Прилежно трудившийся сын получал все новые обязанности. Настал день, когда ему была предложена должность управляющего. Но поскольку он по-прежнему робел при виде своего господина и благодетеля, отцу пришлось потратить немало времени, чтобы наладить с сыном дружеские отношения.
Когда отец почувствовал приближение смерти, он созвал подданных и объявил им, что нищий бродяга, а ныне управляющий – его вновь обретенный родной сын и законный наследник. Узнав истину, сын был поражен тем, что заблуждения так долго заставляли его чувствовать себя недостойным.
Отец олицетворяет в этой притче наше истинное «я», а сын – эго. Она показывает, как мы по неведению добровольно изолируем себя от того, с чем составляем единое целое. Эта история, похожая на множество народных сказок, герои которых после тяжких лишений и скитаний на чужбине вновь обретают отчий дом, иллюстрирует путь человеческого сознания от разобщенности к целостности. Степень отчуждения от окружающей действительности определяется тем, как далеко мы удалились от своего настоящего дома и насколько прочно мирская суета и мысли о хлебе насущном заставили нас забыть о причастности к сказочным богатствам, унаследованным при рождении.
Поддаваясь ошибочным внушениям о своей изолированности, мы изыскиваем для удовлетворения привычных нужд внешние средства. Однако неизбежно наступает время, когда мы ощущаем притяжение, влекущее нас к тому, частью чего, несмотря на все заблуждения, мы являемся с момента появления на свет. Но воссоединению должен предшествовать трудный период расчистки сознания от груд ненужного хлама – самообмана, предрассудков, фобий и ложных страхов. Высшее начало нашего «я», сознающее причастность к единому целому, продвигает нас вперед не быстрее, чем позволяет эго. Как показано в притче, форсирование событий может лишь отсрочить достижение успеха. Являясь неотъемлемой частью нашего «я», эго не может быть разрушено; однако оно может и должно подчиняться нам.
Смерть отца и осознание сыном своего настоящего естества олицетворяет окончание разъединения между истинным «я» и эго. Сын преодолевает ранее сковывавшие его искусственные ограничения и перестает ощущать свою неполноценность, поскольку отеческая забота должным образом подготовила его к восприятию истины, последовательно проведя через все необходимые подготовительные этапы. Научившись управлять дворцовым хозяйством, сын наконец смог объединить разобщенные части личности.
Из-за склонности эго беспрерывно лгать самому себе, окружающим и той личности, которая себя с ним отождествляет, убедить его в том, что его отчужденность илллюзорна, становится достаточно сложной задачей. Просветление предполагает осознание единства с тем, что нас окружает. Но для эго представление о неделимой сущности Вселенной неприемлемо, поскольку колеблет три главные опоры эгоизма: Я, Мне и Мое. Эгоизм – это убежденность в том, что личность, с которой Я себя отождествляю, превосходит остальных и, стало быть, Я имею право подходить к другим со своими мерками; Я лучше других могу судить о чужих изъянах; того же, что касается моих собственных недостатков, Яне знаю и знать не хочу. Эгоизм – это Я, Я и еще раз Я.
Нашим врагом является не само эго, представляющее неотъемлемую часть сознания, но проявляемый им эгоизм, стремящийся сделать нас чем-то отдельным и изолированным. Это тот самый клей, который не дает нам оторваться от самих себя. Эгоист – не тот, кто слишком много думает о себе, а тот, кто недостаточно думает о других. За фасадом мании величия эгоист скрывает комплекс неполноценности.
Вместо того чтобы разбираться в людях и служить им, эгоисты предпочитают ими манипулировать, проявляя к ним потребительское, эксплуататорское отношение. Вместо сотрудничества эгоисты избирают путь соперничества; беспроигрышным ситуациям они предпочитают такие, в которых выигрыш достается только им. Эгоисты стремятся урвать кусок, при этом вовсе не желая, чтобы другие преуспевали не хуже их. В центре внимания эгоиста – всегда его низменное эго, а не истинное «я».
Чем меньший мы проявляем эгоизм, тем гармоничнее становятся наши отношения с окружающими. Искренняя попытка понять других может стать началом осознания причастности к единому целому. Значение такого осознания, сметающего все те барьеры, которые мы установили себе в самых разных областях своей жизни, трудно переоценить.
