— Илья, — не стала ходить вокруг да около.
— Женат…? — и вновь замолчала, не зная, видно, как спросить, кем я для него являюсь.
— Жена погибла в автокатастрофе. Но есть сын — тринадцать лет. Я у него преподаю языки в лицее.
— Ничего себе!
— Да, — и медленно сев на стул, поделилась тем, что меня гложет: — Мы от Саши пока скрываем. Я настаиваю на этом моменте…
— Зачем? — мама нахмурилась, развернувшись ко мне лицом.
— Боюсь его реакцию. У него только летом мать умерла, а здесь отец с чужой теткой жизнь устраивает.
— Он что… даже положенный период траура не выдержал?! — она даже села на стул, ошарашенно уставившись в мою сторону.
— Илья с Леной разошлись несколько лет назад. А сейчас она уже жила с другим мужчиной, — пояснила ситуацию.
— А-а-а, ну ладно, — с облегчением выдохнув, мама успокоилась. По крайней мере больше вопросов о моей личной жизни не последовало. — Ну, где же нашу гулену носит?
И только вспомнили про Вику, как раздался звонок в дверь.
— Свет, неси все в зал, а я пойду открою.
Сестренка с мамой появились буквально через несколько минут, и мы все вместе перенесли тарелки в комнату. Мама оставила нас ненадолго, чтобы сбегать к соседке, по совместительству ее хорошей подруге, угостить ту горячими пирогами, пока мы еще не приступили к вечерним посиделкам.
Сразу заняв свое любимое кресло, оказалась напротив Виктории. Машинально отметив, что выглядит сестра неважно. Синие круги под глазами, еще больше подчеркивали припухшие красные веки. Было заметно, что она недавно плакала. Бледная. Осунувшаяся. Из нее словно выкачали весь воздух и задор. И вела себя Тори странно. На меня усиленно старалась не смотреть, нервно, то сжимая, то разжимая ладошки.
— Вик, у тебя что-то случилось?
Она замерла, а потом медленно утвердительно кивнула, но дальнейшие расспросы прекратила короткой фразой:
— Давай, маму дождемся.
Я возражать не стала, тем более что хлопнула входная дверь и на пороге возникла улыбающаяся мать.
— Девочки, вам привет от тети Иры, — поделилась она, усаживаясь на диван. — Ну, красавицы, кто у нас сегодня будет барменом?
— Я пас, — вяло принялась отнекиваться младшая.
— А что это мы не в духе? — Виктория тут же попала в мамины крепкие объятия, получив свою порцию любви и ласки.
Но ее реакция нас изумила. Сестра разрыдалась. Я так и застыла у отцовского бара с бутылкой красного в руках.
— Доча… ты чего?!
А Вика продолжала реветь Белугой, не смотря ни на кого из нас. Я же, видя замешательство родительницы, и полный неадекват сестры, подошла к столу и, налив воды, протянула ей со словами:
— Вика, объясни по-человечески, что случилось. У тебя проблемы? Не молчи. Ты нас пугаешь.
Взять воду, Тори медленно выпила, с трудом взяв себя в руки, всхлипнула и просто «убила» нас новостью.
— Я беременна.
В комнате повисла оглушительная тишина. Ее слова были сродни эффекту разорвавшейся бомбы. Мы во все глаза смотрели на Викторию, пытаясь осознать сказанное.
— А ревешь-то, что так горько? — со страхом в голосе уточнила мама, спустя некоторое время, явно опасаясь услышать нечто страшное. — С малышом что-то?
Я тоже замерла, страшась получить положительный ответ на заданный вопрос.
— Нет, с ним все нормально, но… я же буду матерью одиночкой! — воскликнув, она взмахнула руками.
— Дуреха, — с облегчением выдохнула мама, смахивая слезинки, притаившиеся в уголках глаз.
— Ви-и-ика, — я присела на край дивана, обнимая сестру за плечи. — Ну и напугала ты нас, до дрожи. Голосишь так, как будто кто-то умер. Да тут радоваться надо, а ты…
— А я не радуюсь! Потому что это не справедливо! — и крупные слезы вновь покатились по ее щекам. — Ты столько лет мечтаешь о детях, а у меня это вышло случайно! Из-за моей безголовости! Да и какая из меня мать?! Если я даже не смогла малышу отца обеспечить!
От железобетонной логики младшенькой у меня дернулся глаз.
