простить запутавшихся близких.
– Так-таки сидит? Ну проводите, что ж с ним поделать.
К удивлению Филиппова, в кабинет вместо одного зашли двое мужчин. Невысокий, в пенсне и с седой бородкой явно был профессором, второй для такого звания еще казался молод. Но почему-то к хозяину кабинета подошел именно он. Снял шляпу, провел рукой по волосам, несмело улыбнулся и сказал невероятно знакомым голосом:
– Здравствуйте, Владимир Гаврилович. Я вернулся.
Папироса выпала из пальцев Филиппова и тут же сотворила глубокий ожог на зеленом сукне. Но хозяин кабинета оставил это совершенно без внимания. Он схватился обеими руками за край стола, все равно не устоял на ногах, опустился в кресло и выдохнул:
– Ох, голубчик вы мой…
* * *
Константин Павлович бегом поднялся в квартиру, поцеловал быстро жену, погладил ее совершенно еще незаметный живот (такой начал у них устанавливаться ритуал при встречах и расставаниях), почесал за ушами вьющегося возле ног Трефа, пристегнул поводок к ошейнику и также бегом спустился к автомобилю. Весь вояж занял у него немногим больше часа. В Казанской, уже преодолев половину лестницы, он вспомнил, что собирался посмотреть фамилию показавшегося ему знакомым посетителя, остановился, но махнул рукой – после, все потом! Скорее в кабинет начальника, он уж наверняка заждался!
Но вместо нетерпеливо барабанившего по столу карандашом Филиппова Маршалу представилась довольно странная картина. Кабинет был полон народа: давешний «Дон Кихот» скромно устроился в уголке на стуле, а на диване, по обе руки от того самого заинтересовавшего Константина Павловича посетителя, держа эти самые руки, сидели доктор Кушнир и Владимир Гаврилович. Оба наперебой что-то говорили, посетитель смущенно вертел головой, отвечая то одному, то второму, и видно было, что все трое сильно возбуждены. Филиппов обернулся на вошедшего, вскочил. Поднялся и загадочный посетитель.
– Вы посмотрите, Константин Павлович, голубчик, кого нам из днепровских вод вынесло, будто Афродиту!
Маршал пригляделся к лицу человека, шагнувшего ему навстречу, – ему протягивал руку Александр Павлович Свиридов! Да, осунувшийся, да, похудевший, со слегка растерянным взглядом и без обычной своей бороды, но это, вне всяких сомнений, был он!
– Но… как? – только и сумел выдавить из себя Константин Павлович, пожимая руку воскресшему коллеге.
Тот смущенно пожал плечами, указал на «Дон Кихота».
– Я не очень хорошо все помню. Вот, доктор Привродский сумеет вам лучше рассказать мой диагноз. Я, признаться, себя-то вспомнил, лишь оказавшись на пороге нашей части.
«Дон Кихот» тоже поднялся, представился профессором Привродским и начал что-то объяснять, густо приправляя монолог медицинскими терминами, но быстро сообразил, что понятнее не становится никому, даже доктору Кушниру, и скомканно закончил:
– В общем, временная потеря памяти из-за сильной физической и психической травмы. Я по ряду высказываний моего дорогого пациента сделал кой-какие умозаключения о его профессиональной сфере, оказавшиеся верными. В вашем ведомстве мне сегодня утром предоставили список пропавших за последние шесть месяцев полицейских, с фотопортретами, так что я, уже зная, что имею дело с Александром Павловичем Свиридовым, решился на такой вот эксперимент – привез его сюда. К счастью, он удачно завершился, – и, скромно поклонившись, уселся обратно на стул.
– А вы вернулись на службу, Константин Павлович? И собаку завели? – Свиридов указал на сидевшего у двери Трефа.
– Да, на службу…
Константин Павлович посмотрел на Филиппова, тот на собаку, потом на Свиридова, стукнул себя по лбу.
