люди становятся священниками. Об этом надо помнить и не обижаться на Батюшку, как юная Агриппина, которая когда-то в Храме у метро приняла решение более никогда не переступать порога церкви. И уж точно не следует осуждать тех, кто просит милостыню у ограды. Порой в толпе нищих у Храмов я вижу человека с глазами монаха из Почаевской Лавры. И в нашем Храме такие люди есть. Маша, Дионисий, Женя и Оля Аверьяновы, все Галюши, Лена и Евгений Шеваловские, регент Храма Танечка, Луиза, Лана, Сергей, Фотиния… Но в день своей первой Исповеди я всего этого не понимала, просто боялась тех, у кого мертвый взор.
Я посмотрела прямо в глаза Отцу Александру, поняла: уже видела их у монаха из Почаевской Лавры… И из Агриппины полилась речь. Я вспомнила почти все! Даже то, что сама давно забыла. Не знаю, сколько времени длился рассказ, потом Батюшка положил мне на голову епитрахиль. А когда я встала с колен, тихо произнес:
– Завтра подходите под Причастие.
С того дня я начала исповедоваться и Причащаться каждую неделю по воскресеньям. И Литургию за все мои года в Храме пропустила всего несколько раз по болезни. Отец Александр по-прежнему немногословен, говорит негромко, но теперь я знаю, что он и Матушка Ирина истинно верующие люди. И они всегда рядом со мной – в беде, радости они моя опора и пример, они те, кем я хочу когда-нибудь стать.
Марфо-Мариинская Обитель Милосердия
Мое первое знакомство с этим женским монастырем случилось в семидесятых годах двадцатого века. Газета, в которой я тогда работала, захотела опубликовать интервью с одним композитором, тот назначил местом встречи улицу Большая Ордынка, дом тридцать пять. Я приехала по адресу минут на десять раньше и поняла, что здание, около которого стою, – неработающий Храм. Судя по табличке у двери, сейчас там расположена какая-то реставрационная мастерская. Я постучала в створку, высунулась женщина, узнала, к кому пришла корреспондентка, скороговоркой произнесла:
– Его пока нет, подождите во дворе.
И захлопнула дверь. А уже наступила зима, тепла нет, не время долгих прогулок по улице, но что делать? Я села на скамеечку у бывшего Храма, а на ней уже устроился мужчина с окладистой бородой, он мне показался очень пожилым. Сидим, молчим. Потом я подумала: вдруг он тот, кого жду, повернулась к нему, спросила:
– Здравствуйте, вы, наверное, N, а я журналистка, мне поручили взять у вас интервью.
– Нет, я не он, но тоже имею желание с ним побеседовать, – спокойно ответил незнакомец.
И мы опять сидим молча, потом вдруг сосед поинтересовался:
– Вы знаете, где сейчас находитесь?
– Наверное, здесь работают реставраторы, – ответила я.
Этот ответ собеседника не удовлетворил, он продолжил:
– А что ранее располагалось? В прежние времена?
Я уточнила:
– До революции?
Собеседник кивнул.
Пришлось признаться:
– Понятия не имею.
И сосед по скамеечке начал рассказывать про Марфо-Мариинскую Обитель, про Святую Елисавету Феодоровну, про ее жизнь, благотворительные дела. Его речь прервала женщина, она к нам подошла, назвала фамилию и спросила:
– Вы его ждете?
Мы с бородачом хором произнесли:
– Да!
– Композитор заболел, – смущенно продолжила незнакомка, – он не придет.
И у меня на лице, наверное, отразилось разочарование: у Агриппины не имелось оклада, ей платили за статьи. И уж очень в тот день мне были нужны деньги. У маленького Аркаши нет ни зимнего пальто, ни теплых ботинок, он из всего вырос, а у матери пустой кошелек. Сосед по скамейке считал мою эмоцию, тихо произнес: «Не переживайте, что интервью сорвалось. Попросите Елисавету Феодоровну, она обязательно вам поможет!»
Я тогда была комсомолка, неверующая, обратиться к Святой мне и в голову не могло прийти, но желание хоть немного заработать оказалось столь велико, что спросила:
– Коим образом просить надо?
– Просто, – улыбнулся бородач, – как вы о помощи кого-то молите?
Я улыбнулась:
– Никак. Сама с проблемами справляюсь.
– Объясните Святой Елисавете, что очень нуждаетесь в ее заступничестве, говорите от всей души, от сердца. И она непременно поможет, – посоветовал бородач и ушел.
Я тихо посмеялась про себя. Хороший, однако, совет – обратиться к той, которой давно нет на свете! А потом отправилась на работу в расстроенных чувствах.
Прошла, наверное, неделя. И одна знакомая вдруг сообщила, что ей предложили очень хорошую работу. Но от претендента требуется отличное знание немецкого и французского языков. А она только по-русски говорит. Возможно, меня туда взять могут. Вот адрес, завтра там надо оказаться в полдень для разговора с начальником.
На следующий день я поспешила в центр Москвы. Бегу по улице и понимаю, что нахожусь около того места, где недавно беседовала с бородачом. Название монастыря Груня забыла, а вот имя женщины, которую следует просить о помощи, вспомнила – Елисавета. Работа позарез нужна, маленький Аркаша рос как на дрожжах. Сейчас я порой слышу от людей: «Вот в советское время детей мы за копейки одевали». Да, одежда для малышей стоила дешевле, чем для взрослых. Но я тогда получала в месяц не более сорока рублей. Как выжить на такую сумму? А в организации, куда сейчас торопилась, оклад обещали сто восемьдесят целковых! Понимаете? Сто восемьдесят! Стану богатой! Отдам долг по квартплате! Куплю сыну железную дорогу, о которой он мечтает! Мне так хотелось получить эту ставку, что подумала: а вдруг тот дядечка сказал правду? И начала шептать про себя: «Дорогая Елисавета, понимаешь, не получаю алименты. Первый муж меня бросил беременной. Где он – я не знаю, ни копейки от отца ребенка не вижу. Никто Агриппине не помогает. Я всегда без денег, мне даже пирожок в радость. Помоги, пожалуйста, сделай так, чтобы меня приняли в штат. Очень, очень, очень, тебя прошу!» И всю дорогу до нужного учреждения рассказывала Елисавете про себя, сына, песика Снапика, который каждый день тоже кушать хочет.
Начальник, мужчина лет, наверное, сорока пяти, выслушал претендентку на должность и сразу сказал:
– Вы нам не подходите.
Я очень расстроилась, спросила:
– Почему?
Он усмехнулся:
– Читаю анкету: мать-одиночка! Значит, морально неустойчивая. В штате не нужна молодая женщина, которая захочет найти на службе мужа, перессорит весь коллектив, разобьет чью-то семью. Вдобавок вы не член партии, до свидания.
Я ушла. Основной задачей в тот момент стало не заплакать у дядьки в кабинете, разрыдалась Груня на улице.
Иду назад к метро, опять мимо Марфо-Мариинской Обители, думаю: «Да, дорогая Елисавета, помогла-ка ты мне». А потом вдруг неожиданно решила: пойду погулять. Не поеду домой! Аркаша в детском
