— Опять наш собрат Двухвост напрасно будоражит умы! — Белоспинка, словно бы случайно, не стала называть гостя храма Океанов «мудрым». — Он раз за разом говорит о вещах столь невероятных, как если бы стены норы вдруг захотели сожрать своего обитателя или проложенные через водопад лианы попытались задушить случайного путника. Скажите, мудрейшие, чем отличаются нуары или памятники от таких вот переправ? Только тем, что они сложнее в изготовлении, и ничем более! Какой бунт, собратья, какое порабощение?! В каждое существо, созданное Родильным древом, изначально закладывается потребность безусловно повиноваться богам, каждой нашей прихоти, приказу, желанию. Какой может быть бунт среди полученных таким образом рабов? За всю историю цивилизации ни один из рожденных Древом не пытался даже совершить побега, не то что оспорить волю бога! Это невозможно. Это невозможно никак и никогда! Скорее небо упадет на землю, а реки потекут вспять, нежели наши создания станут нашими врагами. Мы сотворили их, как свои руки. Могут ли руки взбунтоваться против своего разума? Способен ли хвост напасть на собственную голову, а живот начать борьбу со спиной?
— Смертные довольно часто убегают, — возразил Двухвост. — Это происходит почти во всех родах!
— Все смертные являются зверинорожденными, — спокойно напомнила ему Белоспинка. — Среди них встречаются и уроды, и безнадежные глупцы. Все ученые прекрасно знают, что для поддержания чистоты породы в любом стаде нужна отбраковка больных особей. Беглые смертные — это и есть та самая отбраковка. Уродцы, слишком слабые умом, ленивые и слабые. Непригодные для работы в общей стае. Но даже среди полноценных смертных и даже наилучшие экземпляры не дотягиваются по своим способностям: по памяти, слуху, силе и здоровью — до слуг, создаваемых Древами. А рожденные Древом не способны к неповиновению.
Спор о возможном бунте созданий против создателей затих, тема вернулась к обсуждению летающих растений и требуемых в них изменений, необходимых для безопасности и комфорта богов, что пожелают стать Сеятелями. Кто-то спросил, как далеко придется лететь до других планет — и тут же вспыхнул короткий яростный спор, показавший лишь то, что о других мирах никто ничего не знает. Совершенно ничего. Мудрейшие из мудрых быстро нашли выход, решив выстроить в разных краях обширных земель специальные инструменты для наблюдений за небом и вырастить для них особых животных с хорошим зрением. Возможно, сказалось влияние Двухвоста — но создавать глазастов решили из лемуров и горных ящеров. Инструменты же следовало строить из камня. Небо велико — а потому инструменты тоже предполагалось делать огромные, размером с многоуровневое гнездовье. За день или даже за год не создашь — планы развивались вперед на десятилетия…
Глава тринадцатая
— Стоп, стоп, стоп, стоп, стоп!!! — не выдержав, взмолилась Дамира. — Ты хочешь сказать, не только самые древние каменные храмы строились гигантскими змеями для своих праздников, но и все обсерватории древности тоже возводились при тебе?
— Их найдено много? — полюбопытствовал Шеньшун.
— Под сотню, — не стала врать своему избраннику археологиня. — Причем все древние, оценки возраста от «старше пяти тысяч лет» до «старше десяти тысяч». Такое ощущение, что сто веков назад древним людям очень-очень сильно понадобились звезды, а спустя пять тысяч лет они узнали все, что хотели, и дружно забросили все обсерватории всего мира. И чего им вдруг понадобилось на небесах — есть тайна, покрытая мраком. Например, Карахунджу восемь тысяч лет. Цивилизации еще не было, а обсерватория уже появилась!
— А нам в школе говорили, что астрономия была нужна древним земледельцам, чтобы знать о начале сельскохозяйственного сезона и вовремя сажать хлеб, — любезно подсказал Варнак.
— Правда? — как-то недружелюбно покосилась на него Дамира Маратовна. — Вы картошку когда-нибудь сажали, Еремей?
— Да, у мамы на участке, — кивнул бывший лейтенант.
— Какой астрономический справочник для этого выписывали, Кембриджский или Оклахомский?
— Картошку сажают, когда листья на березах с копеечную монету становятся, — хмыкнул Варнак. — Какой на хрен справочник?
Дамира вопросительно вскинула брови.
— Все, можно не продолжать, — виновато поднял руки Еремей. — Сам все понял. Пахарю вся эта астрономия нужна, как рыбе зонтик. Он по погоде сажает, а не по планетам.
— Меня вот что смущало в твоем рассказе… — Женщина положила ладонь на руку своего избранника. — Слова больно умные они все употребляют: «диссонанс», «альтернатива», «гипербола»… Откуда они их знали?
— Надо же, — удивился Варнак, — а я ничего такого не заметил.
— Каждый слышит свое, — ответила археологине Геката. — Нуары говорят с вашим разумом, а не слуховым центром. Были бы тут иностранцы, они бы еще и на разных языках все воспринимали.
— Ну да, — спохватилась Дамира. — Это уже я увлеклась, все забыла. Мой Шеньшун все языки мира свободно понимает, если собеседник рядом. А через радио или телевизор ни слова различить не может… А как выглядели обсерватории древних змеев? Может, мы про разные строения говорим?
— Я ни одной не видел, только слышал планы богов, — виновато развел руками нуар. — Они хотели делать некий маленький маячок, а в сотне шагов от него ставить пометки на равном удалении друг от друга. Глазаст должен выбирать место так, чтобы звезда находилась точно на маячке. По тому, на какой метке находится глазаст, легко определить угол на звезду по высоте и по горизонту. Сравнив углы из разных приборов в разных краях земли, можно определить расстояние до звезды.
— М-мда, похоже, — задумчиво кивнула Дамира. — А храмы — как выглядели они? Ты рассказывал, как я понимаю, про Нан-Мадол. Неважно, про старый или новый[5]. Но если храмы твоих богов строились в воде, они должны быть раскиданы по морям. А ты, между прочим, в Пакистане искал святилище на суше, а в Перу — так и вообще в горах.
— Ты все время забываешь самое главное, единственная моя, — поцеловал ее руку могучий рассказчик. — Храмы строились не для богов. Они возводились для кладок.
— Это как? — и вправду не поняла археологиня.
— В Эпоху Прозрения и даже в Эпоху Аскезы число храмов исчислялось многими тысячами, даже десятками тысяч, — тихо, словно себе под нос, произнесла «деловая» ипостась Гекаты.
— Следуя древним традициям, в них никто и никогда не оберегал кладки, — эхом отозвалась «лягушонка».
— Да и сами храмы Плетения представляли собой обычные луговины возле скал, теплые песчаные поляны или водоемы неподалеку от гор.
