тем, как мягко его губы движутся на моих, как чувственно кончики его пальцев поглаживают мою шею. Я вздрагиваю и прижимаюсь к нему плотнее. Я целуюсь не впервые, но этот поцелуй – первый по-настоящему хороший.
Где-то в сознании прокрадывается мысль, что я нахожусь на Весеннем балу и у меня вообще-то есть дела поважнее. Но в данный момент я не могу придумать ни одной мало-мальски веской причины прервать поцелуй. Наоборот, мне хочется, чтобы он никогда не заканчивался.
Поднимаю руки и обнимаю Милана за шею. Его язык мягко скользит по моим губам, словно спрашивая разрешения. У меня едва не кружится голова, когда я углубляю поцелуй, а Милан тихо бормочет мое имя. Его пальцы играют с бретельками моего платья и застежкой ожерелья.
Вдруг он резко отрывается от меня и слегка отступает. Я хочу схватить воротник его костюма и притянуть Милана к себе, но беру себя в руки. Мои губы вспухли, все тело гудит от напряжения. Я чувствую себя взбудораженной, и мне так жарко, будто я сидела на палящем солнце.
– Извини, – бормочет Милан, качая головой и отодвигаясь от меня. – Прошу прощения, это было неуместно.
Я смотрю на него в замешательстве. Тон его голоса и то, как он избегает моего взгляда, совершенно не сочетаются с тем страстным поцелуем, который мы только что прервали.
– Все в порядке, – неуверенно улыбаясь, говорю я. – Может быть, нам стоит…
Парень вскакивает прежде, чем я успеваю закончить предложение. Внезапно Милан кажется таким раздраженным и нервным, словно я влепила ему пощечину. Он сует руки в карманы и отходит на несколько шагов назад. Прочь от меня.
– Да, – кивнув, перебивает он меня. – Да, ты права. Нам стоит вернуться. Они, наверное, уже ищут нас.
– Милан…
– Увидимся!
Я открываю рот, но прежде чем успеваю что-то сказать, он разворачивается и исчезает за задней дверью. Понятия не имею, куда она ведет, но уж точно не в бальный зал.
Растерянная и отвергнутая, я сижу на столешнице и смотрю на полированную дверную ручку. Что, черт побери, это было? Я не рассчитывала на предложение руки и сердца, но, во всяком случае, ожидала несколько большего, нежели такое поспешное бегство. Поднимаю руку к лицу и касаюсь губ, потом провожу пальцами по шее. Кожу до сих пор слегка покалывает, будто она пытается вспомнить его прикосновения.
Мало-помалу мысли проясняются. Я закрываю глаза и встряхиваю головой, словно это может каким-то образом привести меня в чувство. Мне вдруг кажется странным, что мне так хотелось непременно быть рядом с ним. Это совершенно не в моем стиле, это не вписывается в рамки этого вечера.
Когда моя рука касается шеи, я испуганно хватаю ртом воздух. И тут же, без лишних раздумий, вскакиваю со столешницы и прямо босиком несусь к хромированному холодильнику. И когда вижу свое размытое отражение, всем телом содрогаюсь от шока.
– Нет, – шепчу я, медленно отступая.
Мои глаза широко распахнуты, кожа серовато-бледная, я выгляжу просто ужасно.
– Нет, нет, нет! Черт, нет!
Цепочка. Ее больше нет.
Амулет, который только что висел у меня на шее, исчез. Я знаю, что касалась его, когда была в бальном зале, но теперь его нет.
Мчусь к задней двери, за которой скрылся Милан, и распахиваю ее. Но передо мной лежит только пустой полутемный коридор. Он почти без украшений и, скорее всего, служебный. Но зачем Милану красть мой амулет? В этом совершенно нет смысла, ведь в конце этого вечера артефакт все равно достанется ему.
А может, он просто хочет поиздеваться надо мной? Втравить новенькую в неприятности, а потом посмеяться над ней. Конечно, это было бы ребячеством, но это единственная причина, которая в данный момент приходит мне в голову.
К глазам подступают слезы, как бывает всегда, когда я в отчаянии. Не хочу плакать, но чувствую себя такой несчастной, что хочется забиться куда-нибудь в угол и погрузиться в жалость к себе. А еще я понимаю, что мне придется рассказать маме. Она же передаст все деду, а потом мне придется объяснять им, почему я даже один вечер не могла как следует присматривать за этим чертовым ожерельем.
В ярости захлопываю дверь. Милан вырос в этом доме, так что гоняться за ним нет смысла. Да мне и не нужно. Примерно через полчаса я встречусь с ним лицом к лицу и тогда влеплю ему пощечину. Потому что это именно то, чего я хочу в данный момент. Я чувствую себя использованной и преданной, а это совсем не приятное чувство. Я в ярости.
Мне требуется еще несколько минут, чтобы собраться с силами для дальнейших действий. Первое желание – сбежать. Но поскольку даже дом мой находится в другой стране, это довольно сложно. Я делаю пару глубоких вдохов, расправляю плечи и прохожу через кухню.
В бальный зал я возвращаюсь, сжав от ярости кулаки. Люди вокруг меня по-прежнему веселятся и чествуют друг друга. Сборище лицемеров. Интересно, что они скажут, если узнают, в какие игры играет их прекрасное поколение Стражей?
Обойдя зал четыре или пять раз, я, наконец, замечаю в углу рубиново-красное платье моей мамы. Деда нигде не видно, и я за это очень благодарна. Одно дело признаться во всем маме, совсем другое – моему деду.
– Блум! – восклицает она, подходя ко мне. Но улыбка тут же уступает место хмурому выражению, когда мама видит, какое у меня лицо. – Что случилось?
– Мама. – Как я ни стараюсь держать себя в руках, мой голос все равно слегка дрожит. Я собираюсь с духом. – Мама, мне нужно поговорить с тобой.
– В чем дело? – непонимающе спрашивает она, оглядывая меня сверху донизу. – Что случилось, милая?
– Он забрал его у меня, – потерянно шепчу я. Но, когда вижу, что она не понимает, что я имею в виду, кладу руку себе на шею. Мама прослеживает взглядом за моим движением и округляет глаза. – Милан. Он забрал его у меня.
Мама открывает рот, не в силах что-либо сказать. Внезапно за ее спиной возникает какой-то шум. Люди начинают переговариваться, музыка внезапно стихает, и все больше и больше гостей принимаются растерянно озираться по сторонам.
– Что случилось? – спрашиваю я, но мама больше не слушает меня. Люди тем временем, похоже, обнаруживают причину всеобщего беспокойства, потому что подбегают к большому окну, перекрикиваясь все громче и громче. Я отстаю от матери и следую за ними, продираясь сквозь бальные платья и смокинги, пока не добираюсь до окон. Отсюда открывается вид на небольшой парк. Снаружи льется мягкий свет, и сначала я никак не могу понять, откуда он исходит.
А потом я вижу это.
Снаружи, в центре небольшой каменной плиты, пылает огонь. Но это не костер и не очаг. Круг пламени прорезает ночную мглу, образуя
