Вероятно, почувствовав уязвимость этой версии, Александр Исаевич в 1974–1975 гг. при написании «Пятого дополнения» к «Теленку» внес с нее существенные коррективы.
Отмечая, что в ссылке он подружился с врачем Николаем Ивановичем Зубовым (20), А. И. Солженицын пишет: «Мы встретились в районной больнице, куда я лег с непонятной болезнью, схватившей меня тотчас по освобождении (это были годичные метастазы рака, но еще никто не определил, Н.И. первый заподозрил), не он лечил меня, мы встретились как зэк с зэком. А вскоре после моей выписки как-то шли вместе по аулу, зашли в чайную выпить пива, посидели два бессемейца… Николай Иванович так сразу очаровал меня, так растворил замкнутую грудь, что я быстро решил ему открыться — первому (и последнему) в ссылке. Вечерами мы стали ходить за край поселка, садились на горбик старого арычного берега, и я читал ему, читал из своего стихотворного (да уж и прозного) запаса, проверяя насколько ему понравится. Это был за тюремное время девятый мой слушатель», «через несколько дней принес (он) мне в подарок первое приспособление — … небольшой посылочный фанерный ящик… А в ящике том дно было — двойное… При моем почерке, измельченном необходимостью, этого объема было достаточно, чтобы записать работу пяти лагерных лет… в последнюю минуту перед школой я все прятал в своей одинокой халупке…» (21).
К этим словам было сделано дополнение: «В главном тексте „Теленка“ я написал: „счастливая чужая мысль и помощь“, но так, будто это было уже после поездки в Ташкент, а из памяти записывал будто перед самой смертью — пример искажения, чтоб на Николая Ивановича не навести. От этого дня подарка в мае 1953 г. я и стал постепенно записывать свои 12 тысяч строк — стихи, поэму, две пьесы» (22).
Новая версия открывала возможность устранить те недоумения, которые вызывала первоначальная версия. Однако и она оказывается уязвимой.
Во-первых, каким образом перенесение слов «счастливая чужая мысль» с весны 1953 г. на весну 1954 г. позволяло отвести подозрения от Н. И. Зубова, если при этом в «главном тексте» «Теленка» он даже не упоминался? Очевидно, перед нами неуклюжая попытка объяснить замену одной версии другой.
Когда же Александр Исаевич оказался в больнице и познакомился с Н. И. Зубовым? Если исходить из его слов, получается, не ранее 4 — не позднее 30 мая. Но чтобы уже в мае начать записывать свои произведения и прятать их в посылочный ящик, Александр Исаевич должен был за это время почувствовать недомогание, обратиться к врачу, сдать необходимые анализы, обнаружившие у него воспалительный процесс, лечь в больницу, пройти там обследование, поставившее врачей в тупик, выписаться, сблизиться с Н. И. Зубовым, проникнуться к нему доверием, познакомить его со своими стихами и только после этого получить от него в подарок посылочный ящик с двойным дном. Двадцати семи дней для всего этого было явно недостаточно.
Более того, факт пребывания А. И. Солженицына до осени 1953 г. в больнице вообще представляется сомнительным: как утверждала с его собственных слов Н. А. Решетовская, до конца учебных занятий он был занят в школе, затем в июне принимал экзамены, после их окончания готовился к новому учебному году (23). О его болезни нет ни слова в воспоминаниях Екатерины Мельничук (24).
Поэтому, заявляя, что болезнь дала о себе знать в самом начале ссылки, А. И. Солженицын вступает в противоречие как с самим собой, так и со свидетельствами других лиц.
В новой версии было еще одно уязвимое звено. Заявляя, что уже в мае 1953 г. он начал записывать свои лагерные произведения, Александр Исаевич отмечал: «…в последнюю минуту перед школой я все прятал в своей одинокой халупке» (25). Это значит, что к этому времени он уже покинул дом Мельничуков. Когда же это произошло? По свидетельству Катерины Мельничук, ее квартирант жил у них до осени 1953 г. (26) «В начале учебного года, — пишет Н. А. Решетовская, — подвернулся случай снять отдельную хатку, где можно писать сколько угодно, не опасаясь ареста за противозаконные деяния» (27). Как явствует из «Хронографа», это произошло 9 сентября 1953 г. (28).
Следовательно, если исходить из смысла новой версии, Александр Исаевич мог начать записывать свои «12 тысяч строк» никак не ранее этой даты. И действительно, публикуя в 1999 г. свои лагерные стихи и поэму «Дороженька», он указал, что они были записаны им «осенью 1953» (29), признав тем самым, что предпринятая им в «Пятом дополнении» к «Теленку» попытка передвинуть данный факт с конца 1953 г. на май месяц того же года, лишена оснований.
Итак, мы видим, что А. И. Солженицын запутался в своих объяснениях. Невольно вспоминается одна моя хорошая знакомая, которая как-то сказала: «Я стараюсь говорить только правду, потому что у меня плохая память». Как мы видим, человека, говорящего неправду, может подвести и феноменальная память.
Однако в данном случае главное не в том, когда Александр Исаевич стал записывать свои «12 тысяч строк», а в том, когда он заболел. Если верить Н. А. Решетовской, первые боли ее бывший муж почувствовал только «с наступлением жары», т. е. летом 1953 г., но не придал этому серьезного значения: было «время каникул» и нужно было «готовить физику и математику к следующему учебному году» (30).
Обо всем этом она узнала позднее, так как лишь «в конце августа» ей стал известен новый адрес Александра Исаевича и она возобновила с ним переписку (31). «Ответ, — вспоминала Наталья Алексеевна, — он мне написал 12 сентября того же года. Тогда он не был болен, еще не был болен, а последствий перенесенной еще в лагере операции не ощущал». А. И. Солженицын изъявил готовность восстановить прежние отношения и предложил Наталье Алексеевне вернуться к нему (32).
Бросать свою новую жизнь и ехать в Казахстан она не захотела. На этом их переписка снова прервалась. Только после этого, как утверждает Н. А. Решетовская, т. е. не ранее середины сентября к ее бывшему мужу «явилась болезнь». Исчез аппетит. Александр Исаевич стал худеть. Врачи терялись в догадках: «то ли гастрит, то ли язва» (33).
Если исходить из этого, получается, что А. И. Солженицын лег в городскую больницу только осенью 1953 г. Местные врачи оказались бессильными поставить диагноз, и Александра Исаевича направили в областной центр — Джамбул (34).
«В Джамбуле, — читаем мы в воспоминаниях Н. А. Решетовской, — Сане сделали все анализы, рентген. Увы, обнаружили не желудочное заболевание, а опухоль величиной с кулак. Она-то и давила на желудок, причиняя боль. Одни врачи думали, что это — метастаз прежней злокачественной. Другие считали ее самостоятельной и относительно опасной. Кому же верить? Во всяком случае, следовало готовиться к худшему» (35).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
