Незнакомый раскатистый голос взволновал Красавину, и она с такой силой боднула запертое окно, что щеколда поддалась, и оно распахнулось.
— Это что за звери тут у вас? — нахмурился Моисей.
Не успел Старик ответить, как окошко по соседству тоже распахнулось — Дикарю, в свою очередь, захотелось поглядеть, что же тут творится. Но стоило обоим жирафам оказаться на одной стороне вагончика, как он опять накренился, металл застонал, а потом — щелк! — и домкрату пришел конец.
Моисей уставился на домкрат.
Потом на вагончик.
Потом на мост.
Потом на шины.
А потом снова на нас.
— Незавидное у вас положеньице, как я посмотрю, — изрек он.
— Ага, — отозвался Старик.
— Вы приспустили шины, чтобы проехать под мостом.
— Ага, — подтвердил Старик.
— И застряли, — подытожил Моисей.
— Ага, — снова сказал Старик.
Его уже начинало раздражать, что Моисей озвучивает и без того очевидные вещи.
Тот кивнул на жирафов:
— Должно быть, этих великанов тут не высвободить.
— Нет. — Старик так энергично замотал головой, что она, казалось, вот-вот слетит с шеи.
Мы видели, что у Моисея какие-то планы на жирафов, вот только наш вагончик был не то что какой-нибудь там трейлер для перевозки лошадей, который легко открывается сзади. Даже если бы мы очень захотели, мы не смогли бы вывести жирафов наружу, пока вагончик стоит под мостом. Для этого надо было бы убрать опору моста.
Вновь окинув машину взглядом, Моисей сказал:
— Мы можем сделать, что нужно. Но сперва придется договориться.
Уж не знаю, как Старику, а мне совсем не понравились эти слова.
Моисей поднес два пальца к губам и издал звук, похожий одновременно и на предсмертный крик вороны, и на брачную песнь малиновки. А спустя минуту перед нами предстало шесть широкоплечих копий Моисея, разве что помоложе. Они пришли один за другим, в таких же комбинезонах, что и у него. У кого-то на плечах были обе лямки, у кого-то только одна, кто-то был одет еще и в рубашку, а кто-то — нет, но все сжимали в больших кулаках фермерские инструменты.
Моисеи подошли к вагончику, а парочка даже потянулась к жирафам, чтобы их потрогать — для этого им не пришлось вставать на подножку. Вы, наверное, думаете, что при виде диковинных зверей они тоже восторженно защебетали — как и все, кому посчастливилось их увидеть, но нет: они точно воды в рот набрали и только сдержанно кивали, уперев руки в бока, да изредка вскидывали брови. Как и Моисей, они, не проронив ни слова, оценивающе осмотрели шины, мост, вагончик и друг дружку.
А потом поглядели на нас.
Тем временем Старик не сводил глаз с инструментов у них в руках. Я видел: он переживает, какой оборот все это примет. Метнув взгляд на ружье, оставшееся в кабине, он велел мне не отходить далеко, будто я и впрямь смогу помешать, если начнется потасовка.
— Дядьев надо позвать, — сказал Моисей и снова поднес пальцы к губам.
На этот раз свист больше напоминал предсмертный крик, чем брачную песнь. Откуда ни возьмись появилось еще шестеро мужчин — выглядели они еще внушительнее и старше, чем предыдущая группка, и отличались друг от друга разве что количеством волос на голове. Присоединившись к остальным, они также безмолвно оценили обстановку, но на это им потребовалось так много времени, что мы со Стариком уже начали терять терпение.
А потом все повернулись к железной дороге, встречая еще одного незнакомца. Вот этот уже отличался от всех. Он шел, опираясь на мотыгу, точно на тросточку, на висках у него белела седина, комбинезон был хорошо накрахмален, синяя рабочая рубашка тщательно отутюжена. Он подошел к Моисею, но взглянул только на жирафов.
Мне уже доводилось слышать о больших фермерских семействах, с некоторыми я даже был лично знаком, но это не шло с пришедшими ни в какое сравнение. Обведя взглядом весь клан, я рассудил, что мужчина с седыми бакенбардами — это, должно быть, отец семейства, дядья — это его братья, а остальные — их сыновья, а Моисей из них самый старший.
