держала ворота на запоре.
…В ту ночь всю семью разбудил громкий стук в окно:
— Товарищ Кущенко, откройте!
Иван Васильевич вскочил с постели, сбросил с петли дверной крючок, засветил лампу. В темном проеме двери, словно привидение, появился человек в сапогах, военных брюках и в одной рубашке. Он тяжело дышал, видать, бежал издалека.
— Что случилось, Могилев? — тревожным выкриком встретил его Иван Васильевич.
— Беда! Белочехи напали на Красные казармы… Захватили склад с оружием…
— Члены Совдепа знают? — торопливо одеваясь, спросил Иван Васильевич.
— Всех известили. Да что толку?..
— Как что толку? Будем бороться!
Отец ушел. Дни проходили один тревожнее другого. Ребята к Феде не заглядывали, тоже сидели по домам взаперти. Только Сенька с Васькой совсем обнаглели.
— Последние дни живете! Слышите? — они стучали палками по воротам и ставням, либо начинали швыряться через забор камнями.
Александра Максимовна то садилась чинить ребячьи рубахи, то начинала стирать белье, но ни одного дела до конца не доводила. Все валилось у нее из рук. «Чем накормить ребят?» — думала она. Картошка и квас с луком — вот и вся еда. Сундук под лавкой возле кухонного столика с Ильей Муромцем на крышке давно опустел.
Отец пришел через несколько дней поздно ночью. Шагал по дому тихонько, чтобы не разбудить детей. Потом торопливо поел и сказал матери:
— Плохи наши дела, Саша. Пока перевес на стороне врагов. Их тысячи, а у нас несколько сот винтовок. Враги захватили почту, телеграф, телефонную станцию. Почти безоружные, мы отрезаны от всего мира. Совдеп на время прекратил работу… Снова уходим в подполье, будем бороться. Народ сильнее, он победит рано или поздно…
Федя поднял голову, чтобы слышать каждое слово. Не все он понял. Ясно было одно: в город пришла беда. Недаром отец такой встревоженный, и мать вздыхает тяжко-тяжко.
Сын ждал, когда отец поужинает, ляжет спать, чтобы перебежать к нему с широкой кровати, где спали ребята «валетиками», прижаться к его груди, почувствовать отцовские широкие ладони на своей голове.
Ждал-ждал Федя и не заметил, как задремал. Лишь сквозь сон разобрал слова отца:
— Как разметались грузди…
Проснулся Федя от скрипа двери.
— Папа! Где папа?
— Спи, сынок. Ушел он. Дела у него, — тихо ответила мать. Она долго ворочалась в постели и вздыхала.
Рискованная операция
Ахмет с Николкой весь день крутились на станции: белочехи перевозили оружие к своим эшелонам. Новенькие винтовки поблескивали вороненой сталью, тускло отсвечивали наганы.
Захватчики в беспорядке сваливали награбленное на железнодорожную платформу, громко и непонятно разговаривали и смеялись.
— Радуются черти, — сердито бормотал Николка, выглядывая из-за угла склада.
— Черт-шайтан-собака, — вторил Ахмет. Они знали, откуда белочехи везли оружие и переживали не меньше взрослых.
Возле края платформы росла бесформенная гора железных ящиков, которая вдруг с грохотом рухнула. Несколько ящиков полетели на землю. Один из них раскрылся, из него высыпались винтовочные патроны.
— Шорт, — выругался чех. Он стоял на платформе и принимал с повозки боеприпасы. Солдат собрался спрыгнуть на землю.
Но тут подбежал Николка.
— Дяденька, давайте мы подсобим. Собирай, Ахмет, патроны! — распорядился он, а сам так посмотрел на друга, что тот его понял.
Пока Николка с трудом подавал солдату тяжелые ящики, Ахмет принялся ползать на четвереньках по земле…
— Все, дяденька, больше нету…
Солдат, довольный неожиданной помощью ребят, достал из кармана два куска пиленого сахару.
— Давай. Сахар, он завсегда сладкий, — ухмыльнулся Николка и хотел сунуть за щеку. Но Ахмет удержал его:
— Зачем так-та? Чай будем пить. Чай — сахар больно хорошо. Ходим землянка.
— Ходим…
Дома Ахмет старательно закрыл за собою дверь и долго вытягивал шею возле единственного оконца.
— Ты чего озираешься, как петух на коршуна? Вытряхивай давай, — не выдержал Николка.
Ахмет полез в карманы, за пазуху. Патроны оказались у него даже в сапогах.
— Молодец, Ахметка! Ну и молодец! — нахваливал Николка. — Я тоже прихватил пять штук.
Пересчитали. Патронов оказалось около сорока. Долго думали, где спрятать. И решили, что самым надежным местом будет глиняный горшок, в котором варили похлебку, а в лучшие дни бишбармак. Горшок завязали тряпицей и закопали в сенях.
Потом пили чай вприкуску и рассуждали: что же делать? К патронам нужны винтовки…
Как их раздобыть, додумался Ахмет.
* * *
Под вечер белочехи принялись переносить винтовки и ящики с боеприпасами в один из больших складов. Переносили деловито, не спеша. За работой наблюдал долговязый офицер.
Вдруг раскатился громкий хохот. Солдаты показывали друг другу куда-то в сторону перрона.
А там, возле вагонов, куролесил Ахмет. Лихо выкрикивая что-то на татарском языке, он то крутился вьюном, то вскидывал кверху босые пятки и шел на руках, или катился колесом. Одет он был в пестрые лохмотья и вывернутый мехом наружу дырявый полушубок.
За ним ворохом двигалось что-то непонятное. Только по торчащим из-под рваной шапки рогам можно было узнать, что это козел Филька. Он мотал головой, из рукавов надетой на него рубахи и дырявых штанин мелькали козлиные копыта.
Ахмет докатился до стола, за которым обедали белочешские офицеры.
Деньга есть — Уфа гуляем,
Деньга нет — Чишма сиди-им!
Плясал Ахмет здорово. Он то лихо крутился волчком, сверкая глазами и голыми пятками, то пускался вприсядку, то вдруг, раскинув руки, начинал мелко дробить.
Вместе с ним носился по кругу Филька, взбрыкивая ногами и мотая головой.
А Николка все это время сидел за углом и выжидал. Правда, затея была рискованной и могла провалиться. Однако все пока шло, как надо.
Солдаты, услышав шум и смех, прекратили разгружать платформу и цепочкой потянулись туда, где скоморошничали Ахмет и Филька.
Лучшего момента нечего было и ждать. Николка выскочил из своего укрытия, схватил одну из винтовок и юркнул с ней за угол. Потом унес и вторую. И как ни в чем не бывало отправился выручать Ахмета.
— Эй, братушки, ворона летела, поклон сказать велела! — дурашливо крикнул он солдатам.
Ахмет все плясал. По его лицу и шее катились струйки пота. И тут среди солдат он увидел Николку, который кивал ему головой: мол, полный порядок, заканчивай.
— И-и-эх! — лихо выкрикнул Ахмет напоследок. Еще разок крутнулся на пятках, сорвал с головы аракчинку и пошел с ней по кругу:
— Плати, пажалста! Не зря пел-плясал. — Из круга он вышел с полной аракчинкой пиленого рафинада, которым прежде всего поделился с Филькой за подмогу.
— Они, винтовки-то, вон там, в крапиве лежат, — сообщил Николка по дороге. — Свечереет, мы их вытащим.
— Якши-хорошо, Николка! Я патрон собирал, ты винтовка таскал. Воевать будим!
…Два дня друзья не вылезали из Ахметовой
