возрастной категории, зайти к ним в гости на чашку чая, тем более что с ними была еще целая компания каких-то людей, а жили они совсем рядом, через дорогу, на Бей-парквей и 86-й стрит.
Выяснилось, что умного старичка зовут Гарик и что он скульптор и художник. Гарри Ландман – не слышали о таком художнике? Как только мы вошли в его квартиру, мы вдруг оказались в художественной галерее. Повсюду стояли скульптуры вылитые из бронзы, на стенах висели его работы. Были ли они гениальны? Я бы не сказала. Однако они были ничего. Из бронзы отливают свои работы, мне кажется, только профессионалы. Профессионализм, тоже важное дело.
– Нравятся? – спросила меня, улыбаясь, спутница Гарика, Эрна.
– Да, очень интересно, – сказала я, рассматривая каждую работу.
В глубине души я удивлялась тому, как я его вычислила. Ведь там, на улице, когда я вдруг замедлила шаг, я понятия не имела о том, что он – творческий человек. Как я это почувствовала?
– А это Гарикина дочка, – сказала Эрна, показывая на огромный фотопортрет на стене в зале, на котором очень удачно была снята девочка лет пяти-шести. Снимок ребенка еще раз доказывал, насколько Гарик был творческий человек. Простой обыватель никогда так не снимет.
– Гарикина дочка? – удивилась я. – А разве у вас не общие дети?
– А-а-а-аа… – засмеялась Эрна. – Мы с Гариком не муж и жена. Мы просто друзья. А мой муж, во-он, видишь, усатый мужчина с круглой лысиной?
– А которая жена Гарика? – спросила я.
– У него нет жены, – сказала Эрна. – Несколько лет назад, жена ушла от него. Сбежала с любовником. Оставила Гарика с крошечной девочкой одного. Он прошел через тяжелые времена.
– А сколько лет девочке?
– Шесть.
– Всего шесть лет? – удивилась я.
– Да, а почему ты удивляешься?
– Да, так… Мне казалось, у него должны быть взрослые дети…
– Сколько, ты думаешь ему лет? – спросила Эрна.
– Не знаю.
– Ну примерно?
Я пожала плечами. Все люди подразделялись для меня на две возрастные категории: до двадцати девяти и после. До двадцати девяти – я различала разницу в возрасте, после – все были для меня одного возраста: старики.
– Ему тридцать пять лет, – сказала Эрна.
– Тридцать пять? – удивилась я.
– А что тебя так удивляет? Ты думала он старше или младше?
Я пожимаю плечами. Честно говоря, мне казалось, что ему гораздо больше. Тридцать пять – это еще не так плохо: хоть уже не парень, но еще и не совсем старик, хотя уже выглядит как старик. А впрочем…
Гарик в это время угощал гостей напитками, не подозревая, что мы тут говорили о нем. Что-то измученное было в его лице, что-то усталое. Казалось, что жизнь бросала его, как ветер бьет о камни и заборы жестянку. И вместе с тем во всей его литой фигуре и, особенно, во взгляде, ощущалась какая-то несломимая сила. Он производил впечатление человека, который не вскрикнет и не будет стонать, если ему, к примеру, ампутируют без наркоза палец. Вид у него был такой.
«Представляю себе, как этому грубому мужику тяжело одному с маленькой девочкой, – думала я. – К тому же, эта безобразная внешность, наверное, отпугивает от него всех женщин. Бедняга, видно, не избалован женской любовью. А девочка… разве этот грубый, неотесанный мужик может заменить ей материнское тепло, которое так необходимо ребенку?»
Мне почему-то захотелось утешить, окружить заботой этих несчастных, брошенных старика-папашу и малютку-девочку. Чисто по-человечески. Хоть что-то сделать доброе. Если Любовь, о которой я мечтаю, невозможна и сама я не могу быть счастливой, то хоть помочь кому-то. А этим людям особенно хотелось помочь: они были свои, и, казалось, они были очень одиноки. Такой взгляд, как у Гарика, бывает только у очень одиноких людей.
– Хотите, я познакомлю вас с интересной женщиной? У меня куча знакомых, – предложила я Гарику, когда он подошел ко мне.
– Хм… познакомьте, – смущенно согласился Гарик.
Представляю себе, насколько замучило его одиночество, если он так сразу согласился.
– Я могу заниматься с вашей дочкой танцами, – предложила я еще. – Я даю танцевальные уроки у себя в квартире.
– Вы профессионально танцуете?
– Какое там! Просто я авантюристка. Честно. Это я вам признаюсь. Ведь дело в том, что такие идиоты танцам учат, что я подумала, чем мне ездить в Манхэттен, да еще им платить, не лучше ли, чтобы они, т. е. ученики, ко мне ходили, да еще мне платили? А уроки танцев все одно и то же! Мне все равно, если будет одним ребенком больше на уроке. Я это делаю не для заработка, так что платить ничего не нужно. А для развития девочки это очень важно. Могу научить ее русскому языку, если хотите. У меня тоже есть маленький ребенок. Мы с мужем разошлись, а ребенок живет с моей мамой. Так я их двоих одновременно учить буду. Ради одного ребенка, мне жаль времени, а если их будет хотя бы двое, то уже есть смысл тратить время. Вообще, мы могли бы организовать маленький сиротский дом. Почему вы смеетесь? Я вполне серьезно. Если уж заниматься с детьми, то не меньше чем с пятью-шестью одновременно. Как вы думаете? Добавим к нашим детям еще несколько детей-сирот – и вперед. А?
Гарик улыбается. Глаза у него грустные, но все же не сломленные. От него исходит ощущение удивительной силы. Он, как скала, неподвижная, но мощная. Имея рядом такого взрослого и умного папашу, как он, не страшно взять под свою ответственность нескольких детей. Одна бы я не осмелилась. Слишком нестабильная у меня психика. Сегодня одно настроение, завтра другое. А Гарик, похоже, надежный, как каменная крепость.
– Давайте сначала своих вырастим, – говорит он.
– А что, всего на двоих детей энергию тратить? Вы поймите, здесь, что два, что пять, одни и те же силы и время надо потратить.
– Это ваш бывший муж? – спросил Гарик, указывая на Леню, который в это время говорил с кем-то.
– Да. Мы просто друзья.
– Да уж вижу…
– Что вы видите?
– Вижу, как он на вас смотрит.
– Неужели это так прямо заметно?
– Заметно.
– Нет. Мы просто друзья. Он знает и принимает это. Кстати, а где сейчас ваша дочка?
– Моя Оля? У дедушки с бабушкой. Они живут в этом же доме, только этажом выше.
– У ваших родителей?
– Нет. Мои родители, кстати, тоже живут в нашем доме, но этажом ниже. А Олечка живет у родителей бывшей жены, на третьем этаже. Мы с женой тоже разошлись. Однако родители ее здесь ни при чем. Мы как поселились все в этом доме, еще когда с женой