Пока отец семейства разглядывал жирафов, Моисей кивнул самому юному из клана, мускулистому, но не шибко высокому; тот послушно направился к повороту и встал там дозорным — живой шлагбаум, если такие вообще существуют.
Наконец отец семейства прервал молчание:
— Знаю, как можно помочь этим великанам, что явились к нам прямиком из Господнего рая…
Потом они с Моисеем снова замолчали. Старик едва держал себя в руках, у меня тоже уже заканчивалось самообладание. Я подумал, чего ж он не затевает скандал, чтобы сперва выяснить, что задумали эти незнакомцы, а уже потом доверяться им? Но быстро догадался, что к чему. В нашем положении помогло бы только одно. Нам надо было сдвинуть вагончик. Однако мы оба понятия не имели, как это сделать, не прибегая к помощи других машин и уж тем более не выводя жирафов наружу.
— Заводите машину, — скомандовал Моисей.
Я поглядел на Старика, а он на меня. И хотя было ясно как день, что ему не хочется этого делать, он мне кивнул. Я сел за руль, нажал на газ, и в голове вдруг пронеслась одна-единственная мысль: «Куда жирафы, туда и я». Мысль эта поразила меня и даже напугала. Но куда сильнее я испугался, когда посмотрел в зеркало заднего вида.
У поворота на обочине был припаркован зеленый «паккард» — видимо, он едва не объехал «живой шлагбаум», но тот ему помешал. Рыжик стояла на улице в мужском пальто и с фотоаппаратом в руках, а мускулистый детина сжимал ее запястье своей ручищей.
— Готов? — голос Моисея вернул меня к реальности.
Я кивнул.
— Ребят, взяли!
Как я уже говорил, нашему вагончику не хватило всего нескольких дюймов, чтобы выехать из-под моста, когда шины сдулись. Поэтому мы не могли даже свернуть на обочину. С этим-то нам и подсобил отец семейства и его клан: они подтолкнули машину на несколько дюймов вперед и помогли съехать с дороги. И не важно, что из-за меня она потяжелела: для этих силачей я весил не больше перышка. Не помешали им и спущенные шины. И то, что дорога шла в гору. И то, что жирафы метались по вагончику и высовывали головы то с одной, то с другой стороны, наблюдая за кутерьмой. Я усердно жал на газ, клан толкал машину, и наконец она вместе с двумя жирафами и пробитыми шинами преодолела заветные футы. Пока все семейство устало дышало после тяжелой работы, тягач затормозил на узкой обочине, прямо за железнодорожным мостом.
Я выключил зажигание, а Моисей снова присвистнул, будто малиновка. Детина-«шлагбаум» у поворота пропустил четыре автомобиля, потом высвободил Рыжика, и та, вместо того чтобы сесть в машину, стремглав побежала к нам, вскинув камеру. Когда я вышел из кабины, Старик уставился на меня разинув рот — мне еще не доводилось видеть его в таком изумлении! — а Рыжик была тут как тут и энергично делала снимки.
Старик потрясенно поглядел на нее.
— А ты еще кто такая?
Рыжик вскинула руку.
— Здравствуйте, мистер Джонс! Я веду хронику вашего путешествия для журнала «Лайф». Вуди готов за меня поручиться, правда же, Вуди?
— Святые угодники… — со стоном протянул Старик. — Да ты же та самая чертовка, из-за которой мы чуть с горы не сверзились! Ух, девчонка, держись от нас подальше. — Он резко от нее отвернулся, но Рыжика это ни капельки не остановило.
Она устремила объектив на сыновей и дядьев. Но к этому времени детина-«шлагбаум» уже успел вернуться и закрыл фотоаппарат огромной ручищей.
Рыжик сглотнула.
— Седьмой Сын считает, что сперва стоило бы спросить разрешения, мисси, — пояснил отец семейства.
Рыжик с секунду обдумывала слова отца, уставившись на лапишу Седьмого Сына на своем объективе, а потом сказала:
— Ой! Простите, пожалуйста. Можно вас сфотографировать?
Это, судя по всему, удовлетворило детину, и он опустил руку.
Моисей тем временем инспектировал сдутые задние шины.
— У вас есть одна запаска, — произнес он. — А надо две. Вам не хватает.
Старик прикусил язык. Эта констатация очевидного не особо его радовала.
