– Вы предлагаете запустить в ролик про водку младенца? – нервно дернув щекой, уточнил Обухов.
– Отнюдь. – Приняв гордую позу, Агнесса с вызовом глянула на Константина. – Но породистый пес, несомненно, рекламу бы украсил. Если хотите, я могу привезти на съемки Кардинала. Лабрадор, между прочим, одна из самых аристократичных пород. Он очень исполнительный, послушный и крайне фотогеничный. У меня есть с собой несколько фотографий, можете сами в этом убедиться.
– Давайте как-нибудь в другой раз.
– Кость, а чего голову ломать? – Грохотова нетерпеливо заерзала на стуле. – Твоя идея насчет пикантных дам и мужественных мачо в роскошных интерьерах – суперкласс. А детали мы по ходу додумаем. Романтическую музыку подберем, я эту «Сладкую истому» в слогане постараюсь с чем-нибудь срифмовать. С тем же «домом», например. А что? Дом, очаг – это ведь тоже, как нас сейчас просветила Агнесса Петровна, архетип.
– А я уже придумал! – обрадовал коллектив окончательно проснувшийся Андрюха:
С замечательно «Сладкой истомой»Славно спится в отеле и дома!
– Молодец! – не пытаясь скрыть издевки, «похвалил» Суслова Обухов.
Однако злую иронию уловили не все.
– Очень милый слоган, – заметила Агнесса Петровна и метнула взгляд-молнию в сторону Грохотовой: дескать, получай, Надюша, за свою надменность. – Тебе, Андрей, надо почаще себя в копирайтерстве пробовать. Только вот если мы позиционируем товар не как напиток, а как одежду, правильнее будет так:
В замечательной «Сладкой истоме»Сладко спится в отеле и в доме.
В отделе повисла тишина. Обухов секунду посидел, прикрыв рукой глаза, и, не отнимая ладони от лица, подал голос:
– Алик, а ты что думаешь?
– По поводу белья или по поводу водки?
– Давай про водку. Ее-то нам тоже надо рекламировать.
– Предлагаю использовать прием, который в рекламе водки «Абсолют» применяли, но давно, а значит, неправда. Что-то вроде комикса из трех картинок. Кадр первый: замотанная заботами по хозяйству тетка – можно в тех самых трениках, про которые ты говорил, в халате замызганном – шагает за стоящую рядом с ней бутылку со «Сладкой истомой». Тетка и сосуд, естественно, одного размера. Бутылка, может, даже чуть больше. Второй кадр – сквозь стекло и жидкость виден размытый силуэт этой бабы. Кадр третий – из-за бутылки выступает, в смысле вышагивает, роскошная женщина, суперсекси вамп. И одеть эту преображенную девицу можно в роскошный пеньюар из коллекции. Как?
– Вы всего два дня назад говорили, что воровать чужие идеи нехорошо! – возмутился Суслов. – Про плагиат рассуждали, про самоуважение.
– Дружище, в этом мире все плагиат, – примиряюще пробасил Алик. – Все когда-нибудь где-нибудь уже было, в том числе и в рекламе…
– Михаил Иосифович, ваше мнение?
– По-моему, обе идеи – и с роликом, и с комиксом – хорошие, – откликнулся погруженный в какие-то свои размышления Гольдберг. – В телеварианте можно использовать такой манипулятивный прием, как засыпание, прибегнуть, так сказать, к показу естественного трансового состояния. А в остальном все прекрасно: и показ шикарной жизни, к которой наш потребитель изо всех сил тянется, и источающие страсть женщины и мужчины…
– Вы так считаете? – Обухов подозрительно взглянул на психолога. – Ну тогда я поехал домой. Вы все можете оставаться, если есть намерение покрутить тему еще, а я чего-то устал.
– А че здесь сидеть? – поднялся со своего кресла Алик. – Я тоже… чуть не сказал «домой»… Короче, я по бабам.
– Э! Э! Э! – заорал Андрюха и, подскочив к двери, преградил выход Обухову и примкнувшим к нему Алику и Михаилу Иосифовичу. – А кто дегустацию водки обещал?! Мы тут зря, что ли, до полуночи сидели?
– А не рановато ли тебе водку-то пить? – попытался отскрести второго дизайнера от двери Алик, но тот будто и в самом деле размазался по дубовому массиву.
– Мне уже двадцать четыре! – всерьез обиделся на Алика Андрюха.
– Да ты че? Не похоже…
– Ладно, ладно, возьми у меня в сейфе бутылку, – не дал Суслову впасть в негодование Обухов. – Дам не забудь угостить, гусар!
Удар
Ненашев возвращался домой за полночь. Ни выпитая водка, ни секс-упражнения, проделанные с одной из сотрудниц банка-партнера, напряжения не сняли. На душе было противно.
