей шляться по ресторанам и носить такие кофты – с вырезом до пупка.
Образ матери троих детей в провокационном наряде соткался из воздуха и перекрыл доступ кислорода к легким.
Антон заметался между холодильником и шкафом: в холодильнике прохлаждалась бутылка водки, а на шкафу в антресолях было кое-что получше…
Антон сделал выбор в пользу шкафа.
С антресолей был извлечен жестяной короб, размерами напоминающий шкатулку, с навесным миниатюрным замочком.
Поставив шкатулку-короб на стол, Антон открыл замок, откинул крышку и бережно вынул бархатную тряпицу, в которую оказался завернут «ТТ» – пистолет Токарева.
Разложив бархат на столе, Квасов взял ствол в руки и немного подержал. Это был ничем не нарушаемый ритуал: сначала нужно ощутить рукой тяжесть, силу и надежность стали.
Согрев в ладонях рукоять, Антон легкими, плавными движениями разобрал пистолет. Детали в четкой последовательности легли на стол.