– Вот ведь ситуация! Из-за вашего чудесного явления я совершенно забыл, что мы тоже затеяли некоторый эксперимент. Вы подождете нас? Доктор, мы его так скоро не отпустим. Или, может, поучаствуете? Как вы думаете, доктор, можно ему?
Профессор пожал плечами.
– Думаю, не навредит. Бледноват, но превосходно держится.
Доктор Кушнир ухватил Привродского за рукав.
– Коллега, нам там с вами делать нечего, позвольте, я воспользуюсь ситуацией и украду вас для обмена, так сказать, опытом, да-с. – И увел профессора к себе.
Через пять минут в кабинет Филиппова ввели по очереди и усадили на стульях всех задержанных из «Мурома». Напротив, из-за стола, скрестив на груди руки, на эту четверку взирал Владимир Гаврилович. От окна за происходящим наблюдал Свиридов.
– Господа! – начал хозяин кабинета. – Я вам рассказывал об улике, найденной на месте убийства в Поповщине. У Алексея Боровнина в кулаке был зажат обрывок рубахи убийцы. – Филиппов продемонстрировал слушателям клочок ткани, выдержал паузу и после повысил голос. – Господин Маршал!
Дверь снова открылась, вошел Константин Павлович, подвел Трефа к столу. Тот деловито изучил предложенный ему карман, по очереди обнюхал сидящих в ряд «муромцев», но ни у кого не задержался, вернулся к хозяину, сел у ноги и тявкнул.
Жоржик, внимательно наблюдавший за действиями собаки, довольно усмехнулся.
– Что, господа хорошие, не нашел ваш кобелек убивцев? И цацки тоже не наши. Я «котлы» у Иваныча прикупил, а он, можа, тоже у кого приобрел, не знаючи. Погрустит каторга без нас, так, что ли?
Филиппов помолчал, что-то прикидывая в уме, посмотрел на помощника, что-то написал на бумажке, передал записку Маршалу. Тот прочитал, кивнул. Тогда Владимир Гаврилович медленно сказал, обращаясь к Жоржику:
– Возможно. Вы, Вдовиченко, и Матушкин можете быть свободны. Из столицы не уезжать, место жительства не менять. С Силантием Ивановичем мы еще побеседуем о том, как в его комнате оказалось разом столько разыскиваемых вещей. А вот господин Хабибуллин у нас задержится до суда – его следы обнаружились на месте убийства. Ну что ж, поедет на каторгу в одиночестве.
Татарин попытался вскочить, но охнул, когда неосторожно перенес вес на простреленную ногу, и снова рухнул на стул. Маршал взял его под руку, помог подняться, вывел вместе с трактирщиком за дверь, но тут же вернулся – видно, передал обоих конвоиру.
Жоржик поднялся, подошел к столу.
– Паспорта вернете, господин полицейский?
– Ни к чему вам паспорта. Посидите пока у нас. Так надежней будет.
Жоржик нахмурился, потом понимающе кивнул.
– Рамильку пугали? Хитро.
Филиппов пожал плечами.
– Можете его опередить. Кто четвертый был с вами в Поповщине и в Стрельне? Не отнекивайтесь – у нас есть и его следы. Вы не скажете – скажет Хабибуллин, получит от суда поблажку. Молчите? Ну-ну. Может, вы, Матушкин?
Но вместо Матушкина заговорил Свиридов:
– Постойте. – Он подошел поближе к Жоржику, вгляделся в прищуренные глаза. – Я вас видел!
Жоржик тоже внимательно посмотрел на Александра Павловича, отшатнулся.
– Вы вчера напали на нашего больничного сторожа! Зачем?
– На какого сторожа? Вы в какой больнице? – поднялся из-за стола Филиппов.
– Святителя Николая. В «Пряжке».
– Вот черт! – выдохнул Маршал. – Там же сторожем Боровнин!
* * *
Вместо первого эпилога
Конечно же, ни в сторожке, ни в «Муроме» Николая Боровнина не оказалось.
Хабибуллин заговорил первым. Рассказал, как