Управление 11-го стрелкового корпуса, 11-й, 118-й, 48-й, 268-й, 125-й дивизии, часть сил 191-й дивизии, полк 4-й дивизии народного ополчения, Нарвский рабочий полк могли продолжить воевать на правом берегу реки.
Кингисеппский УР остался на другом берегу, обороняя получившийся плацдарм. 8-я армия даже решила упрочить его положение, нанеся удар на Кингисепп и восстановив статус-кво. С 18 августа начинаются попытки отбить город у противника. Город атакуют превратившийся в стрелковую часть 266-й ОПАБ, часть сил 191-й дивизии, Нарвский рабочий полк, ныне входящий в состав 11-й стрелковой, саперы. Упоминаются моряки и даже танки 1-й танковой дивизии. Результат атак описывается по-разному, от взятия всего города до захвата северо-восточной окраины Кингисеппа. Танки даже прошли через город и вернулись. Но контрударом противник вновь овладел Кингисеппом. Бои под городом шли до 22 августа. Взятие города обычно датируется 20-м числом.
Но бросив силы на взятие города, командование 8-й армии не обратило внимание на пехотное заполнение УРа. Противник воспользовался этим и нанес в ночь 19 августа удар в направлении Дубровка, в тыл обоим линиям обороны УРа.
Комендант УРа майор Котик уже не раз просил командование усилить УР пехотой и пр… Ему отвечали, что посланы делегаты связи с соответствующими распоряжениями. И действительно, 18 августа от 191-й дивизии в УР пришли два батальона и одна рота из третьего плюс две минометные роты. Прибывшие подразделения развернулись фронтом на запад и на восток, потому что ожидать атаки можно было с обоих сторон.
Атака на Дубровку застала батальон 191-й дивизии под командованием Петрова врасплох, батальон разбежался и оставил Дубровку к 5 часам утра. Противник вышел в тыл сооружениям, не ожидавшим этой атаки. Гарнизоны оказались в крайне опасном положении. Их основное вооружение было смонтировано было с расчетом на отражение атаки с запада, а не с востока. Гарнизон сооружений был далеко не полностью вооружен стрелковым оружием, и даже у командиров не у всех было личное оружие. Пехота же полевого заполнения разбежалась.
Дубровский узел УРа оказался на грани прорыва и уничтожения.
…Меня разбудила жуткая какофония. Я, наверное, только что заснул, сменившись с поста, а вот теперь голова никак не соображала, что со мной и где я. И почто меня будят так рано? Я сел на лежанке, голова еще спала, а глаза все еще были закрыты. И тут меня немилосердно встряхнули за плечо, так что голова едва не оторвалась. Глаза наконец разлепились и увидели Островерхова.
— Не спи! Тревога!
Спали мы не раздеваясь, только ботинки и обмотки снимали. Ах да, и ремни с пилотками. Я послушно, но страшно медленно потянулся к ботинкам. Островерхое расталкивал еще кого-то.
Теперь я уже стал понимать, что будят нас, колотя в гильзу, что висит у дота, а откуда-то до нас доносится стрельба. Шнурки завязал и разобрал, что это не просто стрельба, а такая, которую я никогда в жизни не слышал, даже сильнее, чем в кино. Когда намотал обмотки, то осознал, что стрельба с востока. Уже было ясно, что работают пулеметы и пушки. Надевая на ходу снаряжение, я вылетел в ход сообщения, обо что-то споткнулся, но не упал, проскользнул в дот и занял место по боевому расписанию. Егор уже был на месте и даже вставил ленту. С топотом влетали опоздавшие. Ага, я тут не самый великий разгильдяй. А шея аж заболела – хорошо меня Федор Ильич тряхнул. Теперь мне остеохондроз много лет не страшен. Интересно, а если меня за другое место так хватануть, произойдет ли профилактика остеохондроза поясничного отдела?
Тут я аж с подвыванием зевнул и заразил этим Егора. Но тот зевал потише и прикрывал рот ладонью – а вообще мама мне когда-то давно говорила так делать.
Стрельба длилась с полчаса, потом стала стихать, но при этом несколько приближаться. Я вопросительно поглядел на Егора, но он смотрел на меня, тоже ничего не понимая.
С запада не стреляли. Было еще темно. Мы сидели и думали, что ждет нас через какое-то время. Я-то точно об этом думал, и, скорее всего, остальные тоже. Ну, может, Островерхов как уже повоевавший или Волох как офицер (ой, то есть командир) о чем-то другом думали.
