глазах, дали выход своим столь долго подавляемым чувствам в одном бурном приветствии Флага Свободы. Из ста пятидесяти пассажиров почти каждый был беженцем-юнионистом.
Широкая сеть железных дорог и телеграф в условиях войны стали большим подспорьем для Севера. Кейро — самый южный город Иллинойса, теперь обзавелся собственным гарнизоном, находящимся под постоянной угрозой быть атакованным войсками неприятеля. Начальник «Illinois Central Railway» (включая все его ветки общей длиной 704 мили) заверил меня, что в течение десяти часов он может привести в движение из каждого пункта дороги четыре мили железнодорожных вагонов[64], способных перевезти 24 000 солдат.
Теперь мятежники начали понимать, как они ошибались, рассчитывая на дружбу великого Северо-Запада. Действительно, из всех их бредовых надежд, эта была самая нелепая. Они думали, что именно те самые штаты, которые заявляли, что м-р Линкольн их земляк и проголосовали за него подавляющим большинством голосов, помогут им расколоть Союз, потому что он и был избран! Пытаясь понять свое заблуждение, они никак не могли понять, в чем тут дело. Война шла уже почти год, когда новоорлеанская «Delta» писала:
«Люди Северо-Запада — наши естественные союзники и должны сражаться на нашей стороне. На все времена останется глубочайшей тайной, как эта кучка мелких торговцев и школьных учителей янки смогли превратить их в наших злейших врагов».
Испытывая только чистое чувство единства нации — лишь за единство республики — Запад, вполне вероятно, будет сражаться дольше и пожертвует больше, чем любой другой регион. Его люди, намного эмоциональнее и убежденнее, чем их восточные братья. Их долгий поход из Атлантических Штатов к Миссисипи, Миссури или Плату укрепил их патриотизм. Для них наше территориальное величие не абстракция, а реальность.
Никто другой с таким жаром и верой так не ожидает то великое будущее, когда человек «наполнит великолепием великолепные замыслы Природы», когда их долина Миссисипи станет сердцем могущественной империи, когда из смеси всех национальностей, вскормленных спелыми плодами бесплатных школ и свободных выборов, вырастет новый, значительно более высокого уровня человек, которого Мир до сих пор еще не видел.
Наш поезд из Чикаго в Сент-Луис был переполнен федеральными войсками. На протяжении всего пути их приветствовали пушки, им махали платками из окон, флаги — реяли не только над домами фермеров, но и на улицах, пожилые люди и дети, шедшие за своими плугами, кричали им «ура!»
Таким образом, когда занавес поднялся, штаты Северо-Запада доказали всем, что они достойные дети «Ордонанса 87»[65], и никогда еще
«… Из чресел ледяных
Не извергал тысячелюдный Север
Подобных толп…»[66]
Четыре окрашенных кровью года не ослабили их веру и энтузиазм. «На каждый пир, который устраивала Смерть, они предоставляли много гостей». Какие истории они могли бы рассказать об этом! Огайо, Айова, Канзас, Висконсин — действительно, какой штат ни назови, разве он не покрыл себя честью — а Лексингтон, а Саратога, а Беннингтон — несмотря на то, что поле битвы находилось так далеко от них[67]?
В Сент-Луисе я, наконец, нашел «место вооруженного столкновения». В последнее время тут происходили удивительные события. Легислатура штата Миссури в Джефферсон-Сити хотела принять постановление о Сецессии, но для этого у нее не было оснований. Выборы в Конвент штата лишь показали подавляющее большинство юнионистов и лояльность народа. Губернатор Клэйборн Фокс Джексон был сецессионистом и был настроен на то, чтобы ввергнуть Миссури в революцию. Такое наглое и неприкрытое неуважение к народному большинству — отличный пример того, как сильно мятежники обманывались, полагая, что их поведение обусловлено уважением к правам штата, а не вечному антагонизму между свободным и рабским трудом.
Лагерь Джексона, руководимый генералом Д. М. Фростом, был устроен в Линделл-Гроув, в двух милях к западу от Сент-Луиса, — «для организации и обучения милиции штата». В нем были и юнионисты — как офицеры, так и рядовые. Фрост и его друзья утверждали, что они верны Правительству, но над лагерем реял только флаг штата, а его улицы назывались «проспект Дэвиса», «проспект Борегара», etc.
Из Луизианы только что вернулся чрезвычайный курьер губернатора Джексона — с патронами, снарядами и мортирами — все они были украдены из арсенала Соединенных Штатов в Батон-Руж. Лагерь был действительно задуман как вооруженный кулак Сецессии, чтобы захватить все правительственные учреждения в Сент-Луисе и изгнать федеральные власти. Но юнионисты опередили мятежников. Задолго до захвата Форт-Самтер, по ночам в Сент-Луисе проходили учения среди лояльного немецкого населения, и уже через две недели после первого воззвания Президента к армии, в Миссури было 10 000 солдат армии Союза, вооруженных и полностью экипированных.
Первым делом власти Союза ночью перевезли все боеприпасы из Арсенала Соединенных Штатов, что под Сент-Луисом, в Элтон, штат Иллинойс. Это очень не понравилось мятежникам. Войсками Союза командовал тихий, стройный, сутулый, рыжеволосый офицер, одетый в коричневый льняной мундир без всяких знаков отличия. Он носил звание капитана, и его звали Натаниэль Лайон.
10-го мая капитан Лайон с тремя или четырьмя сотнями кадровых солдат и волонтерами, благодаря которым его силы насчитывали почти 5 000 человек, на холм, господствовавший над лагерем Джексона, поставил пушку, а затем отправил генералу Фросту записку, в которой были приведены убедительные доказательства его измены, и которая звучала так:
«Настоящим я требую от вас немедленной сдачи вашей команды без каких-либо условий, за исключением гуманного и любезного отношения к сдавшимся. Полагая, что я располагаю достаточными силами, чтобы выдвигать такое требование, для его выполнения вам предоставляется полчаса».
Это прозвучало настолько резко на фоне той непонятной робости наших гражданских и военных властей, вполне обычных в то время, что Фрост был очень удивлен и «шокирован». Его ответ, конечно, охарактеризовал это требование как «незаконное» и «неконституционное». В те дни еще не было таких ярых поборников Конституции, которые сражались бы против нее! Фрост писал, что он сдался только по принуждению — он не мог оказать сопротивления. Было установлено, что в лагере имелось 20 пушек, более 12-ти сотен ружей, много мортир, гаубиц и снарядов — все было готово к бою, и что убеждало даже самого ярого скептика, что этот лагерь был нечто большим, чем военная школа.
Все, кто там был — 800 человек — были выведены из него под конвоем. Тысячи людей собрались посмотреть на это. Холмы, поля и крыши домов — люди были везде. Несмотря на приказ разойтись, толпа шла следом, издеваясь над солдатами Союза, швыряя в них камни, кирпичи и другие подходящие предметы и, наконец, стреляя из
