– Только бури… они разные, – продолжала Берта, – и не дай Бог вызвать огонь на себя – растревожить те силы, с которыми человеку лучше было бы вовек не встречаться… А Веренц… Он не понимает, что играет с огнем!
– Что же нам делать? – Ольга двинулась вдоль берега. Берта – за ней. – Мы должны победить дракона. Но как?
– Сегодня вечером он намерен проникнуть в подземный ход. Этого допустить нельзя – последствия могут оказаться ужасными…
Налетевший ветер пригнал хмурые тучи, вызолоченные тревожным солнечным светом. Они неслись в поднебесье с какой-то лихорадочной поспешностью, точно стремились сбежать отсюда…
– В доме есть оружие? – не глядя на Берту, глухо спросила Ольга.
– Есть старинное ружье, принадлежавшее моему деду. И у Вальтера есть пистолет. Только… Уж не думаешь ли ты пристрелить его? – испугалась Берта.
– Скоро будет дождь, – не отвечая, заметила Ольга. – Пойдем назад. К нам спешит Вальтер.
Обе женщины развернулись и направились к дому. Веренц поднялся из-за стола, вглядываясь в их лица с хмурой подозрительной улыбкой.
– Ну вот, наконец-то! Заблудшие овечки вновь возле своего пастыря! – Он деланно расхохотался, и от этого лающего смеха у Ольги мурашки пробежали по коже.
«Как же я всего этого раньше в нем не разглядела… – думала она. – Этот оскал… Этот оценивающий ледяной взгляд… Глаза… Пустые, чужие, холодные… Что ж это было со мной? Наваждение? Он ведь казался мне совершенно иным – благожелательным, спокойным, уверенным. Но под обличьем лощеного добродушного бюргера скрывался зверь! Неужели он такой хороший актер? Но Берта, Вальтер? Они-то… Десять лет дружбы! Абсолютное доверие… И это при том, что оба – врачи-психотерапевты… Казалось бы, должны видеть человека насквозь. Что это, оборотничество, колдовство? Бесовские силы глаза нам застили? Ну вот еще! – тут же возмутилась она. – Не хватало еще признать в нем вампира! Тоже мне граф Дракула! Нет, он просто самый обыкновенный мошенник, только высокого полета. Из тех, кто годами умеет ждать и морочить голову уверениями в искренней дружбе, чтобы затем одним ловким движением поддеть рыбку на свой крючок! Но мы еще поглядим, кто кого подденет, фашист проклятый! Тебя заинтересовала тайна славянской души? Так я постараюсь ее раскрыть, не обрадуешься! Чертов прислужник!»
Эти мысли, кажется, несколько приободрили Ольгу. Она весело поглядела на Веренца и, дурачась, делая вид, что падает, оперлась на его руку, которую он ей поспешно подставил.
– Эта поездка в Москву дорого мне далась! – закатывая глаза, пояснила она свою внезапную слабость. – Не спала, не ела, носилась по городу. Смеялась, прощалась. Конечно, и поплакать пришлось. В общем, порядочная встрясочка, доложу я вам! Зато теперь спешить некуда и можно расслабиться. Слушайте, пойдемте-ка в дом, я вам о Москве расскажу. Она так изменилась!
– Дорогая, что может быть лучше! – подхватила ее тон Берта. – Я просто сгораю от нетерпения. Никогда не думала, что такое платье можно купить в Москве!
Но Вальтер, упорно хранящий молчание, не собирался поддерживать их игру. Не обращая внимания на болтовню женщин, он обратился к Веренцу:
– Клаус, я хотел бы увезти девочек. Они не должны быть свидетелями всего этого.
– До тех пор пока все не кончится, никто не покинет пределов имения. Об этом не может быть и речи! – отрезал Веренц.
– Вальтер, умоляю, не надо его злить! – шепнула ему Берта, когда все трое направились по дорожке в дом. – Мы же договорились… Делаем вид, что ничего особенного не происходит. Пока…
Он бережно пожал ее руку. Однако Ольгу он, казалось, не замечал. Похоже, все-таки не доверял ей.
«Господи, – взмолилась она, – помоги нам!»
