— Мы чуть не забыли о самом главном! — и он обхватил лицо девушки ладонями, запечатлевая на её губах нежный поцелуй. — Парочки на свиданиях обязательно целуются.
Он уже собирался взять её за руку, чтобы наконец вернуться домой, но Рен его одернула и притянула обратно.
— Они-то может и целуются, но точно делают это не как школьники. Дай, покажу, — Рен приподнялась на цыпочки, обняла его шею руками и впилась в его губы с жадной страстью. Чонгук против воли сдавленно простонал в поцелуй, поддаваясь на провокацию и сплетаясь с ней языками.
Это был далеко не последний их поцелуй, но именно он основательно засел на подкорке, как самый сладкий и горький одновременно.
***
За окном шёл не то дождь, не то снег, но хуже было от пронизывающей до костей минусовой температуры и грязной слякоти вокруг. Они с Рен успели знатно промокнуть пока бежали от машины до дома, поэтому первым делом вместо приветствий Чонгук смачно выругался:
— Не погода, а хуйня!
Хосок, очевидно отвыкший от подобных выпадов, удивленно округлил глаза, а Рен на это только пожала плечами, мол «сами так его воспитали, я тут не при делах». Чонгук буркнул сердитое приветствие и направился в гостиную, желая разобраться с делами побыстрее. Ему совсем не нравилась эта идея собрания, где присутствовали все, включая Чимина. Но Сокджин угрозами и шантажом все-таки заставил их с Рен прийти.
— Так, — хлопнул в ладоши Хоби, — все на месте, так что можем начинать.
Хосок уселся на свое место, передавая слово Сокджину, но Чонгук даже не смотрел на старших. Его взгляд был прикован к Чимину, который разглядывал Рен, будто пожирал её.
— Нам надо выбрать двоих секундантов на каждого участника испытания. Фамильяры не в счет, равно как и я, потому что я буду в роли судьи, — монотонным голосом вещал Сокджин, скользя по всем присутствующим равнодушным взглядом. — Вы сами договоритесь или жребий будем тянуть?
— Сами, — буркнул Юнги, — чай не маленькие дети. Мы с Тэхёном так и останемся при своих, так что пусть Хосок с Намджуном решат, к кому они пойдут.
Пока старшие разбирали себе роли, Чонгук продолжал буравить Чимина, но тот никак не реагировал на это. Бесило ужасно, поэтому, раздраженно фыркнув, Чонгук поднялся с дивана и ушёл на кухню, чтобы покурить там.
На второй затяжке за спиной послышалось шуршание, и Чонгук обернулся, готовясь выслушать лекцию о правилах здорового образа жизни в стенах дома, но вместо этого он натолкнулся на улыбающегося Чимина. Пак последовал его примеру и закурил, подходя к нему ближе.
— Как продвигаются тренировки? — щерясь в оскале, спросил бывший лучший друг. — Уже наснил себе армию сверчков?
— Для того, чтоб справиться с тобой хватит и парочки, — фыркнул Чонгук, со вкусом затягиваясь сигаретой и ловя себя на том, что неожиданно был рад появлению Чимина. Пусть Пак будет тут — с ним, чем там — с ней.
— Осторожнее, — цокнул Чимин, хитро улыбаясь и качая головой, — не вынуждай меня бить со всей силы. Пострадает ведь твой дорогой фамильяр.
Пак Чимин всегда отличался умением правильно расставлять акценты и бить словами не хуже, чем кулаком. Чонгук это понял ещё в двенадцать лет, когда увидел, как его лучший друг стыдил старших мальчишек из школы. Разница всегда была в том, что жертвой острых слов никогда не становился Чонгук. По крайней мере, до этого момента, когда его «дорогой фамильяр» не взорвалось в грудине, разрывая осколками мышечный каркас.
Чонгук зло глянул на бывшего лучшего друга, кусая зубами фильтр и выгибая выразительно брови.
— Она ведь когда-то была дорога и тебе, — он каждое слово выцеживал, словно они могли придать ему надежды, что Чимин возьмет и опомнится. — Неужели ты правда сможешь её убить?
На самом деле, Чонгук тоже успел научиться правильно расставлять акценты и бить словами. Именно поэтому он умышленно сказал «сможешь» вместо «готов». Ведь кому как не ему знать, насколько велика была разница между этими словами. Он сам себя не раз спрашивал, а точно ли он сможет убить Чимина? В готовности сделать это он не сомневался, а вот в собственных возможностях — до последнего будет.
