Гонец ускакал, а Владимир тронул повод и медленно двинулся навстречу половцам. Передал по рядам:
— Коней не утомлять! Они нужны нам свежие! Не срываться прежде времени, ждать моего знака!
Так и двигались — медленно, тесно сомкнув ряды, прикрываясь щитами. Не слышно ни слова. Даже покашливания, даже дыхания не слышно. Слышны лишь бряцанье оружия и глухое гудение земли — предвестники кровавой сечи.
Ждан чувствовал левой ногой правую ногу князя. Порою посматривал на него. Как он? Владимир был спокоен, ни один мускул не дрогнул на его мужественном, красивом лице. Он внимательно всматривался в тёмную лавину, что со стороны солнца накатывалась, как грозовая туча. Но князь молчал. И все понимали — ещё не время!.. Уверенность Владимира, его выдержка передались лучшим мужам, тысяцким, воинам. И все неторопливо, но уверенно, грозно двигались навстречу той тёмной лавине, которая неотвратимо накатывалась на них.
Но вот противники сблизились на два полёта стрелы и остановились.
От половцев стремительно вырвались несколько сотен лучников — выпустили по стреле. Им ответили русские стрельцы.
Кто-то упал в траву. Заржал от боли раненый конь. Бой завязался. Половцы пошли в наступление.
У Ждана слева — князь Владимир, справа — бывший смерд из Глебова Ивашка, который полюбился князю и тот взял его гриднем в свою дружину. Это был сильный, как медведь, на вид немного неуклюжий, но в действительности проворный и острый умом боец. Ждан вместе с ним и ещё несколькими приближенными воинами по наказу Шварна должны были охранять князя в бою. С другой стороны это делали опытные воины во главе с самим тысяцким Шварном.
Как только лучники вернулись в свои ряды, Владимир Глебович опустил забрало своего шлема.
— Копья к бою! Вперёд!
Ждан крепче сжал копье, тронул коня. Через его голову пронёсся рой стрел, что встретились в воздухе с половецкими. Ждан пригнулся. Две-три вражьих стрелы клюнули в щит и упали наземь. Его не задели. А кто-то вскрикнул, кто-то с грохотом упал коням под ноги, оборвалась чья-то жизнь.
Ждан краем глаза увидел, как с одной стороны Шварн, а с другой — Ивашка своими длинными копьями-ратищами целятся не в своих прямых супротивников, а в тех, кто может столкнуться с князем. И он тоже повернул своё копье чуть влево, целясь в половца, который мчался прямо на князя.
Грохот от столкновения сотен коней, копий, щитов на миг оглушили Ждана. Однако он не терял из вида половца, метившего в князя, и направил острие копья ему в грудь. Сильный удар едва не вышиб Ждана из седла, но он удержался. Зато противник взмахнул руками и упал навзничь, ломая древко копья, пронзившего его насквозь.
Ждан выхватил меч, рубанул по занесённой над ним сабле. Вторым ударом расколол деревянный шлем ещё одного кочевника — и тот с воплем упал на гриву коня.
Князь Владимир со своим полком всё глубже врубался в боевые ряды хана Турундая, наводя ужас на его батыров. Закованные в латы, кольчуги и железные шлемы переяславцы могучим клином раскололи орду пополам.
Ни Турундай, ни другие ханы, ни рядовые вояки-половцы не ожидали от урусов такого мощного удара и натиска. Рассчитывали сразу перебить хребет русского войска. А вышло наоборот: их головные отряды были остановлены, а оба крыла, вместо того, чтобы окружить урусов, сами оказались перед угрозой уничтожения.
Не прошло и получаса, как половцы дрогнули, подались назад, начали отступать. Напрасно Турундай ругался, угрожал — никто не обращал на это внимания. Батыры разворачивали коней и, объятые ужасом, скакали в степь.
Владимир гнался за ними до полудня — рубил, колол, брал в полон. И только когда кони устали совсем, прекратил погоню и повелел отступить к Орели.
Добыча была большой — почти тысяча полонённых, оружие, одежда, кони… Но не в добыче суть, а в победе, ощутимой победе. Владимир почувствовал себя счастливым и на радостях послал к Рюрику и Святославу сразу трёх гонцов. Оповещал о разгроме Турундая и просил поспешать на помощь, ибо к утру возможен приход самого Кобяка.
4
Встреча Турундая с Кобяком оказалась малоприятной для старого хана. Кобяк не посчитался с тем, что тот его тесть, и при войске, на виду у всех, схватил его за грудки, с силой начал трясти.
— Старый осел! Скольких воинов потерял! Сам сраму набрался и мне его доставил! — Кобяк по природе своей был неистов в ярости, а теперь, донельзя раздражённый несчастливым началом похода, от гнева совсем остервенел. — Хотя бы одного полонённого захватил, чтобы узнать, кто из уруских князей пришёл на нашу землю и с какими силами! Так ведь ни одного! Хотя бы немощного какого или раненого… О горе мне!