— Вика, — смотря на нее, как на неразумное дитя, произнесла, печально улыбаясь: — какая из тебя получится мать, покажет лишь время. А сейчас вытри слезы и все четко, по порядку объясни. А то маму сейчас Кондратий с тобой хватит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вика виновато посмотрела на нее, крепко обнимая.
— Мамуля, прости. Прости меня, пожалуйста. Я у тебя такая непутевая.
Мама, прижав младшую дочь к груди, нежно провела по волосам.
— Не говори глупости! Лучше и правда расскажи все как есть, а потом уж вместе примем решение, как быть в этой ситуации, хорошо?
Тори кивнула и, вытерев слезы тыльной стороной ладони, размазала тушь. Немного помолчав, поделилась с нами событиями своей бурной личной жизни.
— Это вышло непреднамеренно… Просто так получилось, — она вновь замолчала, комкая в руках край кофты.
Понимая, что таким путем мы будем долго дожидаться информации, я, налив нам с мамой «красного успокоительного», взяла все в свои руки.
— Понятно, что ничего не понятно… — и пригубив вина, приступила к «допросу». — Тогда начнем с простого. Какой срок?
— Семь недель, — уже значительно спокойнее начала Вика.
Видно, ей было проще отвечать на вопросы, чем собрать свои мысли в кучу и рассказывать все самой. Что же, если ей так легче, то ладно.
— Почти два месяца, — пристально посмотрев на сестру, покачала головой. — А почему нам сразу не сказала? Сама ходила дергалась и нас переживать заставила.
Она лишь виновато опустила взгляд, на маму при этом старалась не смотреть, и неопределенно пожала плечами.
— Дочка, Светочка права. Мы же тебе не чужие люди, — мать, поставив фужер на стол, принялась обнимать Викторию, участливо интересуясь: — Он отказался от ребеночка, да? Поэтому ты так переживаешь?
— Нет… Не совсем.
— А яснее выражаться можно? Твое «решительное» нет к чему конкретно относится: он не отказался или ты не переживаешь? — полюбовавшись игрой света в бокале, прикрыла на секунду глаза, обдумывая сложившееся положение.
— Он не отказывался.
— Слава богу! — с облегчением едва слышно прошептала мама.
— Он не знает о случившемся и никогда не узнает, потому что сообщать я ему не намерена, — сказано это было твердым, даже решительным голосом, хотя до этого она мялась, и такой уверенности не было и в помине.
Мы замерли, уставившись на девушку вопросительно, ожидая хоть каких-нибудь пояснений. Тори насупилась, но тоже хранила молчание.
— Викуль, — мать не выдержала первой. — Но так же нельзя. Он, как отец, имеет…
— Жену, — перебила сестра аргументы нашей родительницы очень коротко, но емко.
У матери глаза начали увеличиваться до размера блюдец, она, как рыба, то открывала, то закрывала рот, но ни звука не произнесла. А потом, потянувшись за бокалом, залпом его осушила. И Вику наконец-то прорвало.
— Отец не Ростовский. У нас в ноябре была спонтанная встреча с друзьями в клубе. Там же каким-то волшебным образом оказался и Кирилл. Мы поругались, хотя делить-то вроде бы уже и нечего, но тем не менее. И я на эмоциях и назло ему… — сестра прервалась, потянувшись за стаканом воды. — В общем, сглупила. Как-то так.
— Ну то, что отец не Ростовский, стало понятно уже после твоего пояснения относительно наличия у твоего кавалера супруги. Не слышала, чтобы Кир менял статус, — философски изрекла я, наблюдая, как мама налила уже третий бокал вина и выпила его, как воду. Тори на это тоже обратила внимание.
— Мам, прости-и-и, — простонала сестра.
— Да чего уж там, — неопределенно махнула та рукой. — Бывает. Только… сказать бы все равно надо. С малышом мы поможем, это даже не обсуждается, но…
— Но не могу я ему сказать, правда, не могу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Почему? — вырвалось у меня спонтанно.
— Я и так чувствую себя последней дрянью, что влезла в чужую семью, а здесь еще и это… — Тори передернула плечами, уставившись на свои подрагивающие от напряжения ладони.
— Дочка, что значит «влезла»? Ты специально, что ли?
— Мам, ты чего! Нет, конечно! — она замялась, но все же выдавила из себя: — Просто он спрашивал… а я сказала, что на таблетках и…
