его комендантом Байарада назначил, а тогда заморозки были ранние, урожай померз. Народ пришел просить хлеба из войсковых амбаров, зиму чтоб пережить стало быть! А он приказал требучет развернуть — и швыряться крысами!
— А крыс-то откуда столько?
Старуха, сидящая на лавочке у пышущей жаром печки задумалась.
— Однако… Вот то я и не думала — где он крыс-то столько набрал…
— Так накормили людей-то?
— Накормили… Через десяток дней караван из Кесарии пришел с зерном — тогда и накормили. Но крыс тех я хорошо запомнила — мне одна прямо в подол упала!
— А как вы…
— Так вы, Орканы-то, все на одно лицо! Пучите свои бельмища и брови косматые хмурите…
Рем даже брови потрогал, на всякий случай.
— Так какое-такое дело тебя привело ко мне, недобрый молодец? — уставилась на баннерета нойда.
— Да вот о бельмищах-то поговорить и хотел, — Аркан невольно почесал переносицу.
— О каких-таких бельмищах? — насторожилась бабка Лоухи.
— О черных, нечеловечьих. Толстый Мякинен, колбасник, рассказывал, ты под Оулой была и кое-чего видела.
— Ох и видела, ох и видела… Ну, садись, Орканушко, выпей отравы, тварь…
— Что-о-о-о?
— Отвара из трав говорю, попей, и меня, старую, послушай…
Дверь за его спиной сама собой затворилась. Пискнул жалобно снаружи воробей.
XVI
— Нынче надоть осторожно, очень осторожно со своими желаниями, молитвами и проклятьями — старая нойда подлила Рему отвара. — И оглянуться не успеешь, каково они заглянут тебе в самые очи! Времена настали тонкие, хитрые времена!
Одета она была в цветастый платок, завязанный на лбу так, что кончики узелка торчали в стороны, в льняное платье с вышивкой. Дополня ее наряд неимоверной расцветки фартук. На шее у странной бабули висели бусы в несколько рядов: из камешков, деревяшек и косточек.
— Слышу такие слова не только от вас, почтенная Лоухи…- проговорил Рем просто для того, чтобы что-то сказать, и отпил из чашки.
Внезапно в голове просветлело, головная боль, периодически дающая о себе знать, отступила, и Аркан удивленно посмотрел на нойду, которая достала из фартука вязание и принялась шевелить костяными спицами:
— Я всегда готовила эти травы одинаково, уже семьдесят лет. Одну — от кишечных колик, другую — при простуде, третью — чтобы унять душевную боль. Да только вот сейчас, вишь каково! Все стало не таково, а эдаково! То, что лечило кашель нынче поднимает на ноги больного с кровохарканьем, а иное, помогающее при срамных болезнях, теперь из дряхлого старца сотворяет дамского угодника! Таковые дела, недобрый молодец, таковые дела… Тонкий мир стал ближе к нашему, и силы оттудова бурными реками потекли навстречу людским стремлениям. А мы, люди, народ разный, и хороший и плохой… Да и нелюди — тоже. Возьми кузнеца Стуре, из гномьего он рода. Всё того же хочет: детишек в Подгорном царстве на теплые места пристроить, жену молодую, третью по счету найти — чтоб посисястее да посимпатишнее, ну и шедевр сотворить, а лучше — два! Это очень хороший гном, а?
— Наверное — хороший, — согласился Аркан. — Тот колбасник говорил, что…
— Вот же каковой невоспитанный юноша! — старуха Лоухи даже ногой топнула. — Тут тебя уму-разуму учат, а ты всё про колбасу! Ты про Туони будешь слушать или нет? Или думаешь синелицые сами Оулу взяли?
— Туо… — Рем даже рот ладонью закрыл, чтобы дурацкой репликой не спугнуть удачу.
В его жизни всегда так было: все самое интересное происходило внезапно, а самые удивительные люди встречались случайно! Или — нет? Или эта беседа с таинственной нойдой — всё-таки результат многочасового обхода города, сотни разговоров, взглядов, намеков и слухов? Хочешь, чтобы тебе повезло — повези!
Колбасник был далеко не единственным уличным торговцем, к которому подходил Аркан с ненавязчивыми разговорами, и от обилия лакомств у парня уже бурлил живот, а карманы распирало от сувениров и безделушек. Так что теперь он не имел права упустить ни слова из того, что могла поведать знахарка.
