большинстве стран, в том числе и во Франции, трансформация такого рода немыслима без существенного пересмотра конституции, возможного лишь во времена кризисов наподобие тех, которые мы не раз наблюдали в прошлом. Кроме того, ниже мы увидим, что столь глубокие преобразования в обязательном порядке должны сопровождаться радикальным реформированием фискальной системы для обеспечения подлинного обращения собственности и экономической власти, равно как и приданием нового звучания многочисленным международным соглашениям, в первую очередь связанным с движением капитала. Мы отнюдь не ставим здесь задачу определить, какую, допустим, систему можно было бы запросто ввести в следующем месяце, наша цель – выделить тот факт, что в 1780–2020-х годах происходили не менее масштабные трансформации правовых, фискальных и социальных механизмов, одновременно подчеркнув, что этот процесс и сегодня никоим образом не должен ни с того ни с сего прерываться. А раз так, то нам, опять же опираясь на исторический опыт, нелишне поразмышлять о его следующих этапах.
Говоря о распределении власти на предприятиях, а в более широком смысле – о дебатах вокруг трансформации экономической системы и внедрения новых форм демократического социализма, нельзя не удивляться, какой новый размах подобные дискуссии приобрели после финансового кризиса 2008 года. Во многих странах, особенно в США и Великобритании, ряд ведущих политических движений принялись выдвигать неслыханные ранее предложения с целью введения правил, в той или иной степени основанных на германско-скандинавской системе совместного управления компаниями[129]. В случае одобрения этих инициатив были бы созданы условия для их применения в общемировом масштабе. Интеллектуальные и профсоюзные круги тоже предложили целый ряд амбициозных, международных коллективных начинаний типа «Манифеста труда», которые напомнили общественности, что в мире существует великое множество способов организации экономической системы и в частности властных отношений на предприятиях[130].
В дополнение к вопросу совместного руководства нам также следует на европейском и мировом уровне переосмыслить трудовое и профсоюзное право, укрепляя сплоченность наемных работников и способствуя их более активному участию в корпоративном управлении; при распределении госзаказов отдавая предпочтение предприятиям, подписавшим общественный договор; и, наконец, унифицировать право профсоюзов действовать прямо на рабочих местах и устраивать там собрания[131]. Хотя оценивать влияние подобных шагов сейчас еще слишком рано, они в любом случае отражают остроту ведущихся ныне на данную тему дискуссий. Вдобавок к этому мы увидим, что дебаты о «фондах помощи наемным работникам» (также известных как «фонды Майднера»), инициированные в 1970–1980-х годах в Швеции, сегодня вспыхнули с новой силой. Но прежде чем переходить к подробному анализу перспектив грядущих трансформаций, нам надо разобраться, каким образом в XX веке в очень многих странах, и в первую очередь в ведущих капиталистических державах, произошло столь радикальное сокращение неравенства.
Глава 6. Великое перераспределение 1914–1980 годов
В период с 1914 по 1980 год неравенство доходов и собственности на Западе (Великобритания, Франция, Германия, США, Швеция и т. д.), равно как в Японии, России, Китае или Индии, значительно сократилось, причем процесс этот развивался по разным моделям, к которым мы еще вернемся. В этой главе наши усилия будут сосредоточены на западных странах, чтобы лучше понять, каким, собственно, образом осуществлялось это «великое перераспределение».
Первым фактором этого процесса можно назвать показательный рост и развитие социального государства всеобщего благосостояния. В долгосрочной перспективе подобная динамика в значительной степени обуславливалась последствиями социальной борьбы, а также активизации социалистических и профсоюзных движений, которые с конца XIX века все больше набирали обороты. Но наибольшее ускорение этому процессу придали две мировые войны и кризис 1929 года, которые за тридцать один год (1914–1945) изменили до неузнаваемости баланс сил между капиталом и трудом. Второй фактор сводится к введению в высшей степени прогрессивной шкалы налогов на доходы и имущество, которая позволила радикально снизить концентрацию богатств и экономической власти тех, кто вознесся на самую вершину социальной иерархии, что повышало мобильность рабочей силы и способствовало всеобщему процветанию. Кроме того, прогрессивный налог сыграл решающую роль в определении нового общественного и фискального договоров. Наконец, мы увидим, сколь огромное влияние на процесс десакрализации частной собственности и снижения неравенства оказали ликвидация сначала иностранных и колониальных активов, а потом и государственного долга. Конкуренция между могущественными европейскими державами, равно как и колониальный режим невыносимого неравенства, составили собой саму основу того движения, которое привело к падению собственнических обществ «Прекрасной эпохи». Механизм, с помощью которого Европа восстанавливалась после войны, аннулируя государственные долги, тоже позволяет извлечь целый ряд уроков на будущее.
Формирование социального государства: образование, здравоохранение, социальная защита
С 1914 по 1980 год фискальная и социальная роль государства в странах Запада укрепилась беспрецедентно. Если в конце XIX – начале XX века доля всех фискальных поступлений, включая налоги, сборы, взносы и другие обязательные платежи в Европе и США составляли менее 10 % национального дохода, то к 1980 году этот показатель в Новом Свете вырос в 3, а в Старом в 4 раза. В Великобритании, Германии, Франции или Швеции налоговые поступления с 1980–1990-х годов колеблются на уровне 40–50 % от национального дохода. Многочисленные исследования доказали, что рост фискального могущества государства внес самый значительный вклад в экономическое развитие. Новые сборы обеспечили финансирование расходов, необходимых не только для снижения неравенства, но и для поощрения роста, в первую очередь масштабного финансирования всеобщего равного доступа к образованию и здравоохранению, пусть даже относительно (по крайней мере более масштабного, более всеобщего и равного, чем когда-либо ранее), транспортной инфраструктуры и социальных нужд, а также замещающих пособий, вроде пенсий по старости или пособий по безработице, призванных стабилизировать экономику и общество в случае рецессии[132].
Внимательнее присмотревшись к европейским государствам, можно обнаружить, что рост налоговых сборов практически всецело объясняется ростом расходов на образование, здравоохранение, пенсионное обеспечение и прочие социальные выплаты (см. График 19). Также надо заметить, что основополагающую роль в столь радикальной трансформации функций государства сыграл период с 1914 по 1950 год. Накануне Первой мировой войны, как и весь XIX век, свои усилия европейские страны сосредотачивали на поддержании порядка и защите права собственности как на своей территории, так и в колониях и на международном уровне. Почти все налоговые поступления тратились на содержание институтов государства (8 % от национального дохода, при том, что общая их доля в национальном доходе едва достигала 10 %). Остальные расходы (в особенности на социальные нужды) сохранялись на уровне 2 % от национального дохода (в том числе менее 1 % на образование). Но уже к 1950-м годам в странах Старого Света закрепились ключевые элементы социального государства всеобщего благосостояния, а общие налоговые поступления превысили 30 % от национального дохода, две трети которых расходовались на образование и другие социальные нужды. С 1950 по 1980 год подобная динамика еще больше набирала обороты.
График 19