Волох попытался дозвониться ротному, но, видно, связи не было. Рации в доте не имелось. Один кронштейн для крепления".[1] Хотя радист у нас во взводе числился. Это Моня. Но, впрочем, у нас числился и электромеханик, хотя из электрического у нас был только телефон. И фонарик-динамка у взводного. В свое время объяснили про то, что организация взвода рассчитана на новые доты с электрогенераторами. А коль нас посадили в старый дот, в котором генератора нет, то зачем нам электромеханик к нему? Вот он и займется тем, что более нужно. А именно – насосом Альвейера.[2] Вручную. А посадили бы нас в полевые укрепления, где принудительного охлаждения нет, то был бы, к примеру, подносчиком.
Через полчаса Волох не выдержал и скомандовал нам с Егором снять пулемет, переставить его на полевой станок и выдвинуться на запасную площадку слева. Ну, мы и взялись. Штуцера отсоединили, ленту вынули, со станка сняли, дальше Егор взял тело пулемета и одну коробку с лентой, я же взял вторую коробку и пошел брать станок Соколова. Волох шел за нами и, пока мы тело на станок водружали и ленту вставляли, всматривался в темноту, в сторону Дубровки. Там все еще продолжалась стрельба, хотя уже разрозненная. То там пара выстрелов, то пулемет очередь выпустит, то опять отдельные выстрелы, то небольшие взрывы. Пулемет оттуда, видимо, завысил прицел, и красные трассеры пошли в нашу сторону. Но нас бы они задели, если бы мы летали метрах в десяти над землей. Интересно, это в нас стреляют специально или пулеметчик действительно прицел неверно установил? Затем из Дубровки взлетели две зеленые ракеты.
Волох негромко выругался и сказал нам, чтобы мы вынули лопатки и устроили позицию на заднем валике хода сообщения, чтоб можно было стрелять по Дубровке. Уже готовая площадка для этого не годилась. Мы принялись за дело. Комвзвода велел нам не хлопать ушами и сбегал в дот, откуда принес ракетницу и патроны к ней. Новая площадка была еще не готова, как взводный скомандовал: «К бою!» Мы крякнули и перетащили пулемет на противоположную часть хода сообщения. Тут я с запозданием подумал, что щита-то у нас на пулемете нет и от пуль прикрыться нечем. Странно, а я отчего-то не переживаю, как давеча, и меня не колотит. Готов подавать ленту.
Слева от меня прозвучал негромкий хлопок, и вскоре над нами взлетела осветительная ракета. В ее неярком свете впереди стали видны фигурки, двигающиеся в нашу сторону. Егор шевельнул стволом, ловя их на прицел. Значит, это атака. Я вздохнул поглубже и задержал воздух, напружинив живот. Это я когда-то читал, что так делают самураи перед боем. Вроде как это помогает сосредоточиться и отрешиться от ненужных размышлений.
— Отставить огонь! Это свои!
Ну и глаза у Волоха! В таком тусклом свете разглядел! Или это так бинокль помогает?
Через несколько минут действительно к нам подбежали несколько красноармейцев, но они не остановились и не спрыгнули к нам в окоп. Не сбавляя скорости, рванули дальше, в лес. Насколько я разобрал, оружие было не у всех. Взводный этого бегства не ожидал, и команду «Стой!» для них прокричал уже им вслед. Но она их не остановила, как не помогло и многоэтажное ругательство. Беглецы скрылись.
— Видали шкурников?!
А это уже нам.
— Так точно.
— Так вот, запомните: такое бегство в боевых условиях карается расстрелом. За трусость, без различия звания и заслуг. На финской, в соседней дивизии, расстреляли перед строем командира дивизии. И с ним комиссара дивизии и начальника штаба. Чтоб не бегали. А мы – уровцы, нам отходить не положено. Мы стоим до конца. Но пасаран!
Тут Волох не выдержал и снова покрыл сбежавших пехотинцев, Гитлера и всех его пособников долго и со всех возможных позиций.
Постепенно светало. Из Дубровки стрельба прекратилась, но ракеты еще взлетали.
Но чем светлее становилось, тем мне было все более не по себе. Опять накатило беспокойство и стали подрагивать руки. Во рту пересохло. Странно, во тьме не боялся, что кто-то втихаря подползет, а на свету начался мандраж. А что это за слово взводный говорил: «Но-пасаран?!» Звучит как название лекарства. А, по телику рекламировали такое лекарство – «Новопассит» для успокоения нервов. Но это в моем времени, а здесь оно разве должно быть?
Я шепотом спросил Егора про это.
— А ты что, не знаешь эти слова? Это девиз испанских республиканцев! Он означает – они не пройдут! Враги, в смысле, не мы. Ах да, ваша Латвия испанцев не поддерживала, это Союз им помогал бороться со своими и приблудными фашистами.
Вот ведь хрень несусветная, чуть не лопухнулся! А уже расслабился и подумал, что все знаю!
