Куда они шли, трудно было себе представить, потому что зёрнышки были маленькие, глядеть на них надо было сосредоточенно.
И вот уже побежало-покатилось последнее зёрнышко. И остановилось. Ивушкин остановился. Луша остановилась. Оба подняли головы и оглянулись.
Цвели яблони. Белые доверчивые цветы покачивались на распахнутых ветвях и тихо напевали – едва слышно, едва различимо, выводили какую-то ласковую мелодию. За яблоневым садом стоял маленький белый домик с зелёным крылечком и зелёными ставенками. С крылечка по зелёным ступенькам спускалась им навстречу сестра Летница. Платье на ней было белое, широкое, длинное.
И лицо у неё было белое, только на щеках румянец, и то неяркий, она улыбалась ласково и приветливо, и было в ней что-то такое, что сразу вызывало воспоминание о летнем деревенском утре, когда лёгкий туман плывёт над озером, травы стоят в росе неподвижно, а на опушке леса проснулась лазоревка и звонкими капельками роняет свою песенку в траву. И светает, светает, и встаёт из-за леса ясное, нежаркое, хорошо выспавшееся солнышко.
«Кто же она? – подумал Ивушкин. – Может, это и есть сама летняя заря?»
– Заходите, заходите, дорогие гости! – поздоровалась она с ними.
– И мне заходить? – спросила Луша.
– Ну непременно, – сказала сестра Летница. – Входи, Луша, и ты, Ивушкин!
– Разве ты знаешь, как нас зовут? – спросил Ивушкин.
– А как же! – удивилась сестра Летница. – Всегда надо знать, как зовут того, с кем разговариваешь.
В саду у сестры Летницы под яблонями стоял стол, а вокруг него – четыре лавочки. Ивушкин и сестра Летница сели друг против друга. Луша встала рядом с Ивушкиным.
– А теперь рассказывайте, а я подумаю, как и чем вам помочь. На ваших лицах написана какая-то печаль. А печали быть не должно. Потому что вы оба – добрые, хорошие и преданные друзья.
Ивушкин и Луша стали рассказывать сестре Летнице про свою беду, а она внимательно слушала и не перебивала, а только кивала и иногда улыбалась доброй, ободряющей улыбкой.
– Почему они меня не спросили? – говорил Ивушкин. – Я не хочу – один без Луши. Они не понимают, что Луша – мой друг. Своих не бросают.
– Я-то думаю, что здесь что-то не так, – говорила Луша. – Но выходит, что так. И я не могу разобраться. Хоть всё это неправильно. И не должно быть. Но Ивушкин сам слышал. Хозяин сказал – «списанная». А это значит не просто ничья, а еще и ненужная.
– Три комнаты! – продолжал возмущаться Ивушкин. – Очень даже просто – мамина, папина, моя. А Лушина – где? Хотел бы я знать: где Лушина? Им там в городе лошади не нужны. Как это – не нужны? Лошади везде нужны! И вот что теперь делать?
Что делать? Ты можешь нам как-нибудь помочь?
Сестра Летница опять улыбнулась своей доброй улыбкой.
– Видите ли что, – сказала она, – ведь беды-то на самом деле у вас нет!
Луша и Ивушкин посмотрели на неё с удивлением.
– Да, да, – сказала сестра Летница. – Вы вернётесь домой, туда, где тикают ваши часы, и тогда узнаете, что беды никакой нет.
– А как же город? И я? И Луша? – сбиваясь и волнуясь, спросил Ивушкин.
– Увидишь, – сказала сестра Летница. – Всё будет хорошо. Правда, маленькая беда с вами всё-таки произошла…
– Какая? – спросили Ивушкин и Луша в один голос.
– А такая, что вы не знали или забыли, что в каждом человеке и звере, в каждой птице живёт маленький тёплый солнечный зайчик. И если ко всякому-всякому живому существу отнестись с добром (только не притворяться, только по-настоящему!), то в нём этот солнечный зайчик проснётся, и всякий ответит вам тоже добром, потому что почувствует в себе солнышко и жизнь. И если тебе вдруг покажется, что человек – злой или делает плохо, ты сразу же не сердись на него, не обвиняй его. Это значит просто, что солнечный зайчик уж очень крепко заснул. Ты постарайся разбудить его и увидишь, как всё будет хорошо!
– А как же нам быть?… – начал было Ивушкин.
Но сестра Летница остановила его:
– Ты, Ивушкин, очень виноват. – И она печально покачала головой. – Ты не сумел увидеть солнечного зайчика в самых дорогих людях – в папе и маме. Ты подумал о них дурно. Ты даже решил от них убежать.
Ивушкин вдруг, пожалуй в первый раз, подумал: что же он натворил! Ведь он даже ни о чём не спросил ни маму, ни папу. Просто услышал разговор. И сбежал, и Лушу увёл со двора. Ему стало как-то трудно дышать и горячо лицу и особенно ушам. Словом, ему стало стыдно. Он ощутил в глазах какое-то неудобство, и лицо его стало краснеть. Не знаю, может, он бы и заплакал, но сестра Летница встала со скамейки, подошла к нему и положила ему на голову свою мягкую прохладную руку.
