что меня понимают, и даже этот обман не может заставить меня о нем забыть. Тогда, в той маленькой темной кухоньке, я впервые с самого детства почувствовала, что среди всех этих клоунов еще остался кто-то, кто хочет быть чем-то большим, чем просто взаимозаменяемый кусочек пазла. Больше, чем шестеренка во всем этом семейном бизнесе, где не существует индивидуальностей и все люди составляют одно большое целое. Какая-то часть меня уверена, что в этом он не лгал. И что поцелуй был, как минимум отчасти, – настоящим. Вполне возможно, что это слегка отдает отчаянием, но я буду придерживаться этого мнения. Возможно, я и была средством достижения цели, но это еще не значит, что между нами не возникло чего-то большего.
– Стоп-стоп! – вдруг восклицает Эмма, прерывая поток моих историй. – Вы что, целовались?
Искреннее недоумение в ее голосе заставляет меня залиться краской. Я чувствую, какими горячими становятся мои щеки, и откашливаюсь:
– Все было не так, как ты думаешь.
Она смеется.
– Вот как?
– Понимаешь, это было что-то на грани экстрима, – пытаюсь объяснить я, хотя и сама понимаю, как глупо звучат мои слова. Было бы намного проще, если бы я могла просто сказать Эмме всю правду. – Это было так странно, сидеть на той кухне. Я чувствовала себя бунтаркой или что-то в этом роде. Будто мы делаем что-то запрещенное, понимаешь?
Она тихонько фыркает:
– Ну, вообще-то так и есть. – Я слышу, как на фоне скрипит ее кровать. – Не пойми меня неправильно, я думаю, что это классно. Но представь себе выражение лица своей мамы, если бы она вас застукала.
– Мне семнадцать, – угрюмо напоминаю я подруге. – Нет ничего такого в том, чтобы целоваться с кем-то на вечеринке.
– Я знаю, – примирительно говорит Эмма. – Но твоя семья, наверное, считает иначе.
С этим мне приходится согласиться. Я медленно перекатываюсь на спину и разглядываю причудливые узоры на потолочных обоях.
– Во всяком случае, после этого он сбежал, а потом оказалось, что его и вовсе не приглашали, – продолжаю свое повествование я, стараясь рассказывать как можно ближе к реальной истории. – Он просто прокрался внутрь и поиздевался надо мной.
– Знаешь, – невнятно отвечает она, как будто только что запихнула себе в рот сразу целое яблоко, – если бы все было наоборот, это была бы поистине романтическая история.
– Почему? – хмурюсь я.
– Ну, девушка, которая пробирается на бал, выдает себя за кого-то другого, а затем таинственным образом исчезает…
– Золушка? – слегка раздраженная, я издаю стон. – Поверь мне, в сказке все это звучит значительно романтичнее, чем в действительности. Я в первую очередь зла и как-то… не знаю… даже обижена.
– Потому что он обманул тебя?
– И это тоже, – уклончиво отвечаю я, потому что не могу рассказать Эмме, что лже-Милан обокрал меня, использовав как средство для достижения собственных целей. И о том, как я впервые почувствовала, что встретила среди членов сезонных семей единомышленника. Кого-то, кому эта семейная система нравится не больше, чем мне.
– Я бы на твоем месте не стала из-за этого переживать, Блум, – говорит Эмма, и я слышу улыбку в ее голосе. – Думаю, он вовсе не планировал обманывать тебя. Может, этот парень просто хотел посмотреть, как богачи тусуются на этой вечеринке. И когда ты посмотришь на все с этой точки зрения, то поймешь, что для тебя даже довольно лестно, что вместо этого он потратил свое время на тебя.
На это я не отвечаю, потому что не имею ни малейшего представления, что сказать. Нет, он не выбрал меня вместо чего-то. Я была его целью – лишь потому, что именно у меня на шее был этот проклятый амулет.
Около часа я еще разговариваю по телефону с Эммой. А когда вешаю трубку, то ощущаю что-то вроде тоски. Тоски по нормальности, по обыденности, по тем временам, когда я еще не задумывалась о ритуалах перехода, предателях в масках и неконтролируемых силах. Потому что как минимум с последним мне точно придется иметь дело. После инцидента в офисе Остары мои силы все чаще дают о себе знать. По пути из аэропорта на пристань в Осло я переживала и думала о том, насколько все паршиво. Я ехала в машине, прислонившись лбом к окну, как вдруг заметила, что трава на обочине дороги желтела и увядала, когда мы проезжали мимо. Я в буквальном смысле оставляла после себя следы разрушения, пусть даже это и была всего лишь зелень.
Внезапно мой взгляд падает на маленький фикус на письменном столе. Я сажусь на кровати, скрестив ноги, и смотрю на пышные зеленые листья. Чисто интуитивно слегка сужаю глаза и даже прижимаю пальцы к вискам. Я чувствую себя довольно глупо, в основном потому, что ничего не происходит. Было бы чересчур хорошо. Я пытаюсь вспомнить, что чувствовала, когда использовала свои силы. Каждый раз я была крайне возбуждена эмоционально и ни разу сознательно не контролировала всплеск сил. Пальцы покалывало, иногда даже ноги. Я словно подключалась к самому мощному источнику энергии в комнате. Помню, как думала о толщине стен или возрасте древесины половиц…
Может, в этом и дело? Может, мне нужен какой-то источник, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки?
Беспомощно оглядываюсь. На полу моей комнаты лежит ковер, на котором я настояла в детстве, желая сделать помещение уютнее. Стены хоть и толстые, но я отчего-то сомневаюсь, что эти желтые обои смогут показать себя как хороший источник энергии. А вот опорная балка в ногах моей кровати – очень может быть. Она оклеена множеством фотографий, но кое-где дерево все же проступает.
Я нерешительно поднимаюсь с кровати и встаю перед ней. Древесина выглядит слегка загрязненной и совершенно заурядной, но главное, что она – довольно старая. Так что если я права, должно сработать.
По-прежнему чувствую себя немного глупо, когда кладу ладонь на балку и снова смотрю на растение. В те разы, когда я использовала свои способности, это служило для того, чтобы подкрепить мои собственные силы. Я была эмоционально истощена, или, во всяком случае, чувствовала себя опустошенной. Следовательно, я высасывала энергию из других вещей, чтобы стимулировать собственное самочувствие. Но в этом нет никакого смысла. Большинство членов Зимнего Дома способны лишь на пассивные действия: распознавать силовые линии, заглядывать в будущее, общаться с мертвыми и так далее. Довольно редко бывает так, что дар оказывает активное влияние и на собственное тело. Однако если мои способности ограничиваются лишь тем, что я могу брать себе то, в чем нуждаюсь, то это хоть и неплохо, но довольно сильно уступает возможностям остальных.
Энергично встряхиваю головой, освобождаясь от этих размышлений. Понятия не имею, на что я способна, но, думаю, самое время узнать.
Я сильнее прижимаю руку к дереву и закрываю
