ФБР, армия и флот владели кусочками этой разведывательной мозаики. Никто из них не сложил их вместе. Никто из них не предвидел нападение на американские военные базы в Тихом океане. Их глаза были устремлены в противоположном направлении.
27 мая 1941 года президент Рузвельт объявил «бессрочное чрезвычайное положение в стране», основываясь во многом на угрозе нанесения ударов нацистами по обеим Америкам. Он говорил из Белого дома, окруженный послами и министрами со всего Западного полушария.
«Мы стоим лицом к лицу перед объективным тяжелым фактом», — сказал президент.
«Первый и главный факт состоит в том, что война, которая началась как европейская, превратилась, как и планировали нацисты, в мировую войну за мировое господство, — продолжил Рузвельт. — Всем нам, безусловно, очевидно, что до тех пор, пока продвижение гитлеризма не будет остановлено силой, Западное полушарие будет находиться в сфере досягаемости оружия уничтожения нацистов». Нацистские торпеды топили торговые корабли на просторах Атлантического океана. «Контроль или оккупация нацистскими вооруженными силами любого острова в Атлантике, — сказал Рузвельт, — угрожает безопасности континентальной территории Соединенных Штатов».
Президент предостерег, что Гитлер может вскоре начать контролировать «островные аванпосты Нового Света — Азорские острова и острова Зеленого Мыса». Острова Зеленого Мыса находятся «на расстоянии семичасового перелета бомбардировщиков или транспортно-десантных самолетов из Бразилии» и лежат на ключевых судоходных путях в Южной Атлантике. «Война приближается к границе самого Западного полушария, — сказал он. — Она подходит очень близко к дому… Безопасность американских домов даже в центре нашей с вами страны имеет очень определенную связь с безопасностью домов в Новой Шотландии, Тринидаде или Бразилии».
Рузвельт не мог быть более прямолинейным: «Я просто повторяю то, что уже записано в плане нацистов на завоевание мира. Они планируют обращаться с народами Латинской Америки так же, как они сейчас обращаются с Балканами. А затем они планируют задушить Соединенные Штаты Америки».
Гувер знал, что нацистская сеть цела и здравствует где-то в Латинской Америке и ее разведчики могут проникнуть в Соединенные Штаты, если СРС не преуспеет в выполнении своей задачи. Необходимость ведения разведки против стран оси в Западном полушарии никогда не была более насущной. Но, казалось, успех вряд ли будет сопутствовать сотрудникам СРС.
Агенты Гувера за границей сообщали мало, за исключением «слухов и т. д.», как гласит засекреченная история. Эти слухи поступали от «профессиональных осведомителей», которые «могли заработать деньги, поставляя информацию разведывательного характера. Их информация никогда не изучалась и не проверялась на точность». Мошенники считали сотрудников СРС легкой добычей: «Обычно они были достаточно проницательны, чтобы понять в начале игры, что они могут повысить свои доходы и цену своей информации тем больше, чем она будет более удивительна».
Они настолько «воодушевлялись тем, что деньги можно делать таким способом, что в массовом порядке занимались поисками американцев и англичан, стремясь привлечь как можно больше клиентов для своей процветающей торговли». Уходили месяцы, иногда годы, чтобы отделить факты от вымысла, так как «информация, предоставленная источниками, была, конечно, не всегда придуманной», как объясняет история СРС, мудро оценивая прошедшие события. «Фактически, информация часто была основана на заслуживающей внимания правде. Также время от времени ее фабриковали из чего-то достоверного и всевозможных фальшивок, ложных вражеских кодов и т. д. Ее всучивали не только представителям Бюро, но и военным и военно-морским атташе Соединенных Штатов и представителям других разведслужб в Латинской Америке, включая британскую, в обмен на значительные денежные выплаты».
«Сегодня же вечером я пришлю свое заявление об отставке»Похожая афера возвестила появление Уильяма Дж. Дикого Билла Донована в качестве нового руководителя американской разведки.
Его не случайно назвали Диким Биллом. У Донована возникало по сто идей в день, десять из которых могли быть выдающимися. Президенту нравилась его отчаянная храбрость. Подобно Рузвельту, он был страстным поклонником иностранной разведки, влюбленным в шпионаж. Он попал в разведку после провала карьеры в политике и многому научился самостоятельно. Но он считал себя специалистом, и по американским стандартам он таковым был.
