Ни ручки, ни замка на железной двери еще не было – входите, люди дорогие… Сытин с Верочкой вошли.
Сразу за дверью еще стояли огромные ведра с краской, мешки с цементной смесью, бутыли с растворителем. Но конец ремонта был уже виден. Непривычно яркие светильники отбрасывали отблеск по мраморному полу бывшего коммунального коридора. На стенах серебристые обои, на дверях – шпон орехового дерева.
Строители в квартире были, но никто не обращал внимание на пришельцев. Сытин с Верой обошли все комнаты. В каждой что-то зачищали, мыли, вылизывали. В последнем помещении, в тридцатиметровом зале, отделанном деревянными панелями, прораб нахально заигрывал с хрупкой чернобровочкой. То, что он местный начальник – можно не сомневаться. Смелый взгляд, гордая осанка, животик и авторучка в нагрудном кармане – всё подтверждало его статус.
Алексей понимал, что трудно будет оторвать прораба от молдаванки, но выхода не было.
– Вы начальник этого вертепа?
– Я прораб. Производитель работ.
– Вот именно! А что вы производите? Вот в этой комнате, например, что будет?
– Кабинет хозяина… А вы по какому вопросу?
– По государственному. Мы инспекторы по миграции. Моя фамилия Иванов. Вы не могли не слышать обо мне… Нарушений много? С Западной Украины рабочие есть?
– Есть. Трое.
– Так я и думал! Это они считают, что москали всё их сало съели? Вы, прораб, ели их сало?
– Нет, не ел. Они не привозили.
– Вот и я не ел. А они подозревают… Молдаване контрабандное вино привозили?
– Только две бутылки.
– Это мы проверим. Всё будем проверять, каждую бумажку. Соберите-ка всех своих иностранцев на кухне… Не завидую я вам, прораб. Ох, не завидую!
Верочка до сих пор считала, что актер это профессия. Как хирург или инженер. Нужно высшее образование и потом – учиться, учиться и еще раз учиться… Вот она не взяла бы скальпель и не стала бы у первого встречного вырезать аппендикс. А Сытин свободно ворвался в чужую специальность. Он стал актером без всякого Станиславского с его системой. Такое перевоплощение! Артистизм на уровне гениальности… В него просто нельзя не влюбиться.
А Сытин продолжал восхищать почтенную публику:
– Значит так, прораб. Проверим весь ваш Ноев ковчег и посадим каждого сверчка на свой шесток. Мигрантов в поезд и на историческую родину, а вас под суд. С вещами и на выход.
Верочка решила, что и ей пора играть. Она с шумом распахнула дверь, встала перед ней и ленинским жестом указала дорогу в светлый коридор. Через минуту Сытин остался один в будущем кабинете ювелира, а где-то у входной двери раздавался артистический голос: «Всем собраться на кухне! Срочная проверка документов! Бежать – бесполезно. Дом окружен».
Алексей на подоконнике разложил свой кейс, вытащил пару микрофонов на липучках и стамеску.
Фанерная обшивка поддалась легко, и жучки прилипли на своих местах в разных концах кабинета. Вся работа заняла десять минут. Именно столько понадобилось ошарашенному прорабу, чтоб сообразить, что главный инспектор неспроста остался один и в дальней комнате. Взятку, зараза, ждет!
Перед тем, как войти в кабинет, прораб постучал:
– Разрешите, товарищ Иванов?
– Заходи, бригадир. Не стесняйся.
– Я признаться хотел. Чистосердечно… Есть у нас нарушения. Трое без регистрации. Вот тут в папочке все данные на них.
Прораб протянул картонный скоросшиватель. Внутри на прищепке болтались три стодолларовые бумажки.
Такого поворота Сытин не ожидал. Сам он взятки давал часто, но ему предложили в первый раз.
Если возмутиться и отказаться, то можно сорвать всю игру. Кто поверит в честного инспектора? До сих пор Алексей играл правдиво. И в финале нельзя фальшивить.
– Нормально, прораб. Документы на ваших людей я забираю. Хорошо, но вот фотографии у всех троих одинаковые.
– Это у меня таджики. Они все на одно лицо.
Прораб скромно улыбнулся, поддерживая шутку. Он знал, что скоро все закончится. Взявший взятку всегда бежит с места получения.
А Сытину и так надо было уходить – дело сделано. Проходя мимо кухни, он заглянул в дверь. Верочку обступили рабочие и качали права. Она же молча перекладывала их документы. С места на место! Алексею пришлось крикнуть всё тем же начальственным голосом:
– Всё, инспектор Петрова, завершили проверку. Здесь нарушений нет. Уходим.
Они вышли, но Сытин не спешил покидать подъезд. На площадке в торцевой стене он нашел шкафчик, внутри которого громоздились скрутки электропроводки и кучка мусора на дне.