Все во Вселенной подчиняется одним метафизическим законам. Изначальной движущей силой, стоящей за этими законами, является Вселенский Дух Безграничной Жизни, или Энергия Разума. Человечество придумало немало названий для нее, однако все они обозначают высшую духовную силу, известную в нашей культуре под именем Бога. Подобно тому, как океанские волны по своей внутренней сути есть вода, каждый из нас является уникальным проявлением Единого Духа. Таким образом, осознание изначального источника наших сил делает их потенциально неограниченными. Ощущение недостаточности сил для достижения поставленных задач иллюзорно и возникло вследствие нашего добровольного обособления. Сравнивая себя с другими и пытаясь следовать им, мы немногого достигнем; подобные действия так же абсурдны, как попытка одной волны уподобиться другой своими внешними очертаниями.
«Мы не можем потерять лишь то, что отдали». Не оспаривая этой парадоксальной формулы и соглашаясь с другими подобными афоризмами, мы подтверждаем свое внутреннее согласие с декларируемой ими истиной. Тем не менее наше эго остается по отношению к ней полностью безучастным: ведь эта истина подмывает нашу убежденность в том, что мы обособлены и уязвимы. Стремясь во что бы то ни стало упрочить свою власть над нашим сознанием, переориентировать его на иные приоритеты, эго мгновенно подменяет эту истину «мудростями» вроде: «Мы заслуживаем большего, чем имеем, и то, что мы отдали, никогда к нам не вернется». «Отдавать, чтобы получать» – вот неизменный закон эго, всегда оценивающего себя лишь в сравнении с другими эго. Соответственно, им всегда движет вера в недостаточность – ту самую, которая его породила. Эго в буквальном смысле живет сравнениями; равенство же выше его понимания.
В метафизическом смысле каждый из нас создает своими мыслями поле притяжения для объектов и событий, которые согласуются с преобладающими у нас мыслями. Вот почему так важно уметь сосредоточиваться на том, что представляется для нас желательным, а не на том, чего мы стремимся избежать. И главная трудность нашего обусловленного мышления именно в этом – как раз потому, что большинство наших желаний происходит от эгоистических мыслей и то, чего мы якобы хотим, в конечном итоге оборачивается не в нашу пользу. Всякий раз, когда мы стремимся к тому, что, как нам кажется, способствует нашему процветанию, мы на самом деле укрепляем эго и ослабляем свою связь с общечеловеческим единством.
Личные ярлыки
С самого момента появления на свет мы пытаемся понять, кто мы есть. Одним из первых чувств, проявляемых маленьким ребенком, является чувство собственности, требующее заключить: «Игрушка – моя; мама – моя». Низменность этого чувства обличают священные тексты всех духовных традиций, указывая, что непременное условие совершенствования – отказ от стяжательства. Дети, ревностно оберегающие свои игрушки, часто стремятся завладеть чужими. При этом они нередко крайне агрессивно воспринимают любое посягательство на то, что, по их мнению, принадлежит им.
Представление о праве владения, укореняющееся в сознании ребенка, толкает его на непрерывную конкурентную борьбу, которая зиждется на жестокости и агрессии. Следующий этап формирования представлений ребенка о себе связан со словом мне, являющимся важнейшим пополнением его словарного запаса. Декларируя свое право собственности перед окружающими, ребенок определяет себя как центр, само существование которого делает возможной классификацию вещей по принципу их принадлежности. Личность ребенка уподобляется пауку в центре паутины: он отождествляет себя с центром той части окружающего, на которую распространяются его собственнические притязания. Четкость границ этой области является исходной посылкой в процессе формирования ошибочных представлений о его личной обособленности.
Спустя еще некоторое время в лексикон ребенка проникает понятие Я, олицетворяющее собой наиболее утонченную и рафинированную форму собственничества. Я никогда не может расслабиться, ибо самое его существование зависит от сил, противоборство с которыми становится неиссякаемым источником забот, страхов и волнений. Настоящая причина этой напряженности состоит в том, что Я строится вокруг ложного центра. В подлинном же центре бытие всегда едино – так все солнечные лучи исходят из одного источника света.