— Я же не ты. Я не питаю слабость к сирым и убогим предателям, даже если мордашка у них очень миленькая, — весело хохотнул Чимин, пока у Чонгука от этого смеха внутри всё леденело. — Кстати, о предательницах. Ты бы поводок-то потуже затянул, а то чего это она так часто к Хосоку с Юнги в гости заглядывает?
Чонгук на это только губы скривил в ухмылке, потому что он был прекрасно осведомлен о всех передвижениях Рен, так что это была откровенно слабая попытка внести раздор. Зато именно она дала Чонгуку понять, что как бы Чимин не хорохорился и не тянул лямку безразличия, он всё ещё переживал и цеплялся за Рен, а ещё боялся её.
Чон затянулся сигаретой в последний раз, и щелкнув по ней пальцами отправил в окно, словно маленькую сигнальную ракету. Он с каким-то невероятным облегчением двинулся в сторону выхода, когда чиминовы слова больно ударили по затылку:
— И всё-таки, аккуратнее с ней. Когда речь заходит о её семье, то для Рен не остается ничего святого. Будет очень обидно, если «самое дорогое» твоему сердце окажется всего лишь пластмассовой подделкой под хрусталь.
А Чонгук мог думать только о том, что Чимин теперь тоже знает куда надо бить, и его уверенность в собственных силах начинала таять на глазах. Сможет ли он защитить и Рен, и себя?
Он не сомневался в ней, наоборот — доверял ей самой слепой верой, которая бывает у собак к своим хозяевам. Что было по-своему иронично, ведь в их отношениях именно Чонгук был хозяином. Оттого ещё сильнее хотелось защитить Рен, не разочаровать, не предать, а наконец-то оправдать те клятвы, что они дали друг другу.
***
В последний день перед испытанием все тренировки были отменены. Рен заставила Чонгука только один раз погрузиться в сон и приснить ещё несколько сверчков. Остальное время они обсуждали само испытание с Тэхёном и Хосоком. Правда Чонгук почти в этом не участвовал, постоянно ловя себя на чувстве жуткой неестественности происходящего.
Его начинало мутить и потряхивать от каждой нечаянной шутки, потому что все они казались на грани истерики. Тянуло пойти и разбить себе голову об стену, когда они пытались предугадать шаги Чимина, потому что там нечего было предугадывать — он был готов убить кого угодно.
В какой-то момент Чонгук просто медленно перетёк на диван и воткнул наушники в уши, включая подборку с deep house. Размазываясь под давящие биты музыки, он не заметил, как Хосок с Тэхёном ушли, и Рен свернулась клубком у него под боком. Он тонул в своих страхах, сопровождая их музыкой. В голове набатом стучали клятвы, которые он давал сам себе, которые давал ей. Ему вдруг показалось, что не так уж сильно он и отличался от Чимина. В конце концов, он также предавал её и данные ей обещания, кидая прямо в пасть врага.
Он не знал, что в итоге будет хуже: посмотреть ей в глаза, если они оба выживут, или смотреть на неё, когда Чимин сомкнет свои белоснежные зубы на её шее? Конечно, лучше было бы виновато смотреть ей в глаза, когда оба выживут, но что будет потом? Она сможет простить его и забыть, остаться рядом? Он сможет забыть свой поступок и оставить её рядом с собой?
На бедрах осело теплой тяжестью чужое тело, заставляя Чонгука распахнуть глаза. Рен улыбалась краешком губ, пока пальцы пересчитывали ребра под футболкой. Он убрал наушники и жадно вдохнул аромат её кожи: ваниль, цитрус и хвоя — настоящее рождество.
— Долго ещё будешь себя жрать? — ехидно шепнула ему в ухо девушка. Чонгука электрическим разрядом прошило от контраста шепота и слов, он мгновенно пришёл в чувства.
Мысленно навешивая себе с десяток пощечин, он окончательно осознал — это последние совместные часы, когда они могут притвориться обычной парой. Прикинуться нормальными, но при этом остаться самими собой.
— Принял, понял, осознал, — хмыкнул Чонгук, забираясь руками под майку и оглаживая девичью спину, с выступающими позвонками.