И никто из попавших в ловушку не знал, что помощь им уже послана…
9
Прежде чем отважиться на поездку в Германию, Алексей позвонил своему другу Никите, который вот уже более пяти лет жил в пригороде Бонна, в небольшом уютном местечке Роландсек. Тот объяснил, как лучше всего до него добраться – самолетом до Кельна, потом поездом до Роландсека, с пересадкой в Бонне. Предложил остановиться у него. Жил он один, снимая трехкомнатную квартиру, в которой самая большая комната отведена была под мастерскую, другая – поменьше – служила ему спальней и кабинетом, а третья, самая маленькая, предназначалась для друзей из России, нередко его навещавших.
Веру с Алешей страшно обрадовало известие, что городок Обервинтер – цель их путешествия – находится в двадцати минутах ходьбы от Роландсека. Он был следующей станцией на пути следования поездов по маршруту Бонн – Франкфурт.
Вера помнила слова Ольги о частной балетной школе в Обервинтере, где она преподавала классический танец, и решила начать поиски ускользнувшей плясуньи с этого городка. Алеше не оставалось ничего иного, как принять этот план, ибо, как выяснилось, он знал теперь о своей бывшей жене гораздо меньше, чем Вера…
Неразрешимый, казалось, вопрос о добыче нужных сумм на поездку также решила Вера. Ни слова не говоря Алексею, она продала свои изумрудные серьги, усыпанные бриллиантами, – единственное, что у нее оставалось от фамильного клада, добывая который, согласно последней воле умершего старика Даровацкого, Алеша чудом остался жив.
Когда она выложила перед Алешей на стол тысячу двести долларов, тот только руками развел. Ему страшно жаль было серег – единственной памяти, оставшейся от той таинственной и жутковатой истории, участниками которой пришлось стать им с Верой. Кроме того, эти серьги шли ей необычайно…
Но ничего не поделаешь… Похоже, это и впрямь был единственный выход. Вера твердо решила ехать Ольге на выручку. Она считала, что эта поездка каким-то непостижимым образом оградит их от дальнейших несчастий. Что тут скажешь – женская логика! Но возражать он не стал. Ему и самому было не по себе. Что там творится с Ольгой?..
Они собрались в один день. Верин знакомый, вхожий в немецкое посольство, помог сделать визу. Купить билеты оказалось и вовсе не сложно. Легкость, с которой они решили проблему отъезда, подсказывала, что они сделали правильный выбор – нужно ехать! Они на верном пути… Но у обоих на душе кошки скребли: добровольно лезть в петлю и вновь оказаться в сомнительной ситуации любовного треугольника… Нарочно не придумаешь! Но дело было сделано, билеты куплены (благо еще, что у обоих были загранпаспорта…). И вскоре комфортабельный лайнер вознес их над облаками.
Никита встречал их в Кельне. Он был долговяз и худ, как скелет, с резко выступавшими скулами, обтянутыми желтоватой кожей, и темными с проседью волосами, собранными в хвост на затылке. С Алексеем они приятельствовали со студенческих лет – со Строгановки, и в их тандеме Алеша всегда играл роль заводилы, а Никита, хоть и был лет на пять старше, неизменно держался в тени. Он был замкнут и немногословен, чурался женщин, на моделей своих глядел с тем же чувством, с каким токарь взирает на какой-нибудь образец детали, которую ему предстоит выточить… В пирушках и разного рода забавах, принятых в богемной среде, к которой он вроде бы принадлежал, Никита тоже не принимал участия. Словом, имел репутацию белой вороны… Поговаривали даже, что он «голубой»… Алексей в это не верил – он знал, его друг существует в своем собственном мире, отгородясь от других. Существует, никому не мешая жить так, как хочется, но и никого не впуская к себе. Он был чудак и мечтатель, тихий, скромный и незаметный. Но за этой тишиной и скромностью скрывалась железная выдержка и духовная зрелость. Алеша знал также, что в профессиональном своем мастерстве Никита мало кому уступал, к своей работе относился с почти религиозным трепетом. Это был аскет, адепт, верный своему искусству. Он исчез из Москвы так же тихо и незаметно, как жил. И многие его исчезновения попросту не заметили. И теперь, когда Алексей оказался в Германии, он понял, что и тут, в Европе, Никита не изменил своим принципам – жил затворником, влюбленным в живопись.