Он настойчиво торопил президента создать свою собственную разведывательную службу. 10 июня 1941 года Донован предложил взять на себя руководство «центральной разведывательной организацией»[157], которая будет стоять над ФБР, армейской и военно-морской разведками. Он соединит воедино разведывательные службы Америки, заставит их активно действовать вместе, объединит их секреты и будет докладывать о результатах непосредственно президенту.
Рузвельт дважды посылал его в Лондон в качестве эмиссара. Тот встречался с премьер-министром Черчиллем, шефом британской разведки Стюартом Мензисом и начальником разведки военно-морского флота Великобритании контр-адмиралом Джоном Годфри. Англичане очаровали его (и они оплатили его вторую поездку). Он отправил отчет на четырех страницах своему близкому другу и бывалому соратнику по Республиканской партии, новому министру военно-морских сил Фрэнку Кноксу, описав структуру британской разведки почти так, как это сделал Гувер месяцем раньше, но гораздо более ярким языком. У Гувера были свои отношения с британской разведывательной службой, но он держал их на почтительном расстоянии. Донован, наоборот, был принят экспертами.
Донован переработал свои разведывательные планы в своем доме в Нью-Йорке при постоянной и энергичной поддержке со стороны Уильяма Стивенсона — офицера британской разведки, который руководил американскими операциями из своего кабинета в Рокфеллеровском центре. Двое знакомых англичан смотрели через плечо Донована и давали полезные предложения — адмирал Годфри и его помощник, коммандер Ян Флеминг, создатель самого известного вымышленного шпиона своего поколения — Джеймса Бонда.
Честолюбие Донована возымело необычное действие, объединив ФБР, армейскую и военно-морскую разведку: Гувер и его военные коллеги были решительно настроены против него. Они подписали официальное заявление в министерство обороны, в котором назвали идею Донована серьезным ущербом национальной безопасности. Они написали, что «образованное в результате сверхразведывательное управление было бы слишком огромным и сложным»[158].
5 июля 1941 года гнев Гувера по поводу возвышения Донована был отмечен в телефонном разговоре с Винсентом Астором. Астор по-прежнему играл роль «координатора разведки» в Нью-Йорке и обеспечивал подпольную работу СРС. Он раскритиковал работу Гувера в Латинской Америке, узнав слухи из Южной Америки.
Гувер думал, что Астор и Донован хотят его сместить. Он записал разговор на магнитофон[159]:
«Гувер. Насчет этой идеи, чтобы в Бюро пришел новый директор… Как вам, вероятно, известно, я полагаю, что для меня, во всяком случае, эта работа не так уж много значит.
Астор. Да нет же, Эдгар. У тебя хорошая работа, какая только может быть.
Гувер. Это одна головная боль, и если кто-то хочет на мое место… он может получить его, стоит лишь только сказать об этом, потому что я не так уж и держусь за него.
Астор. Ну же, Эдгар, я думаю, ты не должен говорить о том, чтобы оставить его в такой момент… в том положении, в котором находится сейчас наша страна.
Гувер. Да, это единственное, что меня удерживает… Если они хотят, чтобы на это место пришел полковник Донован или вы… Черт, я сегодня же вечером пришлю свое заявление об отставке, если этого хочет президент… Для меня, черт побери, никакой разницы… Эта работа не так уж много значит для меня».
На протяжении нескольких месяцев Гувер по-настоящему боялся, что потеряет работу. Он уже обзавелся врагами в высших кругах.
Первая леди Элеонор Рузвельт пришла в ярость, когда ФБР начало проверять политическую благонадежность ее общественного секретаря Эдит Хельм. Она написала личное письмо Гуверу: «Мне кажется, такое расследование слишком напоминает методы гестапо».
Члены кабинета Рузвельта лишились присутствия духа после того, как ФБР погубило карьеру заместителя госсекретаря Самнера Уэллеса — дипломата, любимца Рузвельта и главного архитектора его латиноамериканской стратегии. Бюро провело очень длинное расследование его гомосексуальной жизни, которая полностью раскрылась, когда Уэллес в состоянии алкогольного опьянения попытался вступить в гомосексуальный контакт с носильщиком, обслуживавшим пульмановский вагон пассажирского поезда.