Жар в лице и в ушах моментально остыл, глаза перестало щипать. Что-то тёплое шевельнулось в нём, радостно запрыгало.
Что это было? Солнечный зайчик?
Ему сразу же поверилось, что теперь-то уж всё будет хорошо и что вообще с ним в жизни ничего плохого случиться не может.
Сестра Летница подошла к Луше, потрепала её серую лохматую гриву.
И Луша сразу тоже успокоилась и подумала: «Ну ладно – Ивушкин. Но как же я, старая лошадь, могла подумать, что меня выкинут, как негодную ржавую борону?»
И Луше тоже показалось, что всё обязательно хорошо кончится. Только она немного тревожилась: как же им поскорее вернуться назад в своё село Высоково, которое находится уж решительно неизвестно где?
– А если, – сказал Ивушкин, – а если всё-таки они не захотят брать Лушу с собой?
– Ты забыл про солнечного зайчика, – сказала сестра Летница. – Возвращайтесь. Я знаю, что с вами ничего не случится плохого. Только никогда-никогда не говори про маму с папой «они» – как про чужих.
– Ладно, – сказал Ивушкин. – Понял. Не буду. Не понял я только, как же мы вернёмся. Ведь мы здесь куда только не ходили: и через бездонный овраг, и за белую гору, и по маковым зёрнышкам…
– Раз ты самое главное понял, – сказала сестра Летница, – то теперь уж ты никогда не заблудишься. Теперь-то уж всё образуется.
И правда – всё обошлось наилучшим образом.
Глава двенадцатая.Потому что дальше было так
Сестра Летница махнула рукой, повела своим широким белым рукавом – и вдруг перед Лушей и Ивушкиным в памяти прошли все их странствия, но только в обратном порядке. Вот они идут по маковым зёрнышкам, вот они у колодца под белой горой, вот летит страшная Гагана (в этом месте у Ивушкина ёкнуло сердце), и дальше, дальше, пока они не оказались в том самом лесу, где (кто знает уже теперь когда) они вошли через невидимые ворота в страну «Нигде и никогда».
Ого! А вот и Вихроний!
И они оказались у ворот и увидели перед собой Вихрония – живого!
– Привет, друзья мои! Всё благополучно? Вы нашли сестру Летницу?
– Нашли, Вихроний, нашли. Спасибо!
– Вы возвращаетесь назад?
– Да, – закивали они оба.
– Сестра Летница помогла вам?
– Она научила нас про солнечного зайчика, – заметил Ивушкин.
– И обещала, что всё устроится? – полюбопытствовал Вихроний.
– Она сказала, что всё образуется, – подтвердила Луша.
– Она никогда ничего не обещает напрасно. А теперь, когда вы побывали у нас и узнали от сестры Летницы очень-очень важную для жизни вещь и когда она вам сказала, что всё будет хорошо, – значит, так и будет. Уж она об этом позаботится.
– Как?
– Я не знаю как. Она всё может.
– Она – волшебница? – спросил Ивушкин.
Вихроний покачал головой.
– Нет. Просто она добрая и всех любит. Ну что же, – добавил он, – давайте прощаться.
После этих слов Вихроний замолчал, сосредоточился и произнёс, как тогда:
Совершись, чудо,Совершись!Из ниоткуда,Дверь, появись!В зелёном пригоркеСкрипнули створки,У ветра за спиной,Передо мной.
И опять перед ними распахнулись неизвестно откуда взявшиеся двери, и они через них вышли, и двери исчезли. И они снова оказались в Синем лесу!
Посреди старого ржавого обруча тихонько качался колокольчик. Вокруг синели полянки, заросшие вероникой. Вдалеке чей-то транзистор пропищал шесть раз.
Который же это был час?
Домой они возвращались быстро и молча. Они ещё не могли осознать, что все приключения кончились и что они идут домой и пока ещё не знают, каким же образом сдержит своё обещание Летница. А может, ничего и не было? Может, им всё померещилось, придумалось, приснилось?
Но солнечный зайчик внутри, такой теперь ощутимый, не позволял разрастись опасениям. Дома всё было спокойно. Никого ни в палисаднике, ни в огороде не было.
– Луш, ты постой здесь, – сказал Ивушкин и кинулся по крылечку в дом.
Никого нет. Совсем тихо.
Впрочем, не совсем. Потому что на комоде тикает будильник. Ивушкин поглядел на него. Будильник показывал десять минут первого. Времени совсем не прошло! Как же так? Они ведь ушли без четверти двенадцать!
Ивушкин начал считать. Пятнадцать минут до Синего леса – если идти медленно. Десять минут – если быстро. Они с Лушей ушли без четверти двенадцать. Он это ясно помнит… А там? Как же – там?