Турундай порывался что-то сказать в оправдание, но с его сухих запёкшихся губ срывалось лишь невнятное бормотание.
Наконец Кобяк отпустил его, и Турундай прохрипел:
— Это князь Владимир Переяславский… Я сам видел его хоругви.
— Какие же силы при нём?
— Тысячи четыре, не больше… Я думал его раздавить, как муху… А вышло…
— Думал, думал, — передразнил его Кобяк. — В военном деле умение нужно иметь! Да разума хоть малость! А ты полез на рожон, как глупый ишак!
В разговор вмешался хан Содвак.
— Напрасно так ругаешь тестя, хан. Мы все были уверены, что одним ударом погромим урусов. Но военное счастье склонилось на сторону Владимира. Но если поспешить всей нашей силой, то можно догнать урусов. Перегруженные добычей, они далеко не ушли. Я уверен, урусы не ускользнут из наших рук.
Кобяк задумался. Ещё продолжали раздуваться от гнева его широкие ноздри, ещё искажён был злобой хищный рот, но высказанная Содваком мысль уже захватила его. Конечно, Владимир опрометчиво поступил, если пришёл с таким небольшим войском, и его нетрудно будет взять в полон. Он, пожалуй, не знал и не рассчитывал, что Кобяк собрался в поход и стянул в один кулак всех джигитов Нижнего Приднепровья. Тем для него хуже! Гм, четыре тысячи уруских витязей во главе с самим князем — это лакомая пожива! Только бы удалось проглотить! А почему бы не попытаться? Силы для этого есть!
— Ты думаешь, мы его догоним?
— В этом уверен! — ответил Содвак.
— Тогда не будем терять времени! Выступаем сразу же! Поменяйте усталых коней на свежих — и в путь!
5
Наступило жаркое утро 30 июля 1184 года. Владимир Глебович с передовым полком и добычей стал табором на ровном берегу в излучине Орели. Дал утомлённому войску и полону дневной отдых. Далеко в поле, за холмами дежурила конная сторожа.
После купанья в тёплой речной воде князь в белой льняной рубахе сидел на пригорке, хлебал из деревянной миски горячий кулеш и смотрел, как поднимается над горизонтом солнце.
День обещал быть знойным, душным.
В воздухе уже нависла желтоватая мгла. Степная трава на глазах увядала, клонясь к земле, предвещая приход недалёкой осени.
Но на сердце у Владимира легко и радостно. Добыта им долгожданная победа, и слава о ней, безусловно, разнесётся по всей земле Русской. Да и поживу немалую взял — одних полонённых сколько! За них выменяет столько же, а то и больше переяславцев!..
Его мысли прервал тревожный крик:
— Сторожа мчится! Знать, половцы недалеко!
Все вскочили на ноги. Князь тоже поднялся.
Вздымая пыль, из-за далёких холмов скакала сторожа.
— Княже, половцы! Сила-силющая! Скоро здесь будут!
К Владимиру подбежали князья и воеводы.
— Что делать, княже? Может, за речку отступим?
Владимир окинул взглядом табор. С трёх сторон его охватывало русло Орели. Глубокие ямы и широкие плёсы надёжно защищали оба крыла русского войска. В тылу — брод, это давало возможность, если понадобится, перейти на противоположный берег. Лучшего места для боя не найти. Тут можно держаться и день, и два, пока не подойдут на помощь основные силы.
— Ставьте полки для обороны! Будем сдерживать половцев! Полон — на ту сторону! Две дружины — Мстислава Владимировича и Глеба Святославича — тоже на тот берег, стать в изгибе реки. Будете обстреливать ворога, чтобы не смог пробиться к нам в тыл вдоль берега! А ты, Ждан, мчись к князьям Рюрику и Святославу — пускай не медлят и поспешают на помощь! — распорядился Владимир.
Половцы вынырнули из-за холмов, что обрамляли горизонт, внезапно. Широким полумесяцем, обращённым вогнутой стороной вперёд, они быстро приближались к русскому стану.
Тем временем князья Мстислав и Глеб перешли вброд Орель, заняли указанные им места на противоположном берегу. Полон также быстро перевели на русскую сторону. Остались только три тысячи дружинников, они перегородили перешеек от берега до берега. Владимир поставил их в боевые лавы, выдвинув вперёд переяславцев, в стойкости которых не сомневался.
Бой начали половцы. Не подозревая о двойной засаде русских воинов на другом берегу Орели в зарослях камыша и кустарника, они лавами ринулись на Владимира. На этот раз без стрельбы из луков перед боем — сразу помчались в атаку.
