— А, — отмахивается Щетинин, — звони, конечно! Ты так и пойдешь в одном платье? — интересуется он у Майи. — Где твоя шуба?
— Потерялась в этом хламовнике, — морщится жена. — Но я до машины добегу, а там — до квартиры. Не замерзну, Паш.
Потянувшись к вешалке с бронзовыми хвостами, я снимаю Майкин красный пуховик и осторожно накидываю ей на плечи. Натыкаюсь на взгляд, полный отчаяния и слез, и уже хочу сказать что-то ехидное, когда, поведя плечами, жена скидывает на пол дорогую одежку.
— Прощайте, — шепчет, выходя из дома.
Застыв около витражного окна, я пристально наблюдаю, как Майя вместе с Алисой садится на заднее сиденье Пашкиного Мерса, как машина, мигнув красными стоп-сигналами быстро выезжает со двора.
«Все закончилось. Все! — бьются в мозгах дурные мысли. — Я потерял ее навсегда!»
Засунув руки в карманы, я медленно бреду в кухню выпить воды или взять с собой бутылку виски. Не знаю… И сразу натыкаюсь взглядом на накрытый к чаю стол и большое блюдо с эклерами, к которому тянет руки мой сын. А тетка с бабушкой торжественно восседают рядом, всем своим видом говоря «Ешь, дитятко, исхудал на чужбине».
— А где Майя? — окликает меня с набитым ртом Саня.
А мать и сестра смотрят на меня с наивными близорукими улыбками.
— Уехала вместе с Алисой, — бросаю я мимоходом. — Мы разводимся…
— Ты — идиот! — вскидывается Катя. — Раз в жизни тебе досталась хорошая девчонка, и ты умудрился ее упустить! Поедем домой, мама! Нам нет нужды тут оставаться..
— Катя, — предупреждающе рыкаю я на сестру, — вам лучше пожить здесь… Против меня кто-то объявил войну. Могут напасть на вас…
— Но Майю же ты отпустил, — тихо усмехается Катерина, — значит и нам ничего не грозит…
— Нет, — мотаю я головой, — вы остаетесь. А с Майей не все так просто.
— Пойдем спать, Катя, — примирительно замечает мама. — Родичка не станет нас тут напрасно держать…И пугать не станет…
И когда они с сестрой удаляются, я перевожу взгляд на потускневшее лицо сына:
— Ну, что скажешь, малыш? — криво улыбаюсь. — Завтра можем взять Троя и пойти побегать…
— Никуда я с тобой не пойду, — бурчит мой наследник. — И вообще, тетя Катя права… — заявляет он, стремительно выходя из кухни.
«Прекрасно! Просто прекрасно! Эта наглая мошенница всех настроила против меня!» — в ярости рычу и, взяв бутылку виски, отправляюсь к себе наверх.
Но спальня, где я долгие годы спал один, теперь — после ухода Майи — кажется пустой. В комнате напротив я вообще оставаться не могу. Одного взгляда на диван достаточно, чтобы недавние воспоминания затопили душу. Я стою в нерешительности, понимая, что не могу находиться в собственном доме. Кроме…
Я спускаюсь на второй этаж, захожу в спальню жены и, плюхнувшись на кровать, обнимаю подушку.
— Девочка моя, — шепчу Яне, — кажется, я облажался по полной!
15.
Бутылка виски, которую я прихватил из кухни, пустеет быстро. И я, выбравшись из Янкиной спальни, по дороге на третий этаж допиваю остатки. Ноги плохо слушаются, и, по привычке или по замыслу свыше, я вламываюсь в комнату напротив. Пьяным взглядом пялюсь на портреты жены и никак не могу понять, почему я сразу поверил тестю? Пашка прав. Где факты? Где доказательства? Зачем я сразу напустился на Майю, да еще и при свидетелях…
«У тебя же никаких нет данных, — криво ухмыляюсь. — Что на тебя нашло, придурок? — рычу, понимая, что потерял Майю. — Ну какой нормальный человек выдержит постоянные попреки?» — интересуюсь у самого себя и уже готов треснуться головой о стену. Но нельзя. Тут каждый клочок завешан портретами Яны. И моя первая и любимая жена довольно смеется мне в лицо.
«Тесть из вредности наврал, а ты поверил. И живую бабу променял на покойницу!» — бьется в голове гадкая мыслишка. И, честно говоря, я еле сдерживаюсь, чтобы не врезать кулаком по портрету.
