РУКА. Что-то РАЗОРВАЛО руку. Ничтожной же лезкой бритва летит в водосток. В его ладони ДЫРА. КРАСНАЯ ДЫРА, сквозь которую видно землю.
Вот несется какой-то мужчина. МУЖЧИНА-ПОЛИЦЕЙСКИЙ из «Меч-рыбы». Женщина, ЖЕНЩИНА-ПОЛИЦЕЙСКИЙ наводит на него еще дымящееся оружие. Но на линии огня стоит ДЕВИЦА — едва стоит и мешает им стрелять.
Он сиганул к скутеру, подхватил его с земли, вскочил на сиденье и запустил мотор столь быстро, что Мелани даже не поняла, что происходит; столь быстро, что он был уже за углом, перелетев через тротуар во всполохах играющих за спиной вспышек.
Она едва держалась на ногах. Какой-то мужчина подхватил ее под руку и, поддержав, успокоил: «Все хорошо. Мы уже здесь». Мимо, завывая сиреной и визжа тормозами на повороте, пролетела машина. За рулем она успела различить Марселя, приятеля ее матери, и еще какого-то молодого полицейского с вытаращенными глазами. Затем все поплыло.
Стоя в темной гостиной, Мари курила и размышляла. Почему Марсель спрашивал имя этого типа? Ответ был только один. Мерзостный ответ, который она никогда не смогла бы произнести вслух. Она очнулась от разорвавшегося выстрела. Выглянув из окна, она увидела, как из-за поворота на полной скорости вылетела машина. Мари бросилась на балкон. Внизу белокурая женщина-полицейский размахивала дымящимся пистолетом, а какой-то темноволосый тип над кем-то склонился, она смогла различить только рукав темно-синей парки. Холодея от ужасного предчувствия, она бросилась в комнату Мелани. Дверь распахнулась. Кровать пуста.
Мелани казалось, что она дышит водой.
— «Скорая» на подходе! — послышался женский голос.
— Из-под самого носа смылся! — гремел мужчина, который ее поддерживал. — Черт! Уже в руках был!
— Не беспокойтесь, Блан с Лораном его возьмут.
— Да что там эти медики возятся! Так девчонка всю кровь потеряет!
Девчонка? Значит, это о ней говорят? Точно, везде течет горячая жидкость — по животу, во рту. Неужели она умрет?! Нет, нет — она живучая!
— Где вы научились так стрелять, Тинарелли?
— Да в общем, нигде — просто тренируюсь помаленьку, когда свободная минутка выдается.
Би-би-би, би-би-би — грохот дверей, суета санитаров.
— Да шевелитесь же быстрей! Она умирает!
Кислородная маска, перфузия, носилки.
— Мелани! Доченька! — закричала растрепанная, облаченная в пеньюар Мари Перен, прорываясь сквозь окружение зевак.
— Ей оказывают помощь, мадам. Сейчас ее доставят в больницу. Не мешайте.
— Это моя дочь, пустите меня к ней, умоляю!
— Возьмите ее с собой. Ответственность я беру на себя, — приказал Жан-Жан.
— А если девчонка концы по дороге отдаст? — шепнул один из санитаров.
— А если бы ваша девчонка концы отдавала, вы бы что, не остались с ней, чтобы держать ее за руку? — ответил Жан-Жан. — Лола, едем! Алло, Блан, вы меня слышите?
— Мы его потеряли, шеф. Как сквозь землю провалился.
— Быть того не может! О перехвате распорядились?
— Мы оповестили всех, шеф. Но он исчез.
— Где вы его упустили?
— На пешеходном переходе. Из-за грузовика-самосвала с мусорными баками. Он пролетел перед его колесами как сумасшедший, и мы ничего не смогли сделать.
— Ладно, сейчас будем.
Он выключил мотор, откатил затихший скутер в какой-то закуток, приподнял крышку бардачка, обнаружил там темно-синюю ветровку и натянул ее поверх залитой кровью белой рубашки. Затем, подняв капюшон и прижимая раненую руку к бедру, бесшумно растворился в тиши спящих улочек. Девчонку он упус тил, но ДРУГОГО он не упустит. Впереди — ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ. Иначе его запрут в БОЛЬНИЦЕ и будут ПИЛИТЬ голову.
Жанно с Лолой застали Марселя с Лораном на пересечении улиц Мейнадье и Маршала Жоффра.
— Костелло вернулся в комиссариат для обеспечения связи, — сообщил Лоран.
— Он был наш! В этих самых руках! Лола едва не разнесла ему репу! — стенал Жанно.
— Мне помешала Мелани. Она его закрывала.
— Таксистов предупредили?
— Да. Костелло разослал информацию. Но кажется, он ни к кому не подсаживался.
— На скутере он может добраться до аэропорта.
— Его перехватят. Дело в шляпе, шеф, — успокоил Лоран.
— Не уверен. У него ж черт-те что в голове, он непредсказуем.
Громыхая колесами каталки, они все неслись и неслись по пустым коридорам. Рядом в полурасстегнутом халате едва поспевал дежурный врач. Шум. Гвалт. Не отрывая взгляда от масок и трубок, то и дело поглядывая на монитор, дежурный раздавал короткие команды. Искаженные волнением лица. Мари до боли закусила губу. «Господи, неужели это кара за совокупление с исчадием тьмы? Неужели мы не вправе ошибаться?»
