Уловил он и другой звук, на этот раз позади. Мальчик застыл и прислушался. Да, несомненно, на дороге слышался цокот копыт. Всадник ехал не слишком быстро, но было ясно, что скоро он его нагонит.
Халли огляделся: валуны, кустарник, несколько сосен… Он, не раздумывая, спрыгнул с дороги, пробежал по мокрой траве и спрятался за ближайшим деревом.
И стал ждать. Цокот копыт приближался. Может быть, это отец или еще кто-нибудь из Дома Свейна едет его разыскивать… А может, и нет. Осторожность не помешает. Халли не сводил глаз с дороги.
Сгусток тумана посерел, потемнел и наконец принял ожидаемую форму: всадник верхом на лошади.
Халли прижался к стволу.
Лошадь шла, опустив голову, как будто очень устала. Плотный всадник сидел прямо. Он кутался в плащ и натянул на голову капюшон. Лица его видно не было, но Халли уже разглядел масть лошади: светло-серая в темно-бурых яблоках — и понял, что этот человек не из Свейнова Дома.
Первым его побуждением было дать незнакомцу проехать мимо. Но тут он вспомнил о своем одиночестве, о жутких могильниках неподалеку… Что плохого в том, чтобы ненадолго найти себе попутчика? Уж конечно, он больше не станет распускать язык, как давеча со Снорри!
Халли выступил из-за дерева и окликнул путника. Тот резко натянул повод. Мерин остановился и, не поднимая головы, тут же принялся щипать сорняки, растущие в щелях между дорожных камней. От его боков поднимались струйки пара. Всадник откинул капюшон, показав полное розовое лицо уроженца нижней долины, с коротко стриженными белыми волосами. Бороды у него не было; глаза походили на блестящие изюминки, воткнутые в пухлое, как булка, лицо. Вид у него был слегка озабоченный.
— Что-то мелковат ты для разбойника, — заметил он. — А где остальные?
Халли огляделся.
— Какие остальные?
— Ну, я думал, что когда люди собираются кого-то грабить, они обычно окружают его со всех сторон или, по крайней мере, стараются, чтобы их было трое на одного. Один человек — это как-то неубедительно.
— Я вовсе не собирался тебя грабить!
— В самом деле? А разве ты не разбойник?
— Нет.
— Тогда что же ты делал за деревом?
Халли замялся, развел руками.
— Ну, понимаешь…
Толстяк поджал губы.
— Понимаю. Я застал тебя врасплох, да? Ты собирался уединиться?
— Ну а зачем еще мне прятаться?
Глаза-изюминки блеснули.
— Откуда я знаю, вдруг у тебя совесть нечиста? Как тебя звать-то?
Халли прокашлялся.
— Я… я Лейв, сын крестьянина с земель Геста, далеко вверх по долине. А иду я в Дом Хакона, чтобы навестить дядю. Если тебе надо в ту же сторону, я бы с удовольствием присоединился к тебе ненадолго…
Он осекся: толстяк смотрел на него с насмешкой, которая ему очень не понравилась.
— Хотя нет, я тебя, наверное, задержу, — продолжал он, — лошади-то у меня нет! Поезжай, не жди меня.
— Ну что ты! — возразил толстяк. — Мне и в голову не пришло бы поступить так неучтиво. По правде говоря, эта кляча, — он с размаху хлопнул лошадь по холке, — в последнее время и рысью-то ходить разучилась, так что тебе не составит труда идти с нами наравне. Давай-ка найдем сухое местечко, где можно сесть пообедать.
И они тронулись дальше. Толстяк насвистывал веселую песенку, отчего щеки у него колыхались. Старая кляча уныло брела вперед; Халли молча шагал рядом.
— Ну что, Лейв, — сказал через некоторое время толстяк, — ты, стало быть, из Дома Геста?
Он говорил как бы между прочим, но Халли почуял опасность.
— С арендаторского хутора.
— А-а! То-то я думаю, почему не приметил тебя там на прошлой неделе. Тогда понятно. А теперь ты, значит, к родственнику в гости? А в каком он, говоришь, Доме живет?
— В Доме Хакона.
— А-а. Ты мне скажи, как его зовут. Я ведь много путешествую и часто там бываю… Меня зовут Бьерн, — продолжал он, — я торговлей живу. Странствую от Дома к Дому и вообще по долине. Чем занимаюсь? Покупаю, меняю, продаю всякие мелочи, которые нужны женщинам. Женщины! — Тут он свесился с седла и подмигнул Халли, так что один его глаз совсем утонул в складках мяса. — Женщины у меня главные покупатели, они с радостью хватают то, что им совсем не нужно. Вон, на прошлом Собрании в Доме Свейна я продал дочке вершителя дюжину старинных шпилек, а взамен получил изысканный гобелен, за который мне в нижней долине заплатят чистым золотом! А хитрость в том, что шпильки-то эти не далее как месяц назад вырезал один простофиля, и сменял я их у него на хлеб!
Он хрипло, одышливо захохотал, трясясь всем телом; тряска передалась провисшей спине лошади, и в переметных сумах, висящих позади седла, что-то зазвенело и забренчало.
Халли, который давно уже жалел о том, что вышел из-за дерева, промычал что-то одобрительное и отошел подальше, словно не хотел путаться под копытами у лошади. Идти становилось все труднее: дорога была крутая, камни то и дело выворачивались из-под ног. Река, которая время от времени показывалась слева от дороги, шумела и пенилась, прыгая по ступеням небольших водопадов; воздух был холодный и влажный от брызг. По обе стороны от них, на каменистых уступах, возвышались толстые сосны с прямыми и гладкими стволами, темной бахромой обрамлявшие виднеющиеся еще выше утесы. Тут и там были заметны следы старых камнепадов: поваленные деревья и рытвины, проложенные по склону.
— Веселенькое местечко! — сказал Бьерн. — Давай поедим, пока мы не вошли в ущелье — там будет еще мрачнее.
Они остановились у большого расколотого валуна и пообедали вместе. Бьерн-купец поделился копченой рыбой и сыром, а у Халли осталось немного сала. Они пили вино и воду. Грохот водопадов сделался оглушительным, и разговаривать было трудно. Оба просто сидели и жевали, глядя на сосны и туман и думая о своем.
Во время остановки это и случилось. Халли потянулся за флягой с водой, и безрукавка, которую он оставил незастегнутой, внезапно распахнулась, выставив напоказ пояс героя, надетый через плечо. Сверкнуло серебро; Халли торопливо запахнул безрукавку и застегнул ее на все пуговицы. Мельком оглянувшись на своего спутника, он обнаружил, что черные глазки Бьерна-купца уставились на него с внезапным интересом. В этот момент внизу, в соснах, хрипло каркнула ворона. Халли обернулся на звук. Когда он снова посмотрел на Бьерна, лицо купца уже вновь сделалось спокойным и равнодушным; он меланхолично жевал кусок сала.
После обеда они принялись спускаться в ущелье. Утесы подступили вплотную; сосны стояли у самой дороги. Сделалось холодно и сумрачно. Они пробирались по крутой дороге между темно-синих стен, занавешенных туманом; повсюду были мох да вода и оглушительный рев водопадов. Река все время вилась рядом, она гремела то слева, то справа, то у них под ногами, когда они проходили по старым каменным мостам; река ревела, и пенилась, и осыпала их брызгами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
