Из последних сил великаны, падая и снова вскакивая под могучими ударами Родрага, кинулись к двери, забыв, что их ждет во дворе. Но бешеные глаза Гоца внимательно следили за схваткой, и вместо спасения у порога их ждали огромные рога. Первой добежала Хозяйка и, ничего не видя и не слыша, кроме шипящего зеленого демона, то справа, то слева впивавшегося в ее растерзанное тело, с размаху налетела на один из выставленных рогов, Он проткнул ее насквозь, и ее предсмертный вопль слился с торжествующим бычьим ревом.
Хозяин остановился, не зная, где искать спасения. Бык тряхнул головой, и Хозяйка, обливаясь кровью, рухнула на пол. Родраг рвался из руки, и Конан подбежал поближе к растерянному великану, давая бичу возможность добить свою жертву.
– Вот славный кусок мяса! – взревел варвар. – Жаль, здесь нет твоих родственников с Дальней Горы! Они бы тебя сырым сожрали! Ну, Родраг, давай, спусти с него остатки штанов и последнюю шкуру! Вот тебе, отродье Нергала! Еще! И еще немного! – Конан теперь сам наотмашь хлестал хрипящего великана, который, как крыса, метался вдоль решетки, за которой еще недавно сидел его пленник.
Наконец он рухнул на колени, а потом и совсем распластался на полу. Его тело все еще вздрагивало под ударами, пальцы судорожно скребли каменный пол. Но вот великан дернулся последний раз, застонал и затих. Родраг взвился для удара, замер в воздухе и с тихим стуком упал к ногам Конана. Мерцающий свет постепенно тускнел, и смертоносный колючий шар снова превращался в зеленый сморщенный плод.
Внезапно Конан почувствовал, что его рука, только что державшая рукоятку бича, сжимает пустоту. Он разжал руку – в ней ничего не было, да и сам бич, как будто, таял в воздухе. Еще мгновение – и от него ничего не осталось, кроме небольшого плода с мягкими колючками.
Конан бережно поднял его с пола и положил на ладонь. Надо же, такой невзрачный – кто бы мог подумать, что в нем таится такая сила! Он с отвращением покосился на две бесформенные туши. Киммерийцу захотелось выйти отсюда на воздух, пусть даже и под проливной дождь, но не успел он сделать и двух шагов, как вдруг стена дома дрогнула от сильного удара.
Раздался страшный рев взбешенного зверя, и еще один мощный толчок сотряс ветхую стену. Посыпались мелкие камешки, где-то наверху треснула балка. За окном мелькнуло тело быка, разбегавшегося для нового удара.
Конан невольно содрогнулся, увидев, во что превратился тощий Гоц, подкрепившийся хозяйским снадобьем. Он был теперь не меньше слона и, как разъярившийся демон, сметал все на своем пути.
Конан едва успел отскочить к внутренней стене, как во все стороны полетели камни, и наружная стена обвалилась, увлекая за собой потолочные балки и гнилые стропила. Еще удар – и крыша обрушилась, пыль поднялась столбом, скрыв от глаз внутреннюю дверь, в которую Конан хотел проскочить. Что-то, падая сверху, крепко ударило по голове, и киммериец упал, оглушенный, однако его руки продолжали крепко сжимать колючий плод.
* * *
В голове гудело, перед глазами плыли красные круги, и Конан не сразу понял, что сидит на полу в медной башне, привалившись спиной к одной из стен. Где-то в тумане смутно виднелась неподвижная, как изваяние, фигура Рагон Сатха. Маг что-то говорил королю, и сквозь звон, раздававшийся в ушах, тот с трудом расслышал слова:
– Крепкая же у тебя голова, киммериец! Не зря о тебе трубила молва по всему свету! О твоих подвигах кое-где уже сложены легенды! Теперь я вижу, что сделал правильный выбор. Давай сюда свою добычу и отправляйся спать, да пусть твой лекарь приложит примочку к голове – балка переломилась, а тебе хоть бы что! Ха-ха-ха! – От его смеха дрогнули стены башни.
Конан, сжав зубы и преодолевая слабость в ногах, бросил колдуну плод и услышал знакомое грозное шипение. Маг, поймав плод на лету, поспешно произнес какое-то заклинание, и в жадных руках засверкал четвертый кусок талисмана. Рагон Сатх тут же присоединил его к трем остальным и, нежно поглаживая, ласкал получившуюся фигуру.
Наконец он махнул рукой в сторону Конана, и красные круги с новой силой замелькали перед глазами киммерийца, скрыв и колдуна, и башню.
Глава девятая
Боль пульсировала в затылке, но мысли проносились ясные и четкие. Он прошел испытание, добыл Рагон Сатху еще один кусок золотого талисмана. Значит, сейчас он у себя. Надо открыть глаза… Но как это трудно…
Ему не сразу удалось, превозмогая тупую боль, разлепить веки. Да, все правильно, он у себя в спальне, кругом тишина, солнце еще не играет золотыми лучами на стене, утро только начинается…
Конан, пошатываясь на непослушных ногах, добрел до двери и отодвинул засов. Потом вернулся к ложу и с облегчением рухнул на мягкие подушки…
Когда он снова пришел в себя, солнце уже заливало ярким светом всю спальню. Все случившееся ушло куда-то далеко, как прошлогоднее воспоминание, и голова больше не болела. Король почувствовал, как что-то прохладное легло ему на затылок, и, скосив глаза, увидел Имму. Она опускала в серебряную чашу с каким-то снадобьем сложенный в несколько раз кусок полотна. Рядом, держа его руку, сидел Дамунк и внимательно всматривался в лицо короля. Когда Конан открыл глаза, лекарь с облегчением вздохнул и сказал девушке:
– Опасность миновала! Беги, вели принести кувшин вина, и прихвати тот маленький красный флакончик, про который я тебе вчера говорил… Торопись, девочка, а я пока сменю примочку! – И он стал вынимать полотно из серебряной чаши.
Снова Конан ощутил прохладное прикосновение и прикрыл глаза, погружаясь в приятную дремоту. Он проснулся на несколько мгновений, чтобы выпить кубок вина, в которое Дамунк налил немного жидкости из красного флакончика. Как будто живительный огонь побежал по телу, и Конан снова уснул, чтобы проснуться уже к вечеру здоровым и полным сил. Теперь около ложа сидела королева, с тревогой ожидая его пробуждения. Ошейник, с которого она не сводила глаз, вызывал у Зенобии какие-то смутные воспоминания, от которых сердце сжималось в испуганный комок. Но, когда Конан, проснувшись, улыбнулся своей обычной улыбкой, ее тревога сразу рассеялась. Она, ни о чем, не спрашивая, ласково провела рукой по его волосам, стараясь не глядеть на страшный обруч. Конан сел, сжав в ладонях руки жены, и посмотрел в окно:
– Как, уже вечер? Значит, я весь день проспал? Со мной что-нибудь случилось?
Зенобия молчала, и королю ответил Дамунк, приблизившийся к ложу с новым кубком вина:
– Да, мой повелитель! Живительные сон и мое лекарство восстановили твои силы. Прошлая ночь оказалась очень трудной, но сейчас все в порядке. Вот еще один кубок с лекарством, прими его!
