— Знаешь парня по имени Дадли Фостер?
— Нет, а что?
— Он в моем списке. — Она уже натягивала джинсы.
— В каком списке?
— Материал для журнала.
Ричи выполз в трусах из спальни. Совсем не такой, каким он запомнился ей накануне. Вовсе непривлекателен. Китти собиралась заглянуть в душ, но теперь передумала: Ричи напросится с ней, а ей отнюдь не хотелось проделывать это с ним еще раз. Не сегодня. А может быть, и никогда не захочется.
— Вызвать тебе такси?
— Будь добр.
Ричи вернулся в спальню к телефону, Китти расчесала волосы вилкой, стерла следы теней под глазами, прихватила в ванной дезодорант. Во второй спальне обнаружился компьютерный стол, разбросанные повсюду бумаги: тут пишется книга. Послышался шум воды, и Китти вознамерилась было сунуть нос в черновики Ричи, пока тот принимает душ, но зажужжал домофон: такси прибыло.
Китти подошла к двери ванной и неуверенно постучала, но Ричи ее не услышал. Тогда Китти распахнула дверь и увидела голого мужчину под душем. Нет, такое зрелище — не для раннего утра с похмелья.
— Такси прибыло! — громко объявила Китти.
Ричи резко поднял голову, и мыло попало ему в глаза. Он принялся ожесточенно стирать пену с лица, щипало, видно, как следует.
— Пойду я, — сказала Китти, протягивая Ричи полотенце, но он не видел этого, тер изо всех сил глаза, пытаясь избавиться от мыла. Не самый клевый вид.
— Ладно, — пробурчал он, вода текла у него изо рта и носа. — Спасибо за… ну, за эту ночь.
— И тебе спасибо.
Бывает ли более неуклюжее прощание? Точно войдет в ее пятерку худших. Китти прихватила банан, вышла из квартиры и села в такси. И ее еще по меньшей мере полчаса крючило.
Прекрасная, солнечная и жаркая майская суббота. Ни один нормальный человек не стал бы торчать в пробке, разве что по пути в какое-нибудь замечательное место, на пляж и в парк. Приморские деревни переполнены поклонниками солнца, перед лавочками выстроились очереди за мороженым, любая забегаловка привлечет посетителей, если додумается выставить хотя бы стулья под навес. Но Китти не грелась на песочке, не валялась на траве, не сидела перед кафе с ледяным капучино, — нет, она ехала в провонявшем такси, и от нее самой пахло несвежей одеждой, стоило приподнять руку, как из-под мышки доносилось легкое дуновение пота. Именно по этой причине Китти плотно прижимала руки к себе, слушая на полной громкости комментарий к футбольному матчу в пробке на М50 и стараясь не щуриться на солнце. Голова плыла, рот от вчерашнего вина словно набит ватой, она с ужасом следила за тем, как щелкает спидометр, — ох, не подкручен ли? — и перечитывала стандартную наклейку на окне: дескать, любой пассажир, и она в том числе, перевозится в чистом, соответствующем гигиеническим нормам автомобиле и не подвергается никаким домогательствам со стороны водителя. Вонял этот водитель так, словно месяц не мылся, и автомобиль был не чище, и за грохотом радио Китти не слышала собственных мыслей, но водитель хотя бы с разговорами не лез, и на том спасибо. Она даже телефон фирмы записала на всякий случай.
В Сент-Маргарет Китти прибыла к полудню, а обещала Берди поспеть к десяти утра и продолжить вчерашний разговор. По пути она прослушала запись их беседы и подготовила кое-какие вопросы.
— Мне так неудобно, — принялась Китти извиняться перед Молли (к счастью, первой ей повстречалась именно Молли).
— Хо-хо! — засмеялась Молли, оглядев ее. — Не за что тут извиняться. Веселая выдалась ночка?
Китти смущенно улыбнулась:
— Так скверно выгляжу?
— Не очень скверно — лишь бы он того стоил. — Молли подмигнула ей и вышла из-за стойки регистратора. Волосы ее оставались синими, как и накануне, однако ногти она перекрасила в ярко-коралловый цвет.
— Берди снимет с меня голову?
— Берди? Берди и мухи не обидит, разве что Фреду пришибет. Ту хипушку — сейчас она ведет класс пластики. Только что велела старичкам прикинуться листиками.