Из кейса Алексей извлек коробочку, нажал на ней кнопочку и положил в шкафчик под куски цемента, под обломки деревяшек и обрывки картона. Всё! Теперь система будет включаться на звук голоса в кабинете и писать, писать, писать. Хоть месяц, хоть три… Скорее бы ювелир заехал в свои новые хоромы… Нет, Ольга не могла изменять с этим! С кем угодно, но не с человеком по фамилии Чуркин. Это было бы очень обидно…
* * *
Милан Другов сроднился с этими ребятами. Он нанял сыщиков три недели назад и в первое время очень на них злился. Виктор наседал с угрозами, а результатов не было… Детективы нужны были для поисков Ольги Сытиной. И где она?
После совместного ночного налета на дачу Милан подобрел. Тогда их чуть не повязали пожарные. Он вместе с сыщиками колесил по спящему поселку, удирая от возможной погони. Они ребята хорошие, хотя и не профессионалы. А кто сейчас профи? Никто, вплоть до министров. Сапожник у них руководит Кулинарным департаментом, а пирожник – Обувным!
Сыщики – хорошие ребята, все четверо, понуро стояли перед Друговым, перед своим работодателем.
Докладывал старший – Егор Зубков. Хороший парень, тихий, хотя и бывший майор ФСБ. А потому, что служил в архиве и всякие там погони со стрельбой видел лишь на экране.
– Мы, Милан, почти их поймали. В последний момент сорвались. Оба – и Сытин, и его жена. Почти как тогда, на даче. Невезуха, да и только!
– Ты давай, Егор, без эмоций. Пляши от печки.
– Значит так. Обложили мы всю Москву.
– Вчетвером?
– Ну, не всю Москву, а основные точки. Лично я был у дома Сытина на Плющихе… Жду. Но не на одном месте, а курсирую по району. И вдруг в переулочке за ДК «Каучук» вижу красный Опель. Жду в засаде – идут оба. Несут огромные сумки с детскими вещами.
– Как узнал, что в сумках.
– Возле театра вскрыл багажник Опеля и пошуровал в сумках.
– Не понял тебя, Егор. Какой еще театр?
– Театр «Глобус» в районе Арбата. Они с Плющихи прямо туда и поехали. Сытин и Ольга в рыжем парике. Взяли билетики и в театр. А я вызвал своих и к багажнику. Только успел обыск провести, как эти выбегают. И почти сразу перед театром появились две ментовские машины и прижали меня.
– В каком это смысле.
– Опель уехал, менты в фойе побежали, а я из-за них не смог развернуться.
Это была первая часть отчета. Провальная история. Но дальше Егор гордо говорил о маленьком успехе. Об этом надо говорить в последних фразах. Они лучше запоминаются.
Сыщику Зубкову удалось проникнуть в театр и увидеть, как выводили несчастного режиссера. Без наручников, но под конвоем.
Потом Егор опрашивал свидетелей. Кого бесплатно, кого за деньги… Картинка получалась очень сумбурной. В одну кучу смешалось всё – и пробка от шампанского, и висячая в фойе актриса, и пистолет под диваном.
Пришлось аналитическим умом отсеять слухи и мистику. Егор создал свою картинку, которая была очень складной и удобной для отчета.
– Сытин с Ольгой ворвались к режиссеру и пытались его застрелить. Но тот вырвал оружие и выстрелил в вазу.
– А почему не в Сытина?
– Из благородства, Милан. У этого режиссера все стены в портретах великих: Толстой, Чехов, Маринина… Не мог он при них в человека стрелять.
– Допустим. Но почему его забрали, а не Сытина с Ольгой?
– Так те убежали. Я сам видел. А режиссер с пистолетом остались. Кого же ментам еще брать?
– Логично. Они всегда идут по легкому пути.
– А теперь, Милан, самое главное. При первом допросе режиссер хотел скрыть свою связь с Ольгой и назвал нападавшую Верой Заботиной. А та никак не могла быть здесь.
– У неё алиби?
– Да. Недавно ее застрелили и похоронили.
Егор стоял гордый, почему-то решив, что последней фразой он ставит точку в деле и что Милан Другов должен немедленно выплатить премию. Но тот только злился:
– Нет результата, Егор! Важные сведения, но от них мне только хуже. Виктор опять с меня три шкуры спустит. И боюсь – не в переносном смысле… Я хочу в тюрьму попасть.
– Надолго?
– На час! Хочу с этим режиссером поговорить.
– Не получится, Милан. В тюрьму так просто не пускают. Заслужить надо.
– Куплю следователя. Как его фамилия?
– Сухов.
– А имя?
– Все его Шуриком звали.
* * *
Выходя из дома на Арбате, Сытин был доволен жизнью и собой. Он даже подумал, что зря в юности не пошел в театральное училище. Хотел, но отец назвал это не профессией, а лицедейством. Сказал, что актеры живут в богеме, спиваются и меняют женщин как перчатки… Но какая радость после удачной роли! Бизнес с электроникой дают деньги, а радость в искусстве. Особенно, когда рядом такой зритель, как Верочка.