— Туони! Владыка подземного мира — таково говорят синелицые. Демон — молвили бы церковники, или — химера. Эгрегориальная сущность второго порядка — это могешь услыхать от любого кудесника с образованием. Сволочь распоследняя, злодей и паскуда — это я со всей прямотой скажу! Ишь, взял обычай — людей есть! — бабка бросила вязание и вперилась взглядом в лицо Рема. — А ты не напугаешься, вижу! Имел дело с таковыми гадами?
— Имел… То есть — приходилось, — кивнул Аркан.
— И каково оно?
— Так драконица была. Вводила один диковинный народ в заблуждение, навевала им образы и видения будущего, и через это превращала в чудищ. Вот глаза у них тоже были чернющие, зубы — острые, и языки — змеиные.
— Страсти-то какие! Ты отварчик-то пей, пей. И как с драконницей справился?
— А откуда вы знаете, что справился? — задал очень глупый вопрос Рем, а потом подумал, что вряд ли он тут бы сидел и травку пил, и смущенно почесал затылок. — А, ну да…Действительно! Так она сказала, что ни один смертный муж не сможет ее убить, или что-то вроде того. Ну, так я и не стал ее убивать! Я отлупил ее как последнюю ледащую псину!
— О каково! — нойда снова принялась стучать спицами. — Тогда слушай… А-хм! Во времена стародавние, когда твои предки еще и не ступали на землю Севера и саами думали, что они — одни-одинешенькие люди в мире, то поклонялся народ силам природы, от которых зависела их судьба… На берегу моря народ чтил Ахти — великий океан, в горах — небо, Перкунаса, а в ледяных пустошах поселилось племя изгоев, жизнь которых зависела от возможности укрыться в пещерах и согреться жаром подземного огня, непредсказуемого и ужасного. И настало время перемен — таковое же каковое и сейчас! Скверный обычай был у саами, поклоняющихся земному огню — слабых и хилых младенцев они бросали в падь горючую, таковую именовали Пасть Туони… И вот, в таковые тонкие времена случилась вражда с гномами, и война, и разорение, и каково тяжко пришлось людям! Тогда кто-то сказал: давайте взмолимся Туони, чтобы спас он народ свой! И просили, и бросали в падь детей своих! Каково испужались и в ужасе были, когда оттуда вылез великан лицом черен и страшен, и набросился на подгорных воителей, и побил их, и гнал и преследовал и исчез там же, где появился, сожрав врагов и собрав их головы…
Аркан слушал как завороженный. Вроде и не великий оратор эта нойда, и говорила просто, даже косноязычно, но темные, едва освещенные пещеры, плотный строй гномов с короткими тесаками и боевыми молотами, отчаявшиеся воины-северяне, мрачный багровый зев провала в земле — всё это предстало перед его внутренним взором вживую, как будто он и сам был там, во тьме подземелий, где скрывались люди от зимней стужи.
Бабка поглядела на вязание: у нее получался большой носок, ярко-красный, с традиционным орнаментом по канту.
— Кажись, подойдет, а? — проговорила она, явно о своем изделии. А потом продолжила вещать: — Вот с той поры Туони и пристрастился есть людей! А каково было этого гада младенцами кормить?
— Так что, правда — его это пасть была? — недоверчиво глянул на нее Аркан.
— Была — не была… Э-гре-го-ри-альная сущность, каково? Сталбыть, молитвы и желания людские таково сделали! Или химера сквозь эфириум к тонкому месту присосалась и таковым Туони и стала, для того племени…
— И что — Ахти и Перкунас- тоже?
— Такового не знаю. Каково бабка мне моя сказывала, а ей ее бабка, а той, сталбыть, ее бабка и далее таково — то я знаю. И то тебе рассказала. И такового Туони видала! Под Оулой!
— Во-о-о-от как! И каков… — парень почувствовал, что волей-неволей перенимает старухину манеру разговора. — Тьфу! И на что похож этот Туони?
— Каково бабка сказывала: великан, ликом черен и страшен. Макушка — до вершины деревьев. Под землю ушел, как всех съел. А синелицые аккурат головами невинно убиенных падь, куда он делся, завалили.
Рем вздрогнул, прикидывая размеры противника, с которым предстоит схлестнуться. Судя по следу — локтей двадцать в высоту!
— А что, сладить с ним можно? Гномы — народ упорный, рукастый, неужели они ничего против Туони не придумали?
Лоухи взялась за второй носок: спицы так и мелькали, Аркан никогда не видал, чтобы вязали так быстро!
— Таковой Туони — демон, химера, исчадие тонкого мира! Каково с ним сладить смертному? — хитро прищурилась старуха.
Рем Тиберий Аркан горделиво расправил плечи:
— Безотказные средства — Божье слово, огонь и холодная сталь! Уж поверь,
