не поняла? Родители из-за этого изменили завещание.
Трошина подняла голову и впилась в него непонимающим взглядом:
— А чего ты тогда ко мне приперся-то?
— Прощения у тебя попросить. За то, что так с тобой тогда обошелся.
И тут Катя расхохоталась. Настолько сильно, что даже протрезвела. Она смеялась над своей нелепой выходкой с пеньюаром, над коварной свахой-ступенькой, над родителями Железнова, которые сейчас, наверное, были бы счастливы, если бы их единственный сын женился на ней, над дизайнерским пиджаком, напоминавшим оперение австралийского попугая.
Когда утром Катя провожала его на перроне, на душе было легко, как никогда еще в жизни.
— Трошина, если захочешь приехать в Москву, мой дом — твой дом. И работу подыщем, — сказал Железнов на прощанье.
— Спасибо, Вить, у меня свой дом есть. И работа.
Патент
Дверной звонок громогласно возвестил о том, что в дом Филиппа Аркадьевича Задумина пришел нежданный гость.
— Филька, разве у тебя сегодня есть ученики? — прокричала из кухни Анастасия, жена Задумина.
— Нет, Ася. Никого.
— Ну вот тогда иди и открывай! — ожесточенно выдала она, не расслышав ответ. После пятнадцати лет работы на машиностроительном заводе Анастасия стала тугоухой и сутулой, ступни ее растоптались, высохли и походили на задние лапы кенгуру. Хоть ей было всего сорок, на вид она годилась в матери Ольге Дмитриевне, тридцатипятилетней учительнице математики, которую любил Задумин.
Звонок прогремел во второй раз.
— Борька, наш ученый оборзел, сукин сын. Открой ты, у меня руки в фарше.
— Ма, у меня бой на глобальной карте, — ответил из дальней комнаты недовольный ломающийся голос.
— Вот лодыри свинорылые! — выругалась Анастасия и пошла открывать дверь сама.
До того, как в школе появилась сдержанная культурная Ольга Дмитриевна, Задумина ничуть не заботила привычка жены все время браниться. Он и сам частенько не брезговал красным словцом. Но теперь ее брань чрезвычайно раздражала его. Стоило Анастасии изрыгнуть очередную гадость, и Филипп чувствовал примерно то же, что заядлый автолюбитель, который только что выдраил до блеска свою колымагу, как внезапный проливной дождь превратил дороги в грязное чавкающее месиво.
Несмотря, однако, на горькую досаду, Задумин никогда не упрекал жену вслух и не обнаруживал своего к ней брезгливого отношения. Он понимал, что паруса их не слишком крепкой семейной ладьи надувала совсем не зарплата учителя биологии средней общеобразовательной школы. Грубая и давно холодная Анастасия заработала на заводе трехкомнатную квартиру, построила маленький уютный дачный домик у реки в пригороде, купила старую, но резвую малолитражку. Сэкономленных на еде и отдыхе денег хватило, чтобы холеный игроман Борюсик протирал штаны в государственном приборостроительном университете, а сам Филипп мог беспрепятственно тратить все свободное время на исследования в домашней лаборатории, результаты которых предположительно должны были озолотить семью Задуминых. И Ольгу Дмитриевну, разумеется. Ведь речь шла не то что о достатке из разряда «дом — полная чаша», но о деньгах, которыми при желании можно было бы до краев наполнить чашу размером с просторный трехэтажный дом. Вот уже десять лет Задумин работал над выведением растительных клеток, способных накапливать и отдавать энергию в количествах, достаточных для создания мощной солнечной батареи. Если расчеты Филиппа Аркадьевича были верны (а выведенная им из клеток кактуса культура превосходила даже самые смелые ожидания), то простому учителю биологии из русской глубинки предстояло перевернуть представления всего мира об альтернативных источниках энергии, указать новый путь развития науки и промышленности и спасти человечество от неминуемой гибели, которую в ближайшем будущем вызовут загрязнение окружающей среды и нехватка ископаемого топлива.
Для того, чтобы по возможности обезопасить великое открытие от присвоения непорядочными деятелями науки и всяческими заинтересованными корпорациями, Задумин разделил свои записи на четыре части, которые заверил у разных нотариусов. Саму же культуру он подсушил до пастообразного состояния и хранил в холодильнике в специально вырытом потайном подвале на семейной даче.
— Филипп, к тебе тут товарищ пришел, — сообщила Анастасия, раздвинув пылеулавливающие полосы из плотного полиэтилена, преграждавшие путь в лабораторию. — Говорит, из патентного ведомства.
Задумин поднял на лоб защитные очки.
— Странно, я ведь не подавал еще заявку.
— Так и есть, — отозвался пришелец из-за спины Анастасии. Голос у него был высокий, с нотками истеричности. — Мне о вас рассказал наш общий друг, Василий Сергеевич.
Мужчина встал на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть внутренность лаборатории, но Анастасия отошла в сторону, и он смущенно отступил от двери.
— Григорий Григорьевич Фискалюк, доктор биологических наук, — представился пришелец.
— Очень приятно. Настя, дай, пожалуйста, гостю халат, бахилы и шапочку.
Через минуту Фискалюк превратился в посетительницу косметического салона: голову его покрывала узорчатая шапочка для душа, а поверх серого костюма красовался приталенный белый халат с игривым цветочком на грудном кармане.
Пройдя через самодельный воздушный барьер (устройство неясного происхождения тихо гудело над дверью и выдавливало из себя потоки теплого воздуха), Фискалюк очутился в маленькой аккуратной лаборатории. По левую сторону у стены расположились массивные столы. На первом стояли отличный цейсовский микроскоп и культуральный бокс — камера из плексигласа с кварцевой лампой и отверстиями с рукавами. Второй стол служил платформой для мелкой техники — электрической плитки, центрифуги, весов и прочих необходимых биологу вещей. Вдоль правой стены лаборатории протянулись этажерки с культуральными сосудами — трехлитровыми бутылями, в продырявленные крышки которых были вставлены шланги, подведенные к компрессору. Ртутные лампы мягко освещали чистые полки этажерок. На подоконнике в узорчатых горшочках красовались кактусы.
— Вот, значит, где обретается самый великий гений нашего времени! — заявил доктор, с интересом оглядывая комнату.
— Да что вы, какой же я гений? — с неискренним смущением ответил Задумин. — Мне просто повезло.
— Не скромничайте, Филипп Аркадьевич, не скромничайте.
Задумин глядел на гостя с едва скрываемым недоверием. Душу раздирала досада на Ваську. Филипп Аркадьевич считал его другом, а он оказался предателем. Разболтал все третьему лицу. А то небось еще и четвертому, и пятому, и десятому. Трепач! Теперь один Бог знает, из каких бюро и корпораций ждать шпионов.
— Удача — штука капризная. Она отворачивалась и не от таких, как я, — продолжал отговариваться Задумин.
— Не сгущайте краски, Филипп Аркадьевич. Вы ведь не Малянов, а нынешняя реальность — совсем не роман Стругацких. Сейчас мир нуждается в вашей находке, как никогда.
Фискалюк встал и заходил по лаборатории. Движения его были порывистыми и обнаруживали крайнее беспокойство.
— Вы, конечно, не разрешите взглянуть в дневник? — спросил он, наконец, с надеждой глядя в глаза Задумину.
«Ишь, чего выдумал! Какая дерзость! И на что только этот коротышка рассчитывал, собираясь сюда?» — подумал Филипп, но ответил другое.
— Да у меня жуткий
