Юрка отвлекается на дребезжащий в руках сотовый и, что-то гаркнув жене, выходит во двор, а я, положив малыша под материнский бок, гляжу на часы.
«Время еще есть, — вздыхаю тяжко, поглядывая на золотые фигурки циферблата. — Сейчас главное — ни о чем не думать, а действовать по наитию», — решаю я и, выйдя на улицу, попадаю в эпицентр скандала.
— Да какие бабы, Катенька? — ноет Феднищев, умильно смотря на разгневанную супругу. — Я к Родиону Александровичу заезжал. По делам потрепался, на щенков поглазел…
— А мне сказали, что у тебя тут новая красотка завелась, — вздыхает Катя Феднищева и, повернувшись ко мне, стыдливо хихикает: — Извините ради бога.
— А кто сказал, Катенька? — ласково интересуется Юрка, забираясь в белый «Ленд Крузер» жены. Но я уже вижу, как лик великомученика молниеносно сменяется хищным оскалом.
— Действуй, Фигня! — бурчу я напоследок и с отъезжающей машины перевожу взгляд на Миху, усердно машущего совковой лопатой.
— Около нашей калитки пятна крови на снегу остались, — ворчит он. — Решил, вот, почистить. А то мало ли…
— Молодец, — хвалю я и, повернувшись к охраннику, прошу: — Принеси мне такую же, Славка.
«Главное, ни о чем не думать», — снова, будто мантру, повторяю я, с усилием нажимая на толстое древко и рассеянно смотрю, как в большой и широкий совок набивается грязная серая масса. Счищаю снег с узорчатой тротуарной плитки и горой складываю его на газон. «Простая работа, примитивные желания, — сжимаю челюсти. — Парковку почистить, посмотреть на синее ясное небо. Подставить солнышку небритую морду…»
Минут через пять, когда вся площадка перед домом сияет чистотой, и на ней нет даже следа от Харлея и крови, с двух сторон улицы как по команде появляются машины. Я, будто старый дед, облокотившись на лопату, морщусь на солнце и смотрю, как н к дому на Мерсе подруливает Павка, резко заворачивает на парковку, давая другому авто возможность проехать. Но старенькая «Тойота» словно застревает на месте, и незнакомый мордоворот с глубоко посаженными глазами интересуется в хамской манере:
— Слышь, мужики, тут на Харлее никто не проезжал?
— На Херлее? — глупо осведомляюсь я. — Нее, мы не видали!
Машина резко дергается с места.
— Номерочки пробей, — прошу я Пашку, вышедшего из Мерса и подающего руку жене. — Странные типы.
— Ты так все тачки на своей улице проверяешь? — фыркает он, но, натолкнувшись на мой каменный взгляд, смолкает.
— Попрошу Приора, — криво усмехаюсь. — А вы зачем приперлись? — строго спрашиваю Алису.
— Я к маме и бабушке, — улыбаясь, отмахивается она и несется в дом.
Русая грива в мелких кудряшках, длинные ноги в высоких сапогах и крепкая задница, чуть выпирающая из-под норковой шубки, делают Алиску похожей на породистую норовистую лошадку. Пашка, стервец хренов, оказывается давно на нее глаз положил.
— Что-то случилось? — спрашиваю у него и по счастливому и чуть шальному взгляду все понимаю. — Какой срок?
— Пять недель, — самодовольно хвалится Павка. — Только что от врача…
— Поздравляю, — обнимаю я нового родственника. — Самая лучшая новость за последнее время!
— Майю не упусти, придурок, — глухо рычит Щетинин, радостно стуча ладонью мне по хребту. — Она сегодня улетает в Штаты. Может, сможешь уговорить остаться…
— Не-а, — отмахиваюсь. — Майка гордая, — морщусь, заметив оторопелую Пашкину физиономию, и продолжаю: — Да и мне сейчас уговаривать некогда. Не согласится она, даже если в ногах поваляюсь. Знатно я накосячил. Пусть остынет немного. Да не боись, Тин, все под контролем! — хлопаю по плечу старого друга. — Пойдем в дом. Пусть Алиска мне новости расскажет.
— Родя, — предупреждает Павка. — Ты же сам говорил…
— Прорвемся, Тин, — улыбаюсь я. — Майке ничего не грозит. Съездит, развеется и обратно вернется, — заверяю я Щетинина и, внимательно всмотревшись в изумленное лицо, спрашиваю: — Ты что-нибудь слышал о переделе власти в городе? Кто-то стравливает меня с Днищем. Никто из залетных не появлялся?