— Как ты могла? — в который раз спрашиваю я жену. — Ты же никогда не была религиозной. Да и всякой ерундой не страдала. Твердо стояла на ногах. Яна! — срываюсь на крик, точно зная, что меня никто не услышит: ни умершая жена, ни родственники в спальнях в конце коридора. — Тебе так жить не хотелось? А о нас с Саней ты подумала? — немного успокоившись, интересуюсь и тут же ощущаю, что уже давно знаю единственно правильный ответ.
«Каждый человек сам выбирает свой путь. И он сам несет за него ответственность. Яна, кто бы ей что ни советовал, поверила старцу Тимофею и пошла за ним. За это и поплатилась. А ты, Родя, прогнал из дома достойную женщину и остался один. И это тоже твой выбор. Так и будешь разговаривать ночами с умершей женой, а мог бы сейчас обнимать разомлевшую и охочую до ласки Майю. И если с Алисой и Павкой ты все равно помиришься, то вернуть Майю уже не удастся!»
— Да как бы не так! — рявкаю, тяжело поднимаясь.
На нетвердых ногах бреду в свою спальню и, пройдя половину лестничного пролета, в изнеможении сажусь на ступеньки. Сжимаю руками голову, пытаясь открутить.
«Ну на что мне башка, если я думать не умею и шапку зимой не ношу? — вою, прекрасно понимая, что нужно встать, принять душ и ехать за Майей. — Какой там у нее адрес? — Я медленно бреду наверх, пытаясь взять себя в руки. Получается, но с трудом. — Майя, — бурчу недовольно, — почему ты не осталась со мной. Почему?!» «Ты — идиот, — насмешливо отвечает мне внутренний голос. — Давай, возьми себя в руки и дуй за женой, пока еще есть время».
— Действительно, идиот! — стараюсь сдержаться и не заорать от бессильной злобы. — Весь город знает, что ты женился на Белецкой! Так какого фига ты отпустил ее? Феднищев или кто-то еще запросто возьмет ее в заложники. Или укокошит…
Перепрыгивая через ступеньки, я несусь наверх. И попав, наконец, в спальню, сразу звоню Майе. Но тут же слышу трель в гардеробной. Моя строптивая жена оставила выданную ей трубку, обрывая между нами всякую связь.
— Ну погоди, чижик, — предупреждаю, направляясь в душ. — Ты только погоди, милая!
Холодная вода немного приводит меня в чувства. А таблетки от похмелья прочищают мозги. Я кошусь на часы, стоящие на комоде, и ничуть не раскаиваюсь, когда в четыре утра звоню Приору:
— Мне нужен Майкин адрес, — говорю, не поздоровавшись.
— А-а, Родя, сейчас, — сонно буровит Олежка, но глупых вопросов не задает. — Записывай или запоминай… — диктует мне.
— И вот еще что, Приор, — недовольно велю я. — Вместо жиробаса приставь ко мне Славку. Меня бывшая родня уже до печени достала.
— А куда его? — вздыхает он.
— Не знаю, — отмахиваюсь я. — Пусть стаканы в клубе перетирает. Или на пилоне танцует. Решай сам. Хочешь — уволь. И еще. Мне нужна вся информация о старце Тимофее. Все его контакты. Как и когда на него вышла Яночка…
— Я понял, бро, — замечает Приор со всей серьезностью. — С утра лично займусь…
— Хорошо, — отрывисто бросаю и на всех скоростях спускаюсь вниз. Стучусь в комнату к Марине. — Мих, — тихо, но требовательно зову. — Ты мне нужен…
— Конечно, — в одних трусах выскакивает в коридор заспанный водитель. — Пять минут…
— Я вам пока кофе сварю, — выплывая из комнаты, ворчит домработница и косится на меня недовольно. — Куда ты собрался, Родион Александрович?
«Куда-куда! За своей жизнью, — ворчу, осознавая, что если Майя не согласится вернуться ко мне, то просто загнусь от горя. — Девочка моя, прости меня», — шепчу, мысленно разговаривая с женой и рассеянно наблюдая, как Марина варит кофе. Потом задумчиво таращусь на черную густую жидкость и, морщась как от лекарства, выпиваю ее, выхожу из кухни, не дожидаясь, пока мой водитель допьет кофе с молоком и съест булочку.
— Поедем на Рэнджи, Миха.
— Охрану берем? — интересуется он, семеня сзади с булкой и кружкой.
Доедает на ходу и, передав любовнице остатки раннего завтрака, бежит к машине. И уже через несколько минут мы несемся по ночному городу. А еще через пять останавливаемся около Майкиного дома и терпеливо ждем, когда какой-нибудь бедолага выйдет из злосчастного подъезда.