Биииииииииииииип. Звук резко оборвался. Все по вернули головы к монитору, экран которого перечеркнула сплошная горизонтальная линия. Дежурный врач опустил голову. Мари показалось, что она проваливается в какую-то гигантскую дыру, полную ледяной земли. Мелани лежала на грязной простыне — с закрытыми глазами и бледная, ужасающе бледная.
К горлу Мари, едва ее не задушив, комом подкатило рыдание, ногти впились в щеки, губы тряслись…
Бип… Бип… Бип…
— Жива! — завопил дежурный врач. — Жива!
Стиснув руку Мелани, Мари подумала, что теперь единственной ее реакцией на сериал «Скорая помощь» будет позыв к рвоте.
11
Занимался день. Печальный ветреный день. Раздолье для клочьев бумаг, что кружат и несутся куда-то в серую даль.
Приходилось ждать.
В семь двери распахнулись — и ОН СНИЗОШЕЛ.
Иисус зевнул, почесал бороду, показал палец хлопнувшей сзади двери, кусил доставшийся от уборщицы засохший бутерброд и пустился в путь.
Он плохо спал, сильно болел живот, и еще хотелось уйти — далеко-далеко. Ладно, зато запас эфира оставили, не зря, значит, он его под инсулин маскировал: сейчас его думам самое время летать. Туда — к скверу! Сквер — это дом родной. Везде, где бы ты ни был… Это скамейка, трели птиц вместо подушки да старый добрый (СгН5)20 в качестве поролонового матраса.
Марсель прицепил трубку на пояс.
— Звонила Мари Перен. Мелани вне опасности, хотя была на волосок от гибели.
— Отлично, — задумчиво отозвался Жанно. — Теперь главное — взять его, покуда он еще кого не порезал.
— Знать бы только, кого он теперь ищет! — вздохнул Марсель.
— Тип: длинноволосый бородатый брюнет, — терпеливо повторил Лоран, протирая очки.
— Тип: длинноволосый бородатый брюнет, — пробормотал Жан-Жан, почесав между ног.
— Тип: длинноволосый бородатый брюнет, — откликнулась Лола, стряхивая с джинсов пыль.
Ну и кого это тебе напоминает, чурка? Темные длинные волосы, типичный уроженец Палестины, борода, пробитый бок… а? Мао Цзэдуна?
— Иисус! — подскочил Марсель, перепугав всю команду.
— Иисус? Бомж?
— Иисус Христос!
— Длинноволосый бородатый… Приметы вроде совпадают, но с чего бы ему потрошить людей, похожих на Иисуса? — задумался Лоран.
— Может, он сатанист? — предположила Лола.
— Главное — это где Иисус сейчас?
— Эх, кто бы сие знал…
— Да я о бомже говорю! Где сейчас этот паршивый бомж?
— Черт! У муниципалов!
Скорей, к набережной Сен-Пьер. Сонные яхты, бы стрые чайки, усталый рыбак, раздувшееся над гори зонтом солнце, уже заштрихованное длинными тонкими облаками.
Куда-то пропал ЧУДО-НОЖ. Карман пуст. Может, в ДЫРЯВУЮ РУКУ провалился?
Он потряс кистью, поднес ее к своим карим глазам, столь похожим на глаза Мелани, и принюхался. Пахнет ГОРЕЛЫМ мясом. ГАДСКАЯ рука. Снова тряхнув кистью, он шлепнул ею по ляжке. Все ПРОПАЛО. Папу-Вскрой-Консервы навсегда запрут в НОРМАЛЬНОЙ жизни.
Прикидывая, где б тут пописать, Иисус шагал по скверу, как вдруг увидел человека с сияющими глазами: бессильно опустив руки, тот застыл перед облюбованной им, Иисусом, скамейкой.
Бродяга остолбенел и нутром ощутил терпкий запах своего ужаса. Друг Бобо остался у легавых. Он беззащитен. Но что это? Человек не двигается!
Он плачет!
По его щекам бегут крупные слезы, бегут и пропадают в куцей бородке.
Нет, он еще говорит, канючит, как плаксивый ребенок:
— Папа-Вскрой-Консервы потерял нож-истину, Папа-Вскрой-Консервы больше не потанцует!
Он безоружен! Он хнычет, и хнычет потому, что ему нечем вспороть живот Иисусу! А ну-ка, голубчик! Иисус огляделся, чем бы таким его завалить. Увы, сквер вымели подчистую. Не маргаритками же сражаться!
Человек с сияющими глазами шагнул вперед. Иисус содрогнулся: во рту незнакомца были гвозди.
— Отвали, — гаркнул бомж, — отвали!
Человек остановился, насторожившись, будто пес в стойке. Он был весь в крови — от крови промокла правая штанина, кровь текла по ногам, по лицу. От него даже пахло кровью.
— ТЫ ли это? — вопросил человек. — Неужели это действительно ТЫ?
— А кто ж еще? — удивился Иисус, подумав, что сейчас его кошмар не так уж и страшен.
— Ты — Иисус?
— Эй, откуда ты меня знаешь?