— Я, конечно, еще мало знакома с Берди, но как-то не представляю себе ее в виде листика.
— Правильно не представляешь. Она в этом не участвует, хотя, кажется, предпочла бы. Вместо этого сидит на лужайке с родней. Не смотри на меня так, ты ей не помешаешь, она будет тебе рада.
Молли повела Китти на лужайку, где в дни семейных визитов устраивали чай с булочками. Для защиты от палящего солнца раскрыли высокие зонтики, и под таким зонтиком Китти увидела Берди. Вокруг матриарха расположились, оживленно болтая, ее отпрыски, внуки и правнуки носились вокруг, неизвестно, кто чей, а подростки и вовсе вылезли за невидимую границу семейного круга, уткнулись в айфоны и айподы, во что угодно, лишь бы перенестись подальше отсюда.
Вблизи бросалось в глаза, насколько Берди чужда своим близким. Разговор кружил рядом с ней, саму Берди не затрагивая, к ней никто не обращался, и интереса для нее этот разговор не представлял. Если же какая-то часть фразы адресовалась ей, старуха на миг выходила из транса, кивала, изображала улыбку — и тут же отключалась.
— Простите, если помешала, — бодро окликнула их Молли. — Берди, к вам гость.
Все уставились на Китти, Китти постаралась взглядом извиниться перед Берди и пробралась сквозь круг ее родичей.
— Простите, Берди, я сильно задержалась.
— Ничего-ничего. — Лицо старухи, как и обещала Молли, оживилось, и Китти почувствовала облегчение.
Поднявшись на ноги, Берди взяла Китти за руку и представила семье:
— Это моя подруга Китти Логан. Китти, это моя дочь Кэролайн и ее дочь Ребекка. У нее еще есть сын Эдуард, но он сейчас готовится к выпускным экзаменам в Тринити.
Кэролайн чуть не лопалась от гордости, и Китти сочла нужным изобразить губами почтительное: «Ого!»
— Это Леви, сын Ребекки, мой правнук. Это мой старший сын Корнак, его сын Барри и двое сыновей Барри — Руан и Томас. — Мальчишки не отрывались от игровых приставок. — Шон, его жена Кэтлин и их младшенький Клайв. Их дочь Грэйн живет с мужем в Австралии и занимается… чем бишь она занимается, Кэтлин?
— Анализом компьютерного обеспечения.
— Вот именно. — И Берди продолжала перечислять имена — еще два сына, один с женой, другой с подругой, и внуки — кто повежливее, а кому все равно, Китти Логан перед ними или царица Савская. Китти давно уже запуталась, и едва она уселась рядом с Берди — да, ее удостоили почетного места, — дочь Берди Кэролайн (дочь у нее имелась только одна) вновь заговорила. А когда Кэролайн говорила, пауз она не делала. Ни на секунду. Даже чтобы вдохнуть. Она завладела разговором, громоздила рассказ на рассказ, смешной случай на анекдот, и все такие длинные, и больше никому права голоса не предоставлялось. Изредка тот или другой сын вставлял словечко, невестка заполняла лакуны, поправляла ошибки, освежая память собеседников, но беседа — если такое можно назвать беседой — направлялась, цензурировалась и режиссировалась Кэролайн. Элегантная, хорошо одетая, хорошо владеющая языком женщина — она и фразу умела построить, и за словом в карман не лезла, да и знаний по самым разным предметам ей хватало. Говорила она умело и привычно, уверенно владела материалом и каждый свой рассказ строила вполне занимательно, однако эта убийственная непрерывность, эта сплошная кэролайность вскоре начала действовать Китти на нервы. Берди сидела тихо, с ней не заговаривали, она послужила предлогом для семейной встречи, но отнюдь не стала ее центром. Китти все ждала, когда же родные обратят внимание на бабушку, может быть, вмешается в разговор кто-то из внуков и правнуков, но Кэролайн плавно переходила к новой теме, и Китти уже готова была перепрыгнуть через стол и придушить ораторшу. Что так действовало на нее — похмелье, жара, досаждающие осы, — Китти сама толком не понимала, она лишь слышала бесконечное жужжание и уже не разбирала слов.