— Нет, — озадаченно бурчит Павка и, что-то сообразив, добавляет поспешно: — Я пробью эту тачку, не беспокойся. И справки наведу. Но, кроме вас двоих, у нас давно никто ничего не делит, — добавляет озабоченно.
— Так половина активов — мои, половина — Феднищева.
— Активисты хреновы, — раздраженно бросает Тин и, обогнув меня, первым заходит в калитку.
Я замираю на секунду. Снова пялюсь на солнышко, растопившее лужи.
«Если бы у нас с Майкой родился ребенок! — неожиданно осеняет меня. Я чувствую, как расплываюсь в дурацкой улыбке. — Наверное, день сегодня такой, — осаживаю сам себя. Снова гляжу на Улисс Нардин, сверяя время и внутренние ощущения. — Обратный отсчет пошел», — хмыкаю мысленно. И, отдав лопату охраннику, захожу в дом.
А в столовой уже хлопочут женщины: готовясь к обеду, весело переговариваясь, мама, сестра и племянница выставляют тарелки и блюда. Алиса резвой газелью тут же устремляется ко мне.
— Молодец, — не выдерживаю я. — Скоро благодаря тебе я стану дедом!
— Майя уезжает. Рейс в семнадцать десять. Вы бы поговорили, Родичка, — шепчет она, всхлипывая.
Я перевожу взгляд на мать и сестру — они застыли на месте и ждут, когда я со всех ног кинусь за Майей. «Еще не вечер, девочки», — говорю сам себе, а вслух сообщаю:
— Я по делам улетаю в Москву. Вернусь через три дня. Паш, ты тут присматривай, — прошу зашедшего в комнату Щетинина и направляюсь к дверям, точно зная, что мой уютный мирок начал меняться.
— А как же Майя? — лепечет вслед Алиса, наивно полагая, что я, как рыцарь на белом коне, сверкну доспехами и брошусь вдогонку. Буду умолять, стоять на коленях… Сейчас!
— Майя все для себя решила, — обрываю я дальнейшие нотации — совершенно не желаю их слушать, — а у меня есть дела и обязанности, — спокойно и холодно объясняю. — От меня люди зависят, понимаешь? Много людей. Я не могу вот так все бросить и бегать за Маечкой. Ты, кажется, сама ее увезла. Время пройдет — поговорим, — сурово бросаю на ходу.
И, поднявшись к себе, быстро кидаю в спортивную сумку самое необходимое. Захожу попрощаться к сыну. А по дороге в аэропорт смотрю на появившуюся двойную радугу, невесть откуда взявшуюся на горизонте. И, как глупый мальчишка, загадываю желание. «Добрый знак! Все обязательно получится, — уверенно заявляю самому себе и на парковке аэропорта забираю из рук замаявшегося ждать Приора пухлый конверт.
— Только ты в курсе, — предупреждаю я, устремляясь в зал вылетов, — молчи, кто бы ни спрашивал, — приказываю и тут же замечаю тихо: — Наведи справки, что за новый игрок появился на нашем поле. И кому выгодно стравить меня с Фигней.
— Обязательно, Родя, — недовольно бурчит мой первый зам и недовольно отводит глаза. — Что ты затеял, твою мать…
— Да все нормально, — усмехаюсь я и, зайдя в зал отлетов, сразу замечаю Майю, стоящую около стойки регистрации.
— Счастливого полета, чижик, — улыбаюсь печально. — До скорого свидания, моя хорошая, — шепчу, спрятавшись за колонну, и тут же поправляю себя: — Моя любимая.
17.
Майя
Мне до сих пор не верится, что Вепрь оказался таким внушаемым. Повелся на странные наветы и даже не удосужился ничего проверить. Кто такой старец Тимофей, я в душе не ведаю. Но и объясняться со сбрендившим мужиком не собираюсь, потому и ушла. Честно говоря, я почему-то ждала, что хотя бы утром Родион примчится за мной. И до сих пор втайне надеюсь застать его под подъездом. Но во дворе пусто. Да и в двери не маячит записка.
«А ты думала, что он проползет на коленях по лестнице и станет молить о прощении? Вот наивная! — усмехаюсь, прекрасно понимая, что мой так называемый муж и пальцем не ударит, чтобы вернуть меня. Я всхлипываю, но тут же обрываю глухой и никчемный плач. — Тебе заняться нечем? — сержусь я на себя. — Лучше соберись с мыслями и найди брошку!»