«Ну зачем я пригласил в кабинет этого придурка? – пытал сам себя Аркадий Сергеевич, глядя в рыжий затылок водилы. – Коньяк с ним пил, за жизнь разговаривал… Я ж его рожу мерзкую видеть не могу!.. А потому ты ему свою дружбу продемонстрировал, что боишься, – сам себе и ответил Ненашев. – Боишься, что сдаст тебя с потрохами прямо теперь… И зачем я его к дегтяревскому делу привлек? Сам бы справился! А теперь вынужден в глаза заглядывать, херню его слушать! Если Чухаеву хвост прижмут, он меня, конечно, заложит. Расскажет, как я ему приказал Дегтярева подставить, а он побоялся отказаться: дескать, мало того что Ненашев – начальник, но еще и зверюга, которому человека убить, все равно что чихнуть… Вагончиком идти сподручнее – меньше дадут, а в паровозики меня пристроит… А то и вовсе сухим из воды выйдет… Ну ничего, вот завершу дела, хрен они меня достанут!»
За окном плыли расцвеченные яркими гирляндами московские улицы. Столица начинала готовиться к празднику загодя – с середины ноября. Городские власти вместе с владельцами торговых точек, ресторанов, турагентств, казино создавали людям хорошее настроение, ведь в благодушном, приподнятом настроении люди легче расстаются с деньгами. Город, как насос, качал из своих жителей бабки, и никого не волновало, что, когда предновогодняя эйфория закончится, у многих не останется денег даже на необходимые продукты.
«А с чего это Чухаеву вдруг колоться? – сердито осадил себя Ненашев. – На чем его могут зацепить? Да ни на чем. Дегтяреву уже дважды в пересмотре дела отказали, напишет еще хоть сто жалоб – опять откажут. Там все чисто сработано, не придерешься. Когда следака, который его дело вел, за взятки арестовали, по нескольким приговорам допрасследования назначили, а по дегтяревскому – ни-ни. Ни родных, ни друзей, которые бы по высоким кабинетам ходили, у Дегтярева нет. Уфимцева теперь тоже не в счет. Статьев сказал, что память после этого порошка восстанавливается лишь частично и то не сразу. Есть один опасный вариант: если Чухаев со Статьевым скорешатся и изложат друг другу имеющуюся у них информацию – юрист расскажет полковнику про Дегтярева и визит Ольги к частному детективу, а шеф службы безопасности проинформирует того о порошке. Но они ж не дебилы, чтобы такое про себя рассказывать, да и ненавидят друг друга, как не поделившие течную сучку кобели…»
Горько усмехнувшись, Ненашев только тут заметил, что машина уже въехала на территорию элитного поселка, в котором у владельца «Атланта» был солидный особняк. Московскую квартиру и загородный дом, в который прежде наезжал по выходным, Аркадий Сергеевич продал вскоре после того как вышвырнул Ингу из московской квартиры на Чистых прудах, из загородного дома, из своей жизни.
На пороге служившего прихожей холла припозднившегося Ненашева встретил пес породы чау-чау. Мохнатый, похожий на медведя, но ласковый и смирный, как новорожденный теленок. Сегодня к традиционным восторгам – вилянию хвостом, тыканью мордой в хозяйские ботинки – Кевин был явно не расположен. Всем своим видом двухлетний кобель выражал недовольство, даже негодование поздним возвращением хозяина.
«Ему бы сейчас встать на задние лапы, а передние упереть в бока – ни дать, ни взять ревнивая жена», – подумал Ненашев. А Кевин, словно для большей достоверности, сердито залаял, ворча и подвывая, мол: ты где был?! Бедный я, несчастный… Сколько тебя ждать, а?! Других собак уж давно прогуляли, один я тут сижу, никому не нужный…
– Ну, извини, друг, извини. Больше, обещаю, такого не будет!
Ненашев присел на корточки и почесал Кевину под мышками. Пес для приличия немного поворчал: мол, вот знаешь мою слабость, пользуешься ею беззастенчиво – и простил хозяина. Засунул мохнатую башку Ненашеву между коленей и умиротворенно засопел.
– Эх, балбес ты, Кев, балбес! – вздохнул Ненашев. – Чуть приласкали, прощения попросили – и ты уже растаял, на попятную пошел.
Ненашев вспомнил, как через неделю после заселения в дом-дворец поехал в расположенный рядом Николо-Архангельский питомник и купил там трехмесячного щенка. Смешного, нелепого и трогательного. Не сделай он этого – сошел бы с ума. От одиночества и от того, что обычно называют «муки совести».
На банкет по случаю шестилетия компании Дегтярев пришел один, без Ольги. И у Ненашева – он и сам не смог бы объяснить почему – противно засосало под ложечкой. Стас отсутствию своей дамы дал внятное объяснение: всю предыдущую ночь Ольга готовилась к какому-то ответственному коллоквиуму, а во второй половине дня у нее был спецсеминар по «бизнес-английскому». Короче, поспать не удалось, выглядит не лучшим образом, а потому попросила Дегтярева не настаивать на ее участии в торжестве